Президент открыл глаза. Вчерашняя девчушка напомнила ему не дочь Наташу — в той, очевидно заимствовавшей его собственные гены, было больше полнокровного розового спокойствия, при внешней схожести с Лидией, — но напомнила юную Лидию, начиная с пикантной сисястости большой груди на тонкой детской грудной клетке и кончая стройными ножками. Шестопалов выбрал себе девушку по его вкусу. И впервые за восемь лет, прошедшие со времени гибели жены, Президент увидел перед собой женщину, соответствующую его вкусу…
К восьми должен был появиться Василенко. Сегодня, вспомнил Президент с неудовольствием, день отлета в Соединенные Штаты на похороны Бакли.
— Вчера мы явно переборщили, — морщась прохрипел Президент, вылезая из джакузи. — Пить в нашем возрасте надо меньше, товарищ генерал армии.
Оставляя лужи и мокрые следы, розовым тюленем Президент в полотенце на плечах прошествовал к трусам, предлагаемым ему слугой.
Василенко курил уже вторую сигарету. Физиономия его, слишком сытая и туго натянутая, как барабан, не носила видимых следов вчерашнего чрезмерного возлияния, но цвет ее ушел в желто-зеленоватый на висках, а у ушей и вовсе в зеленый. Василенко не сказал ничего. Отпил сельтерской. Он попросил сельтерской едва не с порога.
По-стариковски покряхтывая, Президент одевался. Натянув брюки, он брезгливо втянул в легкие воздух.
— Фу, развонялся как… Ты бы чего-нибудь съел или кофе выпил, генерал. Горло не дерет табачиной, а?
— Раньше, Владимир Георгиевич, ты не имел такого чуткого носа. Это он у тебя со вчера такой? Что теперь, прикажете душиться, господин Президент? Я ж у тебя, Георгиевич, каждое утро тут сижу. И только сегодня ты заметил, что моя «Ява» воняет…
— Да уж, курил бы что-нибудь более выносимое… — проворчал Президент. — Только ты не обижайся, Петрович… я ж любя…
— Я так и понял. — Мрачный, Василенко затушил «Яву». — Скажи уж честно, Георгич, что на чистые запахи тебя потянуло. Жену вчера вспомнил, да? Похожа девчонка на Лидию, точно. Только Лидия добрая была. А эта злая… — Василенко хотел добавить русскую пословицу о том, что «седина в бороду — бес в ребро», но воздержался. Друг, конечно, но Президент. Неизвестно еще, как воспримет.
— Похожа, — вздохнул, зажимая галстуком шею, Кузнецов. — Фигурой. Такая же… — Президент подумал, как назвать Лизу, чтобы не обидеть мертвую жену, — такая же грудастенькая, нос, правда, другой. И где ее Шестопалов откопал?.. А то, что злая, я не согласен. Это она по молодости такая, скорее угрюмая. Плюс два таких важных старых козла, как ты да я. Генерал армии! Ты когда-нибудь вдумывался, как это для людей звучит? А второй дядька — сам Пре-зи-де-е-е-ент! Есть от чего описаться со страху девушке. Она себя как раз очень смело и нормально вела.
— Вот, она тебе уже и понравилась.
— А что, я не мужик, что ли, если Президент?..
— Никто и не говорит… — поморщился Василенко.
В 9.30 утра Шестопалов вызвонил спящую мертвецким сном Лизу Вернер, сообщил ей о том, что она произведена в ранг его личной секретарши и должна быть готова через час к вылету в Соединенные Штаты на президентском самолете.
Лиза Вернер, отвернувшись от спящего в ее постели мускулистого Костика, зевнула, пожаловалась, что еще очень рано и она не успеет, что она не готова и у нее нет платья.
— Мне нечего надеть. И у меня нет иностранного паспорта, — закончила она и прикрыла рот проснувшемуся Костику: — Молчи!
— Лиза, вы знаете пословицу: коготок увяз — всей птичке пропасть… Знаете? Президент хочет, чтобы вы были в самолете, отправляющемся в Соединенные Штаты через два часа. Мне приказано доставить вас. И я вас доставлю, даже если для этого придется задействовать полицию и армию, — закончил он шутливо. И добавил: — Президенту весело видеть вас. А ему редко бывает весело. А мы хотим, чтобы ему было весело.
— Хорошо, — сказала вяло Лиза Вернер, — я буду готова. — В то же время она отпихивала Костика, обхватившего ее сзади и сжимающего ее груди. — Костя, прекрати, ты что!
— Что за козел звонил? — спросил Костик, раздвигая горячие под одеялом ноги Лизы.
— Секретарь Президента… Ты с ума сошел… прекрати, мне надо одеваться…
Лизе удалось выставить Костика всего за несколько минут до появления в дверях Шестопалова. С одним охранником. Остальные остались внизу у лифта. Девушка взяла в путешествие черный кожаный рюкзачок.
— Я готова.
Шестопалов, ожидавший увидеть сундук с платьями, принужден был поверить в честность Лизы Вернер. Сказала «нет платья», значит — платья нет.
— Так и отправитесь — в джинсах? — на всякий случай спросил Шестопалов.
— А что, нельзя? В них же удобно.
Артем, охранник, заулыбался за спиной Лизы Вернер. Шестопалов пожал плечами. В сущности, все это не имело уже никакого значения. Главное, Старик всем ртом, зубами и губами клюнул на крючок Шестопалова, где приманкой было насажено тело Лизы. Он позвонил своему секретарю САМ в восемь сорок пять утра и почти шепотом, стесняясь, попросил пригласить «с нами вашу секретаршу. А то у нас одни мужики да мужики. Пусть америкосы поглядят, какие у нас есть девушки…», он замялся: «На нее весело глядеть». Шестопалов не стал возражать и тотчас произвел Лизу в секретарши.
В Ленинском аэропорту, взбираясь за Лизой Вернер по трапу, Шестопалов внезапно вдохнул безошибочно знакомый резкий запах: так пахнут женщины тотчас после сексуального акта с мужчиной. Если не примут душ. Очевидно, Шестопалов даже не оставил Лизе времени на омовение. Президенту, кажется, придется делить Лизу Вернер с кем-то. Вот с одним ли кем-то или несколькими, этого Шестопалов еще не знал. «Надо бы установить за ней наружное наблюдение и распорядиться о прослушивании ее телефона. Она теперь — национальное достояние. Как все, до чего дотрагивается Президент».
Улыбаясь, Президент приподнялся навстречу Лизе с кресла.
— Доброе утро, юная красавица!
Генерал Василенко, тоже вскочивший с кресла, приветствовал Лизу Вернер снисходительной улыбкой. Так же он глядел на первое джакузи, установленное в апартаментах Президента. Как на прихоть, глядел на джакузи Василенко. Но прихоть очень прижилась. Если и эта прихоть приживется? Генералу Василенко придется подвинуться. Он мог вытирать спину Президенту, истекающему горячей водой при выходе из джакузи, но он не сможет оказывать ему эту же услугу при выходе Президента из Лизы. Шестопалов улыбнулся своим собственным мыслям.
— Что вы пьете, Владимир? — осведомилась Лиза Вернер с неподдельной простотой, удивившей всех. Она впервые назвала Президента «Владимир», и всем пришлось смириться с этим.
— Пиво мы пьем, — ответил Василенко. — Немецкое… Хотите?
— Да… Нельзя ли и мне? — с еще большей простотой попросила Лиза.
Такая выживет Василенко тем быстрее. Так как заменит его в качестве собутыльника Президента. Обнаружить это качество в найденной Жарких девушке Шестопалов не планировал. Это качество досталось им сверх нормы. Шестопалов мог потирать руки. Затея его пока удалась на сто пятьдесят процентов. «Почему на сто пятьдесят?» — спросил Шестопалов себя. Потому что Президент был старый пьяница-ветеран. Убедившись, что на него никто не смотрит, Шестопалов все-таки потер руки.
— Владимир, передайте мне, пожалуйста, салфетку, — попросила Лиза.
Рука ее далеко вылезла из рукава свитера. По кисти руки и через запястье шли, сплетаясь, выпуклые и набухшие вены. Руки Лизы Вернер были старше ее. И, возможно, были руками девушки-наркомана. Это предположение не обрадовало Шестопалова. На его место за креслом Лизы Вернер на Шестопалова вдруг опять пахнуло запахом секса. Запахом самца, побывавшего в Лизе. Чуют ли этот запах два старика — собутыльники Лизы по похмелью? И если чуют, такой запах должен очень растревожить их.
Рев двигателей отвлек Шестопалова и заглушил обрывки беседы, доносившейся до него с президентского ряда. Президент и Василенко предпочитали летать на допотопной модели — медленном спецсамолете «Туполева», игнорируя трансатмосферное детище конструктора Щукина. Сверхсложное управление трансатмосферными самолетами пугало стариков. Пилоты, обслуживающие «Туполева-1», как назывался президентский авилайнер, были все чуть ли не в возрасте президента. Кузнецов и Василенко здоровались с ними за руку, дарили подарки на 23 февраля и их женам на 8 Марта. Шестопалов поморщился. Безусловному технократу и стороннику тотального прогресса, ему эта приверженность двух руководителей прошлому веку была смехотворной. Архаичные вкусы Президента и его окружения еще раз доказывали Шестопалову правильность его много раз повторявшегося среди единомышленников и домашних афоризма: «Русская политика старше русских и России». Шестопалов был твердо уверен, что в этом причина пренебрежения к его стране. Несмотря на усилившийся за последнее время финансовый вес России в мире, на то, что она сумела влезть в американскую экономику, лидером мира по-прежнему считались Соединенные Штаты. И возрастала неуклонно репутация Японии. Шестопалов, и уж этого он никогда и никому не говорил, считал, что поколение Кузнецова следует отстранить от власти как можно быстрее. Эти люди своей несовременностью, медлительностью, своим славянским женским характером вредят стране.
