— Эй! — закричал он, забыв, что на нем шлем. — Есть кто-нибудь живой?

— Не кричи, а загляни в иллюминатор, — посоветовал пилот.

— Иллюминатор закрыт… попробую проникнуть через аварийный выход.

Прошло несколько минут, Тимонен слышал только тяжелое дыхание итальянца. Проникнуть внутрь было нелегко.

— Ну, что там?

Трояни не ответил. Дверца поддалась его усилиям. Подтянув трос, он полез в тамбур.

Космический холод стоял в кабине штурмана. У разбитых приборов связи лежал человек в скафандре. Трояни перевернул его на спину, заглянул за опущенный светофильтр.

— Тим! Нашел Донцова!

— Живой?

— Живой или мертвый, не знаю. Ищу Петерсена.

Опять несколько минут молчания.

— Срочно тащи сюда Донцова! — приказал Тимонен. — Что ты там копаешься?

— Тащу! Приготовься!..

Когда Тимонен осторожно снял со спасенного скафандр, он увидел перед собой юношу лет шестнадцати с исхудалым иссиня-белым лицом.

— Сердце бьется, — сказал Тимонен.

— Поступим согласно указаниям доктора Орлянкина, — ответил итальянец и, набрав в шприц сильнейшего укрепляющего средства, быстро и уверенно сделал укол.

Алеша открыл глаза.

— Где Петерсен? Ты нас слышишь? Где Петерсен? — спросил Трояни.

— Штурман… за дверцей, — шепнул Алеша.

— За какой дверцей?

— Автоматика… радиация… — с трудом произнес мальчик.

Тимонен взглянул на часы. До вспышки осталось пятьдесят часов. Каждая впустую потраченная минута могла их погубить. Он взглянул на итальянца — и Трояни все понял. Понял и со вздохом вновь надел на голову шлем…

Через полчаса он вернулся:

— Мертв, — коротко бросил он Тимонену.

Потом потряс почти пустые баллоны скафандра Донцова.

— Тут мы успели вовремя.

До вспышки оставалось сорок девять часов пятнадцать минут.

Тимонен сел к пульту управления, откинулся в амортизационном кресле. Рядом, в другом кресле, лежал Донцов.

— Он все еще не вполне очнулся, — заметил Трояни.

— Это даже хорошо. Будет жестокая перегрузка. Ложись и ты.

— Перегрузка по мне лучше невесомости, — ответил итальянец, болтаясь в воздухе.

— Это ты говоришь потому, что не испытывал настоящей перегрузки… Держись!

Из правой носовой дюзы вырвались зеленые язычки пламени. «Гермес» медленно повернулся — курс на Меркурий!

— Начинаю ускорение!

Корабль ринулся вперед. Джакомо прижало к полу. Пружины кресла пилота со скрипом сжались до предела. Алеша застонал.

— Скоро ли? — хрипло, с трудом выговорил Трояни, — Скоро ли? Дьяболо!..

Глаза пилота налились кровью, но он не отрывал их от показателя скорости, расхода горючего и циферблата часов. Алеша опять застонал…

И вдруг снова стало легко. Трояни «подлетел» к пульту:

— Ну как, успеем?

Тимонен ничего не ответил, только посмотрел на него, и Трояни понял, что опасность не миновала…

А в эту минуту в кают-компании «Меркурия-1» было шумно.

— Спасли! Спасли! — повторял Гюнтер.

— Гип-гип-гип-ура! — ревел Джексон.

— Ура! Знай наших! — вторил ему Орлянкин.

— Спасли?.. Рано еще радоваться, — ворчал Лекок.

— Жан, — заговорил Гюнтер, — надо сообщить хорошую новость Земле, а может, еще раньше — Марсу. Ведь на Марсе работают родители Донцова. Они считают его погибшим. Наверно, убиты горем.

— А ты хочешь убить их еще раз?

— От радости не умирают.

— Пойми, когда этот мальчик будет вот здесь, среди нас, в безопасности, я первый вызову Марс. Но сейчас… неужели вам надо объяснять. Спасли Донцова для того… чтобы он умер от лучевой болезни.

Все примолкли.

— От лучевой болезни можно излечить, — заметил Орлянкин.

— Но не от такого поражения!

Гюнтер посмотрел на часы:

— Я верю, что они успеют.

— К чему самообман! — выкрикнул Лекок. — У них мало горючего. Им надо сохранить его для торможения. Они… они… погибли! — с вызовом заключил он и вышел.

…Орлянкин пошел дежурить в комнату связи, а Гюнтер и Джексон, надев скафандры, вышли наружу. Надо было готовиться к вспышке.

Странный вид приобрела станция «Меркурий-1». Она ощетинилась множеством астрономических труб и антенн. Ажурные чаши радиотелескопов чуть покачивались, будто фантастические огромные цветы.

— Знаешь, Ганс, что мне напомнила сегодня наша станция? — спросил Джексон. — В старых фильмах о последней войне я видел рубеж обороны. Верно, похоже?

— Да, если заменить телескопы пушками, а радиотелескопы звукоуловителями и прожекторами, — ответил Гюнтер. — А вообще ты прав. Это наш рубеж обороны и атаки — все вместе.

На следующий день в комнате связи дежурил Джексон. Орлянкину поручили встречать «Гермес», а Лекок с Гюнтером работали в обсерватории.

…Тимонен повел корабль в облет планеты, гася скорость короткими взрывами из носовых дюз. Он забыл и думать о вспышке на Солнце. Одно занимало его в эти минуты: хватит ли горючего для посадки? Он косил глаза на красную стрелку, медленно, но неумолимо ползущую к нулю.

Корабль терял скорость. Тимонен приказал Трояни надеть скафандр на Алешу. Потом, помогая друг другу, оделись и они.

Еще минута, еще… пора!

Из передних боковых дюз полетели зеленые язычки пламени. Корабль начал поднимать носовую часть к медленно принимать вертикальное положение.

Гигантская сигара начала стоймя падать на ярко освещенный круг космодрома. Из нижнего широкого сопла вылетел толстый столб зеленого огня и ударил в скалистую почву. Три опоры, напоминающие когтистые лапы орла, отошли от корпуса «Гермеса», готовясь принять на себя его тяжесть.

Ниже, ниже… вот уже совсем немного осталось, метров пятнадцать, десять…

В этот миг красная стрелка указала на нуль — горючее кончилось. И, тяжело рухнув огромной тяжестью на согнувшиеся опоры, корабль вздрогнул и замер…

Орлянкин, забыв об осторожности, побежал к месту посадки, хотя каменистый грунт еще дымился вокруг «Гермеса». Планетолет был недвижим и тих. Казалось, он отдыхал после трудного пути.

Но вот беззвучно открылся нижний люк — и легкая, но прочная лестница поползла вниз. Две фигуры в скафандрах высунулись, помахали руками, и Орлянкин услышал в своем шлеме голос Трояни:

— Кто нас встречает — не разберу. Ночью все кошки серы, все люди в скафандрах одинаковы.

— Это я! — Орлянкин подтащил к кораблю тележку с носилками.

— А, доктор Орлянкин и «Скорая помощь»! — захохотал итальянец.

Осторожно поддерживая Алешу, почти неся его на руках, спустился Тимонен…

Когда они уже входили в первый тамбур станции, Тимонен спросил:

— А вспышка? Была?

— Ждем, — ответил Орлянкин. И в этот миг черно-лиловое небо прорезали радужные иглы, заплясали, заструились розовые ленты. Это в скудную атмосферу Меркурия ворвались солнечные излучения колоссальной мощности.

— Успели-таки! — и Орлянкин накрепко завинтил толстенную дверь второго тамбура.

Лекок слышал за дверью веселый разговор товарищей, иногда доносился слабый голос Алеши. После возвращения «Гермеса» прошло несколько дней. Все вошло в свою колею, но отношения Лекока с «меркурианами» оставались натянутыми.

А как ему хотелось, чтобы все было по-прежнему! Сегодня станция празднует спасение Донцова, и сегодня же будет сообщено на Марс это счастливое известие. До чего же хочется принять участие в общей радости, пошутить с Трояни, потребовать из его «владений» бутылку шампанского…

Нет, что-то мешает ему выйти вот сейчас к друзьям с улыбкой и с ясной душой. Как же назвать это «что-то»?

Уязвленное самолюбие?. Нет, самолюбие не так уж сильно пострадало. Так что же другое?

Престиж ученого?.. Тоже нет. Авторитет его, как ученого, не затронут.

И неожиданная мысль заставила его покраснеть и закрыть лицо ладонями: а не проявил ли он трусость?