Бой окончился, но ненависть между братьями достигла кульминации. Менахем Бегин выступил по подпольному радиопередатчику Эцела с речью, полной страстных нападок и резких обвинений против Бен-Гуриона. Эцел обнародовал заявление, в котором глава правительства Израиля величался безумным диктатором, а его кабинет -- правительством преступных властолюбцев, предателей и братоубийц.

Бен-Гурион ответил на эти обвинения на заседании Народного Совета Израиля, созванного на другой день после инцидента. В своем выступлении Бен-Гурион сказал, что Израиль ведет борьбу не на жизнь, а на смерть с арабскими армиями, которые вторглись в страну и еще попирают нашу землю. Иерусалим окружен частями Арабского легиона, располагающего тяжелой артиллерией. Дорога в Негев в руках египтян. Некоторые еврейские поселения на севере (например, Мишмар ха-Ярден) захвачены сирийцами. В такой момент и при такой ситуации существование среди нас вооруженных еврейских групп, не контролируемых правительством, представляет огромную опасность для обороноспособности еврейской общины страны. Эпизод с 'Альталеной' был наиболее трудным испытанием, с которым столкнулась страна после кровавого вызова, брошенного ей вторжением арабских армий. Особенно запомнилась людям Лехи одна фраза из речи Бен-Гуриона: 'Благословенна пушка, которая пустила на дно 'Альталену'. Она была впоследствии переиначена в крылатое выражение: 'священная пушка', -- хотя Бен-Гурион никогда не говорил этого. Члены Эцела превратили это слово в символ горечи и ненависти, которые они испытывали по отношению к Бен-Гуриону. Чтобы уничтожить 'Альталену', потребовалось несколько часов, но для примирения Бен-Гуриона с Бегином понадобилось почти двадцать лет. В роли 'примирителя' выступил президент Египта Гамаль Абдель Насер, который решил начать войну против Израиля.

В середине мая 1967 года Насер начал перебрасывать крупные силы в Синай. За этим последовало изгнание наблюдателей Объединенных Наций, чьи посты были размещены по всей линии прекращения огня между Израилем и Египтом и в Шарм-аш-Шейхе. Оставленные ими позиции были заняты египетскими солдатами. Затем Насер заявил о закрытии входа в Эйлатский залив, что означало блокирование вод залива для израильского судоходства. Египетский президент знал, что Израиль не примирится с этой акцией и что она представляет собой первый шаг к войне.

Вопреки этим агрессивным действиям Египта, правительство Израиля не торопилось прибегнуть к военным средствам. Премьер-министром в это время был Леви Эшкол, и его нерешительность подрывала веру народа в то, что он может руководить страной в такой момент. Руководители партий парламентской оппозиции -- Бегин, возглавлявший Гахал, и Бен-Гурион, возглавлявший Рафи, хотели заменить Эшкола другим деятелем. К удивлению членов партии Рафи, Бегин и его товарищи нанесли визит Бен-Гуриону и выступили с предложением, которое поразило всех: необходимо сформировать правительство национального единства во главе с заклятым врагом Бегина -- Давидом Бен-Гурионом!

Получив согласие Бен-Гуриона на свое предложение, Бегин отправился к Эшколу и сказал ему: 'Господин премьер-министр, я знаю, что произошло между вами и Бен-Гурионом и насколько отравлены ваши отношения. Но прошу вас вспомнить, что произошло между ним и мною! И все же я готов забыть все, что было, только бы наш народ объединился перед лицом врага'. Эшкол отклонил это предложение, но Бегин повторил его перед членами фракции своей партии в Кнесете. 'Мы предложили, -- сказал он им, -- чтобы самый непреклонный противник нашей партии, Бен-Гурион, был назначен премьер-министром, но блок рабочих партий Маарах отклонил это предложение. Если бы правительство Эшкола вышло в отставку сегодня ночью, я рекомендовал бы президенту государства поручить формирование нового правительства Бен-Гуриону'.

Предложение Бегина не было принято. Эшкол не ушел в отставку, и Бен-Гурион не сменил его на его посту. Но было достигнуто сплочение народа и создано правительство национального единства. Три новых министра вошли в правительство, возглавляемое Эшколом: Менахем Бегин и Иосеф Сапир в качестве министров без портфелей и я в качестве министра обороны.

Через четыре дня началась Шестидневная война. Ранним утром в понедельник 5 июня 1967 года израильская авиация атаковала египетские военные аэродромы, уничтожила большинство боевых самолетов противника и тем самым предрешила исход войны. x x x

В отличие от инцидента с 'Альталеной', разжегшего ненависть между политическими деятелями, боевая дружба между солдатами в Войну за Независимость крепла не по дням, а по часам, и никто не думал о том, к какому подпольному движению принадлежал его сосед до вступления в армию: к Эцелу, Лехи или Хагане. Арабский враг объединил всех нас, борьба не на жизнь, а на смерть, борьба за само существование государства Израиль сгладила и стерла прежние различия.

Когда роты Акивы Саара и Ури Барона вернулись на базу после боя в Кфар-Виткине, мы вызвали роту, состоявшую из членов Лехи, чтобы объяснить ее бойцам, почему они не участвовали в операции против 'Альталены'. Командир бригады Ицхак Саде тоже принимал участие в беседе. Он сказал Дову Блондину и его людям правду. Мы решили не подвергать их испытанию. Если бы они выполнили приказ и стреляли в своих товарищей, они не простили бы этого себе. И наоборот, если бы они отказались выполнить приказ, мы не простили бы этого им. Не знаю, согласились ли они со всем, что мы им сказали, но после этого мы перешли к текущим делам. Нашими настоящими врагами были арабы, и наш батальон был сформирован для того, чтобы сражаться с ними.

В ходе войны мы узнали друг друга и очень сблизились, но о своем прошлом почти не говорили. Только один раз разговор зашел о подпольной деятельности Дова Блондина в рядах Лехи, и это тоже случилось не по моей и не по его инициативе. Наша колонна джипов остановилась однажды в Тель-Авиве, и пожилой еврей в очках и в шляпе подошел к нам, указал на Дова и сказал: 'Эта русая голова в свое время стоила уйму денег'. Я не понял, что он имел в виду, и спросил его, кто он такой. 'Служащий в банке Барклиса. Блондин знает, в чем дело. Он тебе скажет', -- произнес он и скрылся. С великим трудом удалось мне вырвать у Дова признание. Однажды он произвел налет на банк Барклиса; захваченные деньги должны были пойти на финансирование операций Лехи. Британская полиция назначила большую премию за его голову.

Несколько позже, после операции нашего батальона в Харатии, я был назначен командующим Иерусалимским фронтом. Ротные командиры решили пойти к Бен-Гуриону и попытаться убедить его оставить меня в батальоне. Когда они пришли к нему домой, жена Бен-Гуриона Поля отказалась впустить их. Бен-Гурион услышал их голоса и крикнул Поле:

'Если это солдаты, впусти их'.

Дов Блондин был главным оратором. Он объяснил Бен-Гуриону, насколько было важно, чтобы я остался в батальоне. Батальон 89 -- это не обычная воинская часть, сказал он. Это единственный батальон командос в нашей армии и он укомплектован солдатами, принадлежавшими к самым различным слоям населения: членами Лехи, добровольцами из Южной Африки, тельавивцами и земледельцами. Бен-Гурион выслушал их с большим вниманием, а затем сказал, что Иерусалим важнее батальона командос. Он не изменил своего решения, но был рад услышать, что бойцы батальона не хотели расставаться со мной.

Я тоже оставлял батальон с сожалением. Некоторых командиров перевели со мной в Иерусалим. Дов Блондин остался в батальоне. Мы случайно встречались несколько раз и вдруг меня вызвали... на его похороны. Его рота была спешно брошена на помощь бронетанковому батальону Шаула Яффе, который атаковал египетские опорные пункты в Аудже на границе Негева и Синая в декабре 1948 года. Бронетранспортеры Дова вклинились в расположение египтян, оказались между укрепленными позициями и попали под концентрированный огонь противника. Дов был ранен в шею и скончался на месте. Его рота понесла тяжелые потери и была вынуждена отойти. Ауджа была взята после повторной атаки, а Дов Блондин был похоронен на военном кладбище в песках Халуцы, к югу от Беер-Шевы.