Ломается жизнь на фрагменты:

Дороги, часы, разговоры.

И очень дурные моменты

Заводят ненужные споры.

Все так же судьба импульсивна,

И сердце капризам подвластно.

А глыбы пространства массивны,

И небо молчит безучастно.

Но счастья природа статична,

А горе все так же текуче,

Ты смотришь опять иронично

На время, нависшее тучей,

Что скоро на землю прольется,

Дождем пламенеющей боли…

И вечность опять усмехнется

Твоей незначительной роли.

Я не охочусь на слова,

Я не охоч до слов.

Трещит от скуки голова,

От тупости голов.

Я — символ, я — всего лишь знак.

А жизнь — как белый лист.

И в этом смысле я — пустяк,

Всего лишь — символист.

Я узнаю себя сквозь сны,

Проваливаясь в ночь.

Прошу у темной тишины:

«Хоть что-то напророчь!»

Я вижу в зеркале из слез,

Все, что не изменить…

Своих седеющих волос

Трагическую нить.

Под грустную музыку сердце стучит все сильней.

И мне непонятно, чего ожидает оно?

Я словно бы свыкся с текучею тяжестью дней,

И призраки счастья меня не тревожат давно.

И годы ненужные бродят за темным окном.

Я не замечая их, снова о чем-то пишу,

Не делая больше различий меж явью и сном.

Мистическим воздухом больно и трудно дышу.

И все недоступное ближе покажется мне,

Лишь в дали Вселенной спокойно душа поглядит.

И странно светло улыбнется в ночной тишине,

И в небо, в холодное небо свободно взлетит.

Когда мое сердце замрет наконец,

Иль просто забудет о боли?

Смеется кошмарных иллюзий творец.

Он знает, кто пишет все роли.

Он видит все судьбы на зыбких путях,

Чертя хитроумные знаки.

Приносит трагедии в разных вестях,

И души купает во мраке.

А ветер безумья летит по стране

И жутко свистит в мои уши.

И жажда отмщенья бушует во мне,

И черною яростью душит.

Мерещатся лица и тают во мгле,

И бездна маячит порою…

А тень, мой двойник, что скользит по земле,

Захвачена этой игрою.

Сквозь длинные дни продираясь на волю,

Сквозь темные сны пробираясь наружу,

Ты выбрал себе одиночества долю:

Реальность тоски да беззвездную стужу.

Есть несколько строк, что тревожат бумагу,

Немного шагов в холодеющем мраке.

Постой, помолчи, вызывая отвагу,

Ведь хаос готовится к новой атаке.

И жизнь награждает то явью, то бредом:

Неясно поет ли душа или стонет…

И что-то зловещее движется следом,

И мир умирает на теплой ладони.

Палящее солнце сжигает сознанье,

Слепое безумие опыты ставит.

И годы становятся воспоминаньем,

И обручем памяти голову давят.

На полотно судьбы нанесены мазки,

И паутины дней мерцает позолота.

И нежен томный взгляд насмешливой тоски,

Разбитая душа надменно ждет чего-то…

Весна уходит вдаль, меж пальцами течет,

А в жилах кровь поет, вскипает увлеченно.

И ты на миг забыл, что ты уже не в счет.

Что солнца всех миров пылают обреченно.

И жизнь, огромный вихрь, безмерный океан,

Что волнами мечты за грань миров летела,

Опять превращена в трагический роман,

Опять заключена в ослабленное тело.

Пусть суждено сгореть, исчезнуть навсегда,

И в пропасти зеркал теряться неизменно…

Ты — воплощенный сон, ты — памяти вода,

Журчащая печаль на темном дне вселенной.

На черном свете жизни блеф

Лежит больным пятном.

И беды, дерзко осмелев,

Уж бродят за окном.

Я что-то снова бормочу,

Не понимая что,

Я неизбежного хочу

И вечного ничто.

Забыть, и навсегда уйти,

Закрыв плотнее дверь

В иную плоскость перейти.

Свершений и потерь.

Отсюда не видать никак

Что там, за гранью сна?

Какой еще начертит знак

Безумная весна?

Надменность падает во взор

И пропадает в нем.

И занимается простор

Оранжевым огнем.

И ироничная судьба

Шпыняет каждый миг.

Летит высокая мольба

И блекнет промеж книг.

Цветет черемуха, сирень,

И проклятая грусть

Стихи читает каждый день,

Читает наизусть.

И в никуда бредет душа

Ей весны не нужны.

Ей снятся, прошлое круша,

Трагические сны.

Как жизнь проста, как жизнь пуста,

Тщеславна и горда.

Вот и вписалась в тень креста

Заветная звезда…

По сонным кошмарам уходишь куда-то,

За тысячи верст от превратностей жизни.

Душа в одиночество темное сжата.

Не помнит о светлой, о дальней отчизне.

И я потихонечку в тень превращаюсь,

И годы становятся злей и короче.

Но я не жалею, и я не смущаюсь:

Лишь жилы наполню чернилами ночи.

Струится меж пальцев надежда и горе,

И боль утверждает глухую отвагу.

Так падают звезды и гаснут во взоре.

И ненависть сердца сжигает бумагу.