Старик выпрямился и повернул лицо к Магадану — на правом глазу темнел лепесток.

— Остальное верни, — сказал колесничий. — Верни, или я сейчас жердью тебя по хребту...

Лицо Раппопорта уже разгладилось. Он бросил надорванную пачку лепестков, встал и пошел дальше вдоль склона.

Колесничий подобрал стикерсы, отдал их Шунде.

— А если отъедет на фиг? — спросил он.

— С одного лепестка не отъедет. Он же закаленный, знаешь, сколько их уже клеил? Идем дальше.

Поток раствора казался широкой бордовой лентой, лежащей на столе. Она свешивалась с края под прямым углом — текущий между ровными невысокими берегами, дальше поток превращался в водопад, нижняя часть которого терялась во мгле центрального колодца.

Проф, напоминавший теперь престарелого Будду, что-то вяло набирал на терминале, и Шунды представил себе, как спрятанный под черной крышкой винчестер Гэндзи ноет, моля отформатировать его, как старик все посылает и посылает запросы, пытаясь вытянуть из впавшего в тоску ИскИна новые данные о внутреннем устройстве сферы...

— Не-ет, не идет... — протянул старик почти ласково и похлопал по торцу терминала, словно младенца по попке. — Все, п-приехали...

— Что случилось? — спросил Магадан.

Они стояли у края, глядя на ровный поток раствора, отвесно текущий вниз, погружавшийся в туман, будто измазанное кровью лезвие в копну грязной ваты. От потока шел жар — здесь жидкость превращалась почти в кипяток.

— В-вроде как сломался.

— Как сломался?

— Ко-о.. коллапс у Гэндзи. Психический ступор. Завис...

— Так что же делать?

Старик помолчал, пялясь на поток разноцветными глазами.

— Надо бы вызвать платформу снизу, н-но я теперь не знаю, как до нее дотянуться. По-о... понимаете, раньше-то я через Гэндзи в локальную сеть ИскИнов в-входил и перехватывал управление ро-о... роботами. А теперь... Сигнал не проходит.

— Так а если щуп? — предложил Шунды.

— Ну-у... можно попробовать.

Одома, скинув с плеча рюкзак, достал из него бухту тонкого черного кабеля и подсоединил штекер к гнезду на боку терминала. Встав на краю обрыва, он начал опускать второй конец, увенчанный металлическим шаром антенны.

Это длилось долго. Шунды медленно стравливал кабель, поток широкой лентой струился вниз, а все остальное было неподвижно. Магадан ощущал себя букашкой, муравьем, который вместе с четырьмя другими муравьями попал внутрь полой планеты, керамического гиганта, чьи своды находятся где-то в невообразимой туманной дали, наполненного загадочной жизнью, неторопливым, навечно закольцованным механическим движением.

Наконец Раппопорт сказал:

— Есть. Я его до-о... достал.

Кабель к тому времени натянулся, и Шунды отпустил его. Некоторое время ничего не происходило, затем старик пробормотал:

— Летит к нам. Мо-о... можно отключить.

Одома выдернул штекер из гнезда и бросил конец кабеля — змеясь, тот достиг края и исчез из виду.

— Так кого мы ждем? — спросил Магадан. Шунды ткнул пальцем, и колесничий, подкатившись к водопаду, глянул вниз. Из тумана медленно всплывало что-то широкое, с выступающим горбом на ближней стороне.

— Оно... в-вот, примерно... — прошамкал старик, показывая экран монитора.

— Чего? — удивился Магадан, разглядев картинку. — Это что такое?

Верхняя часть робота, на изогнутом загривке которого покоилась площадка с ограждением, уже поднялась на высоту обрыва. Голова-утолщение, большое лицо с плоскими чертами, змеиное тело в разноцветных металлических чешуйках. Они переливались и помигивали, потрескивающие искры то и дело пробегали по ним — яркое пятно на фоне тусклых красок окружающего. Из круга ороговевшей кожи на лбу торчал кольчатый железный отросток с длинным жалом, на конце тонким, как игла, увенчанным большой мутной каплей.

Тело скрутилось винтом, чешуя зазвенела, брызгая искрами, площадка провернулась и боком прижалась к обрыву рядом с водопадом. Одома, распахнув узкую калитку в ограждении, первым шагнул вперед и тут же принялся деловито распоряжаться:

— Так, проф, ты в центре стань. Вы двое по бокам, вот здесь, а модуль рядом с профом поставьте. Магадан, ты на том конце.

— Думаешь, кто-то напасть может? — спросил колесничий, откатываясь на дальнюю сторону площадки. Колеса его тихо постукивали на ребристой поверхности.

— Не знаю.

От робота пахло смесью пота и нагретого металла, и еще какими-то биомеханическими процессами, протекающими в длинном теле. С края площадки Магадан видел это тело: вроде покрытого пестрой чешуей столба.

Стена низвергающегося с обрыва раствора была совсем рядом, возле неподвижного лица робота. Когда все встали на площадке и Раппопорт дал команду, робозмей шевельнулся, дернул кольчатым отростком и начал складываться, изгибая тулово так, что площадка медленно поплыла вниз.

Вершина обрыва исчезла из виду; теперь по одну сторону был склон, а с трех других — туманное пространство без видимых границ.

— Проф, что внизу? — спросил Магадан.

Раппопорт, ставший теперь благостным, добродушно-вялым, медленно повернул к нему голову, прикрыв левый глаз, некоторое время пялился бельмом лепестка и наконец сказал:

— Злые рвы.

— Чего?

— В-все каменные, цвета чугуна...

— Блядь! — сказал Магадан. — Говори нормально.

— Сейчас будут рвы, н-наверное, с десяток. П-потом... — старик пожал плечами.

Железная поверхность чуть покачивалась, в исполинском туловище что-то поскрипывало, звякало и бурчало. Мигающие чешуйки создавали облако изменчивого света, и площадка опускалась на нем, как на стоге искрящегося разноцветного льда. Двое солдат, стоящие со стороны потока, настороженно водили стволами автоматов. Кроме робозмея и раствора, ничто не двигалось, пространство замерло в вечной тишине оцепеневшего мгновения. Они опускались долго, Магадану казалось — несколько часов, хотя колесничий перестал ощущать время, его течение. Что-то мелькнуло, пробив стену потока, закричал солдат, и тут же взвизгнули пули. Площадка дернулась, робозмей выстрелил отростком, но промахнулся. Мясистые красные тела, короткие крылья, сплюснутые по бокам морды — теперь уже целая стая небольших крылатых рыб, обитающих по ту сторону потока, в узком пространстве между ним и стеной, неслась к площадке. Ни кожи, ни чешуи, лишь обваренное раствором мясо да скрепляющие его кости... Жало сбило нескольких, пули, вырывая из тел красные куски, отбросили еще троих, а потом остатки стаи упали на площадку, и несколько мгновений вокруг палящего во все стороны, орущего Магадана царила суматоха. Перед собой он увидел раскрытый рыбий рот, пустые глаза, быстро взмахивающие крылья, с которых летели горячие розовые капли, выстрелил прямо в морду, упал, пополз на спине, крутя колесами против часовой стрелки; увидел, как Шунды размахивает жердью, сбивая рыб, что кружились над присевшим стариком, увидел дерекламиста, безостановочно палящего из автомата, перевернулся на бок — и тут все закончилось. В воздухе еще висела красная дымка крови и мельчайших частиц рыбьей плоти, но грохот и крики стихли, лишь покряхтывал распластавшийся на площадке Раппопорт.

— Командир, ты как? — Магадан, ухватившись за ограждение, поднялся, увидел невредимого Шунды, модуль и солдата, но лишь одного — другой исчез.

— Утянули... — прохрипел старик, приподнимаясь. — Я в-видел, несколько этих штук схватили его, по-о... подняли и... — он махнул в сторону потока. — Понесли туда. Та-а... норы там, наверное, у них, д-дыры в стене, где они живут.

Одома лег животом на ограждение, свесив голову вниз, сказал:

— Эта штука вроде как складывается. В нишу такую широкую между камней, слоями. Уже почти приехали.

— Рвы? — спросил Раппопорт. — Рвы в-видно?

Все подошли к дальнему от потока краю площадки. Робозмей опускался на узкой возвышенности, кольцом протянувшейся вдоль отвесной стены. В тумане появились темные круги, разделенные чуть более светлыми полосами. Их пересекали широкие плоские мосты, очерченные красным пунктиром. Множество неясных фигур передвигалось в разных направлениях; вдалеке, почти скрытое туманом, темнело жерло центральной шахты. Наполненное движением пространство качалось, будто красно-коричневую простыню то резко натягивали, то позволяли провиснуть.