Изучение греческого глагола hermeneuein и родственных ему слов в Септуагинте и Новом Завете[88], не принимая во внимание семь случаев его употребления в 1 Кор. 12—14, показывает, что в девятнадцати случаях из двадцати одного его значение — «переводить»[89]. Эти данные[90] подводят к выводу, что в терминах, используемых Павлом для передачи смысла, «переводить» возникает как нечто сопутствующее «говорению на языках» и, по словам профессора Дж. Г. Девидса, «отчетливо подразумевают перевод с иностранного языка».
Вывод о том, что «истолкование» означает «переводить» «говорение на языках», далее подтверждается цитированием Павла Ис. 28:11 в 1 Кор. 14:21. Как мы уже видели выше, ассирияне будут говорить с израильтянами на «иностранных языках», поскольку последние отвергли простую и ясную весть пророков на их собственном еврейском языке. К этому следует добавить, что в 1 Кор. 14:10, 11, где не понимают говорящего чужестранца, как раз и подчеркивается, что речь идет об иностранных языках. Даже такой исследователь, как Бехм, который полагает, что «в Коринфе… глоссолалия есть бессмысленная экстатическая речь», вынужден признать, что «создается впечатление, что говорят на иностранных языках (4:10, 21)». Это не просто впечатление, это более чем обоснованный выбор Павлом соответствующих терминов.
Следует вопрос, почему в Книге Деяния не упоминается дар истолкования, который приобретает столь важное значение в 1 Кор. 12—14. В Деян. 2 перевод не требуется, поскольку среди собравшихся были люди, для которых речь «говорящих на языках» и возвещавших Евангельскую весть была родной. В 1 Кор. 12—14 ситуация иная отнюдь не потому, что коринфские христиане говорят на невразумительной глоссолалии[91], но потому, что некому здесь понимать речь на иностранных языках. «Говорящий на языках», которого не понимают слушающие, нуждается в переводчике. Хотя Лука в Деяниях не употребляет слов, родственных hermeneia («перевод»), в своем рассказе об иных языках он, тем не менее, одно подобное слово, описывающее перевод с одного языка на другой, все же использует. В Деян. 9:36 он пишет об одной ученице, именем Тавифа, что «значит», т. е. «переводится» (diermeneuo) «серна». Таким образом, в Деяниях мы находим подтверждение, что слова, родственные hermeneia, означают «истолковывать» в смысле «переводить».
В результате нашего исследования феноменов греческих религий, которые привлекались в качестве параллелей дару языков, мы были вынуждены признать, что корректных параллелей новозаветному феномену не выявлено. С одной стороны, в этих религиях документально не зафиксированы глоссолалии как пример бессмысленной речи и, с другой стороны, в них мы не находим случаев чудесного овладения нормальными иностранными языками. Наше изучение терминологии, связанной со словом «истолкование» в Новом Завете и вне его пределов, подводит нас к заключению, что «говорение на языках» в Коринфе было чудесным овладением ранее неизвестными иностранными языками.
Теперь давайте вернемся к прорицаниям (в греческих исступленных религиях — mantis[92]), которые представляют собой неясные и попросту темные высказывания, когда сам их автор, очевидно, не понимает произносимого. Согласно Поллуксу, с ним сотрудничает человек, которого называют sophron, и он–то, полностью владея собой, находится рядом, молится и «истолковывает» (греч. exegetai) изречения и видения[93]. Есть существенное отличие в языке Павла, слова которого — «истолковывать» и «переводить» — не повторяют употребляемых в эллинистических культах. Он не использует обычное для этих религий слово «экзегеза». А разве различие в употребляемой терминологии греческих исступленных культов и в языке Павла не указывает нам на то, что Павел в действительности говорит о чем–то другом, кардинально отличающемся от исступления в языческих религиях? Трудно не прийти к подобному выводу.
12. Языки и пророчества
Представляется полезным прежде изучить язык Павла в его рассказе о даре пророчества, чтобы уяснить, чем он отличается от языка, употребляемого в те времена для описания феноменов языческих религиозных культов.
В Дельфийском и Дионисийском культах, как сообщает Бехм, прорицания приравниваются к пророчествам. С другой стороны, Павел четко различает «пророчества» и «говорение языками». Это два совершенно обособленных духовных дара (1 Кор. 12:8—11, 14:1—5). Принципиальное отличие кроется во взаимодействии с духом (греч. pneuma). В Дионисийском культе одержимость священным духом происходит, когда «Бог всецело входит в тело (и) дает экстатическую силу возвещать то, что должно произойти (в будущем)»[94]. «Дух» в 1 Кор. назван не «священным» (греч. hiereu), как в культе Диониса в описании Еврипида, он назван «святым» (греч. hagion), как во всех Павловых текстах и, в частности, в 1 Кор. 6:19, 12:3 (ср. 10:1—22, 12:4—13). Павел различает Святой Дух и дух язычества тем, что употребляет совершенно иное прилагательное.
Цель ночных вакхических оргий — mainesthai, «выйти из ума». Это нечто прямо противоположное тому, что Павел желает для «говорящих па языках» (1 Кор. 14:23). Выражаясь яснее, люди, стремящиеся истолковать 1 Кор. 14 с привлечением экстатических эллинистических культов вопреки их несовместимости, раскрытой Павлом, вынуждены искусственно преобразовывать феномен языческих гадательных «пророчеств» в происходившее в Коринфе «говорение на языках». Но эти два опыта несопоставимы.
Неистовство, в которое приходят поклоняющиеся Аполлону в Дельфийском храме, обозначается как «божественное неистовство» (греч. theia mania). В этом состоянии неистовства от богов через оракула передается, откровение, но, по–прежнему, на нормальном языке. Аналогичным образом все происходит и у сивилл, которые пророчествуют. У этих женщин, неожиданно впадающих в транс, менялся цвет лица, волосы спутывались, они тяжело дышали, пена выступала у рта и движения их были неистовы. Они изрекали мистические фразы в форме оракула. «Пророчества» или «прорицания» — неотъемлемая часть экстатического язычества, но ничего похожего на глоссолалию при описании опыта этих религий не обнаружено.
По поводу состояний транса пифий в Дельфийском оракуле Е: Р. Доддс пишет, что «бог проникал в нее и использовал ее голосовые связки как будто свои, в точности так, как осуществляется "контроль" в современном медиумном спиритизме». Образ Дельфийского оракула, составленный этим ученым, совпадает с тем, что мы наблюдаем при одержимости медиума в спиритизме. Это, разумеется, отнюдь не то, что мы находим в Новом Завете вообще и в 1 Кор. 12—14 в частности.
Н. Энгельсен, следуя по стопам предшественников, утверждает, что «говорение на языках» и пророчество в Коринфе не вполне прозрачно для толкования. Для него существенно и то, что в древнегреческом нет специального слова, обозначающего бессмысленную, вдохновленную богами речь. Исходя из сложностей такого характера, Энгельсен постулирует, что и осмысленная, и бессмысленная вдохновенная речь не различалась ни в христианскую эпоху, ни до нее. Он также приходит к выводу, что «говорение языками» в Коринфе — результат достижения транса и, следовательно, этот дар есть экстатический опыт бессмысленной речи, т. е. глоссолалия.
Эти предположения Энгельсена были опровергнуты исследованиями, которые показали, что новозаветные пророчества не являются результатом транса. Следует напомнить, что Павел не соединяет «говорение языками» с состоянием транса. Он избегает любой подобной ассоциации. Как пророчества, так и «говорение языками» — дары духовные, они не совпадают, хотя и исходят из одного источника — Святого Духа. Причем пророчество — дар, к которому коринфянам следует стремиться прежде, чем к дару иных языков (1 Кор. 14:1).
