Выбрав минуту затишья, Дыхалочник сказал:
- Боринька! Я знаю, как тебе плохо в Латвии без Лаборатории, поэтому приготовил маленький подарок, - и порывшись в портфеле извлек толстый картонный конверт. - Здесь первое издание Ветхого Завета на английском, выпущенное в Израиле сразу после образования еврейского государства...
- Талейран говорил: "Б-бойтесь п-первого движения души - оно п-почти всегда благородно", - улыбнулся БД. - C-спасибо, Дыхалочник, но почему мне? Разве нет достойных с-среди ваших учеников и д-друзей?
- - Тебе сегодня хуже всех. К тому же я верю, что мы еще добрые друзья.
- Дыхалочник! Не д-дурите! Можно лезть из к-кожи, с-стараясь доставить удовольствие с-с-старому другу, но лишь тогда, когда тебе самому это не в т-тягость...
- Ты все шутишь, а я со страхом жду встречи с Америкой...
- Из всех живых с-существ только человек умеет с-смеяться, когда у него м-меньше всего для этого оснований...
- Жизнь теряет смысл! Там, в Штатах, мои ордена и хирургический опыт, как дрек мед фефер в операционной. Я не диссидент и никто не станет раскручивать меня, чтобы досадить России...
Дыхалочника позвали к столу, и БД с любопытством развернул Библию.
- Рыжий! Ты и на том свете будешь рыться в книгах в поисках нужной страницы. Что тебе втюхал Дыхалочник? - это был Кузьма. Он стоял, пошатываясь, держа за руку красивую дорогую девку лет тридцати. - Знакомься, Рыжий. Это Регина. Она помогает нам делать фильм про коронарное сверло. А это - Рыжий... Очень рыжий, очень умный, оперирует, как колдун. Я прав?
БД не отвечал, и Кузьма продолжал не смущаясь:
- Раньше он жил в Тбилиси, но гордые черножопые грузинцы выгнали его из страны. Они отобрали картины, книги, пишущие машинки, разный странный антикварный хлам и даже любимую женщину...
- Простите! - вмешался подошедший Дыхалочник и потянул БД за рукав. Нам надо закончить важный разговор...
- Можно подумать, что мы здесь толкуем про... - Кузьма взглянул на спутницу, - ... про гениталии.
- Полагаю, в мире нет ничего важнее этой темы... - Дыхалочник настойчиво тянул БД. - Здесь в Москве в семь раз хуже, чем в твоей Латвии, говорил он, беспокойно оглядываясь и ведя БД за собой. - Слушай! А сколько у вас стоит хлеб? А молоко? Кстати, заедем ко мне, заберешь пишущую машинку. Она может украсить твою коллекцию. Ей лет сто...
- К-коллекции давно нет. - БД загрустил, вспомнив сколько сил и денег вбухал в собирание старых пишущих машинок и как бездарно потерял все: картины, дорогиие книги и старинные подсвечники...
- Да, да! Я знаю, - сказал Дыхалочник. - Мне рассказывали про твою беду. Очень жаль... Почему ты не едешь в Штаты? Руки, мозги, английский, связи... И ты еще не старый.
Он нервничал и не понимал причины, и оглядывался, словно поджидал: вот-вот причина эта появится из-за угла.
- Ты встречался в этот приезд с Учителем? Я видел его в Академии. Он говорит: "Латыши сильно обидели Рыжего, который наше почти национальное достояние... Не позволяют оперировать, хотя делает он это лучше их всех...". Это правда? А чем закончилась газовая перфузия сердца? Говорят, ты сильно преуспел в этом?...
Он не знал, что делать и как жить, если не оперировать, и уезжал из страны, которая унижала и возвышала его, с чувством горечи и радости, страха и злорадства, и тоски по советским временам...
Кузина фирма терпела крах. Ее продукция стала не нужна ни ракетчикам, ни космонавтам, ни кардиохирургам. Вслед за увольнениями рабочих настал черед конструкторов. На режимном военном объекте производственные помещения со специальными условиями кондиционирования стали сдавать в аренду под офисы.
- Х-хуже, чем делаете вы со с-своим институтом, Кузя, может быть т-только костер на площади из горящих книг и ваших ракетных наводилок г-гироскопов, - сказал БД после прощального ужина с Дыхалочником.
- А ты когда-нибудь задумывался, ослиный докторхуев, что институтской администрации надо жить на что-то! - кричал Кузьма. - Что всем этим лауреатам и героям социалистического труда, четверти которых при жизни установлены бронзовые бюсты, нужны кроме хлеба и выпивки, еще и лекарства, потому что самому молодому из этой секретной публики, давно за семьдесят. Что есть, наконец, высшая целесообразность, которая...
- Ну что ты машешь ш-шашкой, будто в Первой конной. П-памятники при жизни - привычное идиотство Советской власти, такое же безумное, как п-перестройка... как все эти лозунги, к-которое д-десятилетие грозящие всеобщим счастьем...
- А твой сраный институт хирургии в Тбилисии? Что там осталось, кроме пепелища? Кто развел костер? Кто наказан за это? Тыблядьпервым струсил и удрал, бросив Лабораторию..., - он, видимо, сильно рассердился, раз дразнил БД институтом хирургии.
- Неужто н-надо уничтожить или сжечь ч-что-то очень д-дорогое, п-почти бесценное, чтобы потом п-просто задуматься над событиями и п-поступками, своими и чужими, Кузеван? - БД не собирался уступать. - Когда начинают г-говорить о целесообразности, значит, кого-то уже убили или н-начнут убивать, или с-сажать, или высылать, или делать что-то еще с-совершенно н-непотребное и необъяснимое. Но где г-гарантии, что вам не станет х-хуже, когда стране б-будет х-хорошо...
- Не сердись, Рыжий! Я знаю: этибляди в Тбилиси сделали все, чтобы ты уехал и не мешал...
- Да! Не мешал наслаждаться... руинами.. У грузин мессианство в к-крови, но в мессианстве им не х-хватает г-глубины и страданий, и это губит их...
Никто точно не помнил, кто рекомендовал Кузе Компаса. Когда он впервые появился в институте Учителя с идеей строить коронарное сверло, у Компаса не было денег, но он уже был гражданином Соединенных Штатов и держал где-то в провинции, в Огайо, фирму, занимавшуюся медицинским оборудованием. Его появление в институте, где он когда-то проходил клиническую ординатуру, было обставлено с помпой не меньшей, чем визит доктора Де Борна
Однако Учитель не захотел принимать его всерьез: он вообще не очень любил людей маленького роста. Прощаясь, Учитель сказал:
- Сделаешь сверло, приезжай. Мой институт всегда был вроде хирургического полигона. Мы его испытаем... на животных, потом на людях... Подписывать с тобой договор о сотрудничестве я не буду, потому как пока у тебянихуянет. А таких как ты тут бродят стаи: местных придурков и чужеземных... Почувствовалиблядьчто можно откусить от дарового российского пирога!
И тогда появился Кузеван.
В ту пору он нищенствовал, как и вся московская профессура в окружении БД. От ощущения собственного бессилия и безденежья Кузьма согласился на изготовление крупной партии держателей полового члена для страдающих импотенцией. Идею и чертежи этой штуки принесли владельцы только что зарегистрированной фирмочки - два пожилых еврея. Кузины конструкторы поработали над этой штуковиной, и она стала похожа на космический скафандр, надеваемый на пенис. Сделали опытную партию - все работы велись бесплатно в надежде на будущую прибыль, обещанную пожилыми изобретателями - и отправили в аптеки, контролируемые фирмочкой. Конечно, покупать эти космические секс-чехлы для нестреляющих ракет никто не стал. Фирмочка лопнула, изобретатели-сепксопатологи благополучно сгинули, повесив на Кузяшину шею долги. Он сильно запил и стал дарить пенис-скафандры друзьям... Тогда-то и состоялась первая встреча Кузьмы и Компаса, результатом которой стал двухэтажный рубленый терем, поражающий БД своим великолепием.
Дом разместился на колхозном лугу в редком окружении таких же дорогих теремов с хозяйственными постройками. Кругом высился густой и суровый, несмотря на яркие красные и желтые пятна листвы, приготовившийся к осени, подмосковный лес. Два мужика, трезвых, одетых в старые Кузевановы доспехи, стучали топорами в бане. Участок земли в полтора гектара Кузя выпросил год назад у местных властей из близкой деревни "Потемки", которую БД называл "Светлые Потемки".
Для проведения завершающих переговоров с сельским советом Кузьма уговорил приехать из Риги БД. Был конец августа. Они загрузили багажник ящиком дорогой водки, несколькими бутылками шампанского и коробками с едой.
