– Это кто тебя такой позиции обучил? – спросил он фигуру. – Нет, конечно, если таким вот манером лен отбивать или на току цепом стучать, то так, пожалуй, и пойдет. Тут вы, пейзане, получше, чем я, разбираетесь, спорить не стану. Но атаковать конного… Учил же, учил, целых полгода учил, что первым делом секутся связки у лошади, при этом принимается средняя или нижняя позиция…

– Тут не до позиций, – проворчал в ответ Жак, вкладывая меч в ножны, – из этого дома, как стемнело, до этого еще никто не выезжал. Дай, думаю, подойду, пожелаю путнику доброго вечера, а между делом и поинтересуюсь, как там проводит время некий рыцарь, выигравший сегодня турнир.

Робер соскочил с коня. Ветер довольно всхрапнул. В ответ из-за угла донеслось ржание Бургиньона, гнусавый голос которого невозможно было спутать ни с каким другим.

– Ты что, меня тут всю ночь собирался ждать? – спросил Робер у приятеля.

– Сколько нужно, столько и собирался, – ответил тот, – я, слава богу, уже побывал у донны Корлеоне на приеме и отлично знаю, чем он может окончиться.

– Какая женщина! – привычно вздохнул вместо ответа Робер. – Лицо, фигура, грудь… Умная, красивая, богатая, при власти. Если бы не была законченной шлюхой, то лучше и не пожелать. Кстати, злится она на тебя ужасно.

Жак и Робер сели на коней и направились в сторону рыночной площади.

– Что-то быстро вы там с ней все завершили, – сказал Жак. В его голосе ощущались оттенки необидной, белой зависти. – А как же обещанный победителю вечер?

– Если бы твоя Зофи в первую брачную ночь тебя привечала так, как меня эта сицилийская львица, – огрызнулся рыцарь, – ты бы ее наутро сразу же в монастырь отдал на веки вечные. Ей, видите ли, за любовь мало одной только рыцарской службы, еще и кровищу друзей подавай. Да, впрочем, какая там, к дьяволу, любовь. То, что она мне предлагала, я от любой смазливой шлюхи в таверне могу получить за четверть дирхема. В общем, послал я ее, пейзанин, туда, куда святой Макарий гусей не гонял… – Робер тяжело вздохнул. Это решение далось ему не столь легко и просто, как он пытался представить приятелю.

Разговаривая, они выехали на рыночную площадь. Торг после захода солнца был запрещен, и сейчас о дневной суете здесь напоминали разве что несколько запоздалых прохожих да торговцы, которые то ли по скупости, то ли по бедности заночевали рядом с оставленным на ночь товаром. Впрочем, вполне возможно, что в дни турнира многие из них просто не нашли свободного места ни в одном из постоялых дворов.

– Ладно, господь с ними, с женщинами. – Робер остановился и начал оглядываться по сторонам. – Ты лучше думай, как нам домой вернуться. Ворота ведь давно на запоре. Мост поднят, а арбалетчики дежурят на площадке, готовые в любой момент взвести тетиву.

– А что там думать, – ответил Жак, – совсем тебе эта сеньора память отшибла. Выедем через калитку в южном барбикане. Его охраняют стражники архиепископа, те самые, которых ты обучал. Я по дороге туда заглянул и обо всем договорился. Там мастер Григ специально по ночам делал отсыпку во рву, коню по грудь, так что прое…

– Глазам своим не верю! – бесцеремонно оборвал приятеля Робер. – Похоже, что сюрпризы для нас сегодня еще не закончились…

Достославный рыцарь указал рукой на человека, который, крадясь вдоль стены, пытался как можно скорее, но в то же время не привлекая внимания, покинуть площадь. Де Мерлан гикнул, пришпорил коня и, привстав на стременах, словно на скачках, бросил коня наперерез. Для того чтобы убедить Бургиньона хоть отчасти повторить маневр, осуществленный рыцарем, удара пятками в бока оказалось недостаточно. Конь, явно настроенный на отдых в стойле, делал вид, что он не понимает, чего от него добивается наездник, до тех пор, пока не получил от раздраженного Жака поводьями между ушей.

Пока вольный виллан упражнялся в выездке, рыцарь нагнал свою жертву и отрезал ей путь к отступлению. Человек, теперь уже не скрываясь, пустился наутек и заметался между стенами в надежде укрыться за одной из дверей.

Пролетающие по небу тучи ненадолго открыли полную луну, и Жак наконец-то смог разглядеть прохожего, за которым погнался его приятель. Дорого, с иголочки разодетый бургер с гербами служителя дома Ибелинов, вышитыми на модном коротком плаще, ничем не напоминал их давешнего попутчика на нефе. И если бы не лютня, переброшенная через плечо, Жак нипочем бы не узнал в человеке, отчаянно колотящем в деревянную дверь, прованского жонглера Рембо.

– Уйдет, Жак! Уйдет! – закричал Робер и коршуном бросился с коня, сбивая с ног злоумышленника.

Жонглер предпринял отчаянную попытку вырваться и шмыгнуть под арку, но скорость, которую вложил в бросок достославный рыцарь, превысила человеческие возможности. Ахнув, Рембо покатился по мостовой и забился под рыцарем, словно пойманная рыба. Выдавший его инструмент издал жалобный звук и отлетел на противоположную сторону улицы. К тому времени, когда Жак наконец-то справился с Бургиньоном и прибыл к месту схватки, необходимость в помощи уже отпала. Жонглер, придавленный к стене рукой, затравленно озирался, словно утопающий в поисках спасительной соломинки, а Робер, тяжело дыша и отплевываясь, буровил его глазами.

– Кто вы такие? Что вам нужно? – с деланным возмущением в голосе пискнул Рембо.

– Он еще спрашивает!.. – прорычал Робер. – А ну-ка, Жак, подержи лошадей. Зайдем во двор, чтобы никто не мешал, там ему память и освежим.

– Караул! Грабят! – завопил жонглер. Похоже, только теперь, когда рыцарь схватил его за шкирку, словно нашкодившего кота, и поволок в чернеющий проем, он испугался по-настоящему. – Я Рембо из Прованса, личный трубадур его светлости барона! Я буду жало…

Кому он собирался жаловаться на обокраденных друзей, Жак так и не узнал, потому что Робер стукнул его свободной рукой по спине. В удар вложилась вся накопившаяся злоба, обида и разочарование этого дня. Жонглер пролетел шагов пять, шмякнулся с размаху об стену и, хватая ртом воздух, осел на землю.

– Ну как? – спросил участливо де Мерлан. – Память начала восстанавливаться или еще немного полечимся? У меня, ворюга, в арсенале много притирок и припарок, и поверь, что та, которую я только что попользовал, далеко не самая Действенная из них.

– Не понимаю, о чем вы говорите, сир рыцарь! – продолжал запираться Рембо.

– Вексель! – прорычал Робер.

– Какой вексель? – фальшиво изумился жонглер.

– Вот такой. И такой. А еще такой. И вот эдакий, – произнося эти слова, Робер нанес ему серию уларов по лицу и в область живота.

Рембо сложился и захрипел.

– Еще вопросы имеются? – осведомился рыцарь, вытирая об полу окровавленный кулак. – Меч об тебя пачкать – много чести, а вот этим – в самый раз…

У де Мерлана в руке сверкнул кинжал-мизерикордия. Он ухватисто сгреб волосы жонглера, запрокинул ему голову и приставил лезвие к горлу.

– У меня с собой нет! – боясь пошевелиться, прохрипел Рембо, выплевывая выбитый зуб. – Нужно в апартаменты. Он там, в сундучке.

– Вот же сучий потрох! – сказал Робер, обращаясь на сей раз к Жаку. – Он здесь уже пообтерся, знает, падаль, что Ибелины нас сразу же схватят, стоит лишь появиться у них в поле зрения. А ну-ка, сержант, ощупай его тряпки. Если ему до сих пор не удалось деньги получить, то пергамент носит при себе, провалиться мне на месте…

Предположения рыцаря, по всей видимости, были не лишены оснований – стоило Жаку приблизиться к жонглеру и взяться за полу чудом оставшегося на плечах плаща, как тот обреченно зарычал.

– Не балуй! – Рыцарь тряхнул его за волосы и надавил посильнее. Из-под лезвия потянулась, стекая за кружевной ворот, тонкая струйка черной крови.

Обыск завершился намного быстрее, чем ожидалась. Как это ни смешно, но жонглер, то ли не проявив присущей этому бесовскому племени фантазии, то ли из чванливого самомнения, зашил вексель в подкладку новой (вернее говоря, которая была таковой до встречи с Робером) бархатной камизы. Воспользовавшись собственным ножом, Жак, не жалея дорогую ткань, вспорол полу прямо снаружи и извлек оттуда бесценный пергамент. Даже в неверном свете луны, едва проникающим под арку, он смог разглядеть кудрявую подпись пизанского банкира.