А теперь взгляните на карту, которую не привожу, слишком уж она секретная. Разве поискать в географии для пятого класса? По выше изложенным датам и городам увидите, как продвигались итало–украинские словечки, «костромской» сыр, а обратно возили лиственницу в Венецию. Вот вам и путь из Венеции в Кострому с перевалкой и «волоком» на речке Ламе. По пути же «из варяг в греки», по речке Ловать от Днепра, венецианцы, вернее, их агенты, ходили налегке, исключительно за «лицензией» в Великий Новгород, которому принадлежали все эти земли до самого Урала, и к которому «прислонилась» Московская Русь при Иване III. Здесь уместно упомянуть два обстоятельства. Во–первых, о евреях. Во–вторых, об основании Москвы. Я писал, что евреи на Руси появились вместе с «рюриковичами», то есть с «хазарами». Теперь открылся еще один путь, более прямой, из самой Венеции, которая уж совсем недалеко от Везувия. Я так думаю, что оба пути равноценны, только могу сказать, что по пути «из Венеции в Кострому» часть из них могли прибыть несколько раньше. Для этого я и хочу рассмотреть основание Москвы. Авторы «новохрона–2» убедительно доказали, что Москва основана не ранее 1380 года, года Куликовской битвы. А зачем ее было осваивать раньше? Ведь лиственницы в московских лесах нет. Притом, если был Волоколамск, то зачем Москва? Он ведь все равно раньше Москвы основан на 12 лет, даже по официальной версии. У нас есть хорошая пословица, что «рыбак рыбака видит издалека». Еврей еврея – тоже, хотя такой пословицы и нет, но мы–то об этом и без пословицы знаем. Поэтому «хазарские», они же «византийские», они же «венецианские» евреи быстро нашли общий язык, который, собственно, и находить не надо было, так как это письменный язык талмуда, и основали Москву на истоках трех великих восточноевропейских рек. Но это было, конечно несколько позднее, когда «лиственничный путь» был достаточно хорошо разведан с точки зрения географии. И разведчиками первыми, конечно, были венецианские евреи. Кстати сказать, коренные венецианцы и сегодня очень похожи на евреев, и лицом, и правилами жизни, и хитростью. Сам видел, свидетелей не надо.
Постепенно, уже после «присоединения Новгорода», русские князья, которым все никак не удавались попытки «взять Казань», через новгородские земли «прислонились к Уралу» и уже самолично дорубив лиственницу в Костроме, добрались и до уральской, в Перми, которая, кстати, и не Пермь, как доказали «новохронисты–2». Осталось добавить, что главной статьей русского экспорта с момента «присоединения новгородских земель» стала древесина, причем не указана какая, хотя сосны в те времена по всей Европе было рубить, не перерубить. Стало быть, это лиственницу дорубливали. Не изобрети мир железобетонных свай, на Урале бы лиственницы не осталось совсем. Ведь тогда не было Транссибирской железнодорожной магистрали, чтобы возить ее из Сибири, где и сегодня ее – пруд пруди, ранее бесценная, она ныне годна только на бумагу.
Только прожив лет 60, начинаешь понимать, как быстро меняется русский язык, на одном поколении. Если, конечно, смолоду не занимаешься этим профессионально. Только за последние 10 лет он пополнился столькими новыми словами, никогда не употреблявшимися в России, такими как брокер, дилер, и не забудьте дефолт, что становится просто грустно. Мое поколение выросло на классике русской литературы 19 – начала 20 веков, и то приходилось обращаться к толковым словарям, правда, редко, не более 5 – 10 слов на книгу. Сегодня же многие молодые люди, воспитанные на телевизионном новоязе, классические произведения читают, как книгу на иностранном языке, который даже в школе не учили. Потому и не читают классику вообще. Чуть ли не половина Словаря Даля вышла из повседневного употребления, и теперь он представляет интерес только для специалистов по русскому языку. На Словарь же Ожегова люди моего возраста смотрят как на словарь Эллочки–людоедки Ильфа и Петрова, настолько он кажется нам бедным.
Только один пример. За один день, «день дефолта», вся страна разом выучила новое русское слово «сдулся», которого не найти ни в одном новейшем словаре. Я не говорю о Дале, у которого куст слов с корнем слова «дуть» со многими ветвями, не говоря уже о листочках, но слова сдулся нет. Его нет даже у Ожегова, который тоже не поскупился на словообразующий куст. Ибо слово сдуться – это совершенно детское слово, примеров которым у детского писателя Корнея Чуковского в его книге «От двух до пяти», имеется в виду лет, – уйма. Ибо это слово означает у маленьких детей лопнувший воздушный шарик. Дети очень любят словообразование, как только постигают его принцип. Поэтому для него совершенно очевидно, что если шарик надулся – значит, лопнув, сдулся. Но это новое «детское» слово совершенно адекватно, образно, с легкой иронией характеризует представителя среднего класса российского общества, который в день дефолта, издав легкое «шипение», чуть слышный хлопок, сдулся, остался совершенно «пустым и обвисшим». Дети, очень чуткие к языку, никогда не скажут про шарик, которым они специально «стрельнули», что он сдулся, они тогда скажут лопнул, бабахнул. А сдулся – это именно так, как я сказал о сдувшемся бизнесмене, беспричинно, быстро сдулся, потерял все свое содержимое. Поэтому это новое слово взято у детей на века, потому что одним словом выражает понятие, которое можно описать не менее чем несколькими предложениями.
Разумеется, я не для того привел этот пример, чтобы включиться в когорту лингвистов. Этот пример характеризует, как перевести 200 народов на один язык, чтобы они начали отличаться друг от друга «оканьем», «аканьем», заменой твердого «г» на почти «х» и так далее, смотрите у Даля. Пока у народов не было письменности, и пока они рождались и умирали в одной и той же деревне, различия в языках были почти такие же как, например, у русского и английского. Но как только детей направили в интернаты, работающие по одной программе от Сахалина до Кенигсберга (терпеть не могу Калинина), как только стали вербовать из Ижевска на БАМ, переселять народы, садить каждого третьего в тюрьму, где один язык, даже и не русский, брать в многонациональную армию на 25, 5, 4 и 2 года, когда сотни тысяч различных «присутствий» стали работать только на русском языке, то, что же вы хотите? На всей шестой части мировой суши остался только один язык. И «татарское иго» здесь не при чем.
Осталось напомнить об одном принципе, который в нашей стране существует многие века. Помните, как в 16 веке, даже и боярин, как революционер–подпольщик, изучал с величайшими предосторожностями, с переодеванием, чуть ли не с наклейкой фальшивой бороды, латинский язык и стал «знать его изрядно»? Ничего здесь не изменилось. Вся страна говорит только на русском языке. Мы даже не можем вообразить себе, что в Западной Европе, свободно перемещается не только капитал, но и труд, вернее его носители, и не испытывают больших затруднений при этом. В Голландии 100 процентов населения как свой родной знают английский язык. А когда их спрашивают, зачем? Они отвечают, так ведь страна наша маленькая и никто не будет специально изучать наш фламандский язык, а нам же надо общаться.
Хвастовство, которое в заголовке, заставляет имитировать наших правителей изучение иностранного языка в школе и институте. Главное в этом «изучении» то, что никто не должен научиться разговорному иностранному языку. Максимум – это перевести с бумажки на бумажку, но ни в коем случае не с голоса на ухо и обратно. Я даже помню большую дискуссию двадцатилетней давности в «Литературной газете» фактически между теми, кто учит, и кто хочет изучить. Те, кто хочет изучить, писали о необходимости разговорного языка как основы, а те, кто учит, настропаленные партийным руководством, наоборот, доказывали, что разговаривать незачем, а надо учиться переводить технические статьи, например, по кибернетике, в которой мы навсегда отстали. Последнюю точку в этой дискуссии поставили учителя английского языка, по книжкам которых вся страна его «изучала». Ну, разве можно изучить язык, занимаясь им 45 минут в неделю, притом «переводя», а не разговаривая? Ну, разве можно научиться языку у учителя, которого если забросить в страну, язык которой он преподает, то там он будет выглядеть ничуть не лучше своих учеников? Потому, что и его самого учили по той же самой методе, чтобы он не мог разговаривать, но мог «переводить с бумажки на бумажку. Все это отработано за 400 лет до такой степени, что сбоя не дает, и случайно встретивший иностранца наш гражданин не выдаст наших «тайн» и не узнает, как они там живут. Всего два института страны до самого последнего времени готовили людей, которые умели с грехом пополам разговаривать на иностранном языке, это МГИМО и Институт военных переводчиков, засылаемых потом в страны, где мы имели «интересы» захвата власти. Этих переводчиков «разговорного» жанра вполне хватало на все государственные нужды.
