Пальцы бабушки остановились и теперь свободно свисали с подлокотников кресла.

– Вероятнее всего, правда.

Сердце Верити упало, как раненая птица. Никакая подготовка не могла смягчить для нее эту голую правду.

– Вероятнее всего? – переспросила она. – Но точно вы не знаете?

– Точно никто не знает. Ничего нельзя доказать. – Старушка покачала головой и поджала губы. – Хотя все это с самого начала дурно выглядело. Похоже, что он в самом деле это сделал.

– Но почему? – спросила Верити, безуспешно пытаясь сдержать жалобные ноты в голосе. – Миссис Бодинар сказала, что он очень любил леди Харкнесс. Зачем же было ее убивать? И своего ребенка?

– Точно не знаю, – ответила бабушка, – но когда он вернулся из Испании, он был уже другой. С ним что-то случилось.

– Да, правда, – вмешалась Кейт Пескоу. Разговаривая, она подбрасывала на колене розовощекого малыша. – После возвращения он стал так смотреть, как будто готов откусить тебе голову.

– Пришел домой каким-то жестоким, да, – Ева Данстан.

– Как они погибли? – спросила Верити.

– Сгорели, – ответила бабушка. Верити содрогнулась:

– Боже правый! И вы считаете, что это он поджег?

– Возможно, – сказала бабушка. – Похоже, что он это сделал.

– Расскажите мне, как все произошло.

Прежде чем заговорить, бабушка Пескоу некоторое время молча оглядывала комнату.

– Ну, насколько я помню, – начала она, – юный Тристан – это его сын – и мальчик Диггори Клегга Билли играли в одной из старых конюшен недалеко от большого дома. Это был пустой сарай, старый и разваливающийся. Мальчики часто там играли. Не только Билли Клегг, но и другие деревенские ребята тоже. Чарли, сын Кейт. Евин Робби. Лукас Кемпторн. В Пендургане не было детей одного круга с маленьким Тристаном, поэтому ему позволяли играть с мальчиками Сент-Перрана столько, сколько он хотел. В тот день загорелся сарай. Никто не знает как, но там была солома и все такое, и он вспыхнул, как лучина. Ровена, леди Харкнесс, увидела огонь, выбежала и стала звать на помощь. Джеймс стоял и смотрел на огонь не двигаясь. Леди Харкнесс трясла его и кричала, умоляла о помощи, но он не сдвинулся с места. Тогда она побежала в сарай сама и попыталась спасти мальчиков. Но огонь уже был слишком сильный. Крыша обрушилась, и они остались там. Все трое сгорели: юный Тристан, мальчик Клегга и леди Харкнесс.

– А лорд Хартлесс, подлый трус, не сдвинулся ни на дюйм, чтобы помочь, – сказала Ева Данстан. – Он стоял и пальцем не шевельнул, пока его красавица жена и двое мальчиков умирали.

– Боже мой! – воскликнула Верити. – О Боже милостивый!

В доме повисла тишина, нарушаемая только легкими звуками рассыпающегося торфа. Верити физически ощущала, как мука у нее в душе растет наподобие опухоли. Это было совсем не то, чего она ожидала. Это было намного хуже. Хотя он не держал пистолет у их головы, не приставлял к их горлу нож, его бездействие точно так же убило их. Как он мог сделать такое? Это было непонятно.

– Но откуда вы все это знаете? – спросила Верити, хватаясь за каждую ниточку, чтобы как-то связать все воедино. – Если все погибли, откуда вы знаете, что лорд Харкнесс сделал, а чего не сделал?

– Все это видел старый Ник Треско, – ответила Кейт Пескоу, поднимая на плечо свое неугомонное дитя. – Он был управляющим в Пендургане. Работал там все время, сколько я себя помню. Он был в поле, когда увидел огонь, и сразу побежал обратно. Он видел лорда Хартлесса, когда тот стоял как статуя и смотрел на огонь. Ник видел, как ее милость пыталась добиться от него помощи. К тому времени когда старый Ник прибежал на помощь, было уже слишком поздно. Он утверждал, что его проклятая милость не сказал ни слова. Только таращился и таращился на огонь какими-то дикими глазами.

– Старый Ник после этого ушел из Пендургана, – сказала бабушка, неодобрительно глянув на Кейт из-за ее грубых слов. – Он не мог больше на него работать после того, что увидел. Он сказал, что ему от этого стало тошно.

Верити, конечно, все это было понятно: ее самое затошнило.

– А почему он решил, что именно лорд Харкнесс поджег? – спросила она.

Борра Нанпин подняла голову от своего рукоделия и в первый раз заговорила.

– Он один был там поблизости, – произнесла она своим мягким, робким голосом. – Старый Ник сказал, было похоже, что подожгли сразу в нескольких местах. Обычно так не бывает.

– Это он поджег сарай, точно, – добавила Ева Данстан. – Как и другие.

– Какие другие?

Женщины опять замолчали. Ева рассматривала свои руки, лежащие у нее на коленях, и не отвечала. Верити посмотрела на бабушку.

– Какие другие? – повторила она.

– После этого у нас было еще два или три пожара, – сказала бабушка. – Больше никто не пострадал. Все они были бессмысленные, но Джеймс Харкнесс был поблизости от каждого из них, когда это случалось.

– Что вы говорите?! – воскликнула Верити, в голосе которой уже зазвучала истерика. – Он что – сумасшедший, которому нравится устраивать пожары?

Бабушка пожала плечами:

– Точно я не знаю. Просто рассказываю тебе все, что произошло, как ты просила. Я же говорила, что история темная.

Да уж, с этим спорить трудно. Неужели она живет в доме поджигателя? О Господи! Ее целовал человек, который с безразличием смотрел, как гибнет его семья, в то время как мог бы спасти их. Или даже человек, который сам устроил этот пожар, преднамеренно убил их. Неужели она теперь обречена всегда вспоминать этот поцелуй и, да простит ее Бог, какое удовольствие он ей доставил? Или она обречена на нечто худшее?

Верити вытерла влажные щеки, щурясь от щиплющего глаза едкого торфяного дыма.

Ветер стих, и тонкий солнечный луч пробился сквозь синие облака на северо-западе. Намечающееся прояснение погоды должно было бы поднять настроение Верити, но она едва заметила перемену. Она устало тащилась по тропинке, ведущей в Пендурган, и чувствовала себя так, как будто тянула за собой тяжеленный воз.

Несмотря на все основания опасаться за собственную безопасность, Верити мучилась не от беспокойства за свою жизнь. Вместо этого она чувствовала себя неожиданно несчастной из-за того, что услышала. Она ожидала, что в какой-то степени слова Агнес Бодинар подтвердятся. Но почему гораздо труднее смириться с опасностью, исходящей от сумасшедшего, чем просто от порочного человека?

Единственным объяснением тому, что рассказали бабушка Пескоу и другие, было сумасшествие. Так что все зло в конечном счете коренилось в сумасшествии.

Она добивалась правды и получила ее. Теперь, зная правду, она была сбита с толку еще больше, чем прежде.

Из меланхолической задумчивости Верити вывело приближающееся цоканье лошадиных копыт, приглушенное размякшей после дождя грязью дорожки. Верити было подумала, что это лорд Харкнесс, но, подняв глаза, с облегчением увидела красивого светловолосого джентльмена, скачущего в ее сторону. Он осадил лошадь и снял шляпу.

– Добрый день, – сказал незнакомец, тепло улыбаясь.

Верити вежливо кивнула, поздоровалась в ответ и двинулась дальше, намереваясь продолжить путь по тропинке. Она не имела понятия, кто этот джентльмен, но, учитывая свое необычное положение и слухи, которые ходили вокруг нее, она остерегалась незнакомцев. Верити пока не забыла грубое поведение мистера Баргваната и не имела ни малейшего желания подвергнуться еще одному оскорблению.

– Простите меня за нахальство, – сказал джентльмен, когда она шагнула, чтобы обойти его красивую гнедую кобылу. В его грамотной речи корнуэльский говор был едва заметен. – Вы, случайно, не миссис Озборн из Пендургана?

– Да, – осторожно ответила Верити, – я миссис Озборн.

Джентльмен заулыбался еще шире. Он спешился и теперь стоял напротив нее.

– Прошу извинить меня, – сказал незнакомец. – Мне следовало дождаться, пока нас официально познакомят, но не было удобного случая. Я так рад, что встретил вас, миссис Озборн. Я капитан Алан Полдреннан, мадам. К вашим услугам. – И он отвесил ей церемонный поклон, который смотрелся довольно неуместно посреди грязной тропинки.