"Кто этот наблюдательный сукин сын, - размышлял БД, - что однажды мудро заметил: "Гнев ослепляет, но не лишает дара речи"".
- Поезжай, Рыжэнкый, своя мамочка Москву сыдеть там на шэе. Пуст она твэрдыт дозырованно целымы днями своим друзьям: "Мой сыын прэкрасны кыруург, добры ы ынтэллыгентны, а эты прыдуркы-латышы нэ дают эму опэрыыроват! Латышкый нэ знаэт! Будто он опэрыруэт языком!".
"Странно! - думал БД, не слушая. - Почему она не обращает внимания на кровь и избитое лицо?"
Он никогда не оправдывался, как никогда не обвинял ее в ответ и не пытался что-то обьяснить сыновьям.
- Нельзя объяснять детям, что ты хороший и любишь их, - говорил он себе. - Это не терминологические категории и стилистически они будет звучать невыразительно, даже если ты умираешь от любви к ним...
БД прошел в ванную и уставился в зеркало, сгорая от нетерпения, и отшатнулся: из зеркала на него смотрело усталое веснушчатое лицо, на котором не было ни крови, ни следов побоев...
Глава 5. Профессор Филимон
- Профессорский! - теребил меня Филипп Белозерский, по прозвищу Филимон, отрывая зубами с шампура кусок горячего шашлыка из молодого барашка. - Чтобы получить глобальный результат с искусственной кровью вы должны прекратить все остальные исследования в лаборатории, сберечь силы и заняться только этой проблемой. - Он обнял меня за плечи, тыча в ухо густой шевелюрой и не переставая жевать. - I am not going to show-off there. Как только вступит в силу государственная программа по фторуглеродам, ваша лаборатория первой получит финансирование, - продолжал грозить Филимон, выжидательно поглядывая на БД.
- Сворачивать эксперименты, чтобы сберечь силы для занятий "кумысом", все равно что останавливать часы, чтобы сберечь время, - мягко отбивался я. - Я не могу прекратить работы по искусственному сердцу и трансплантологии, потому что они выполняются в рамках уже с-существующих государственных п-программ, за которые нам п-платят деньги. Что касается консервации органов, это не просто хобби, как вам кажется. Это...
- Я знаю про вашу безответную любовь к консервации, - перебил он меня, совращая. - Через год-полтора мы будем лауреатами Государственной премии, обещаю, и тогда вы сможете заняться чем угодно.
- Не горячитесь, Филюн.
- Хотите, чтобы я пустил в бой Даррел? - грозил он, сознавая свое влияние на мою жену и тот прессинг, которому она может меня подвергнуть.
Филипп был научным руководителем диссертации Даррел, и она была готова к любым подвигам ради него.
- Your proffer if too problematical, - тянул я время, чтоб помягче сформулировать отказ.
- It won't do us harm if we drink! - решительно сказал Филимон, зная, что под действием алкоголя я мягчаю душой и телом, и начал заряжать рюмки.
Мы выпили. Я принялся за шашлык, а Филипп вновь пошел в атаку:
- Осенью я собираюсь в Штаты и добьюсь, чтоб вас включили в группу.
Это был беспроигрышный ход. Только идиот мог отказаться от подобного предложения, имея в перспективе Государственную премию и прочие фторуглеродные прелести.
Независимо от моей воли рот открылся, чтоб произнести: "Годится!". Однако вместо этого я натужно выдавил:
- If it seems too good to be true, it probably is.
Филимон сделал вид, что оскорблен.
- Сделам так, - примирительно сказал я, - : я создам рабочую группу из двух человек, которые будут заниматься фторуглеродами. Подключу к ним биохимиков и гистологов. Посмотрим, что из этого получится. Чтобы вам было совсем комфортно, забудем вашу байку про Америку.
Мы сидели с Филимоном, двумя его приятелями - темными лошадками из Кутаиси, похожими на чикагских ганстеров, которых он представил как прокуроров, с Даррел и частью лабораторной публики, за великолепным грузинским столом в Кахетии, под тутовым деревом во дворе дома моего аспиранта Ираклия, по кличке Склифасовский. Его отец командовал отделом технического контроля, определяющим качество готовой продукции на местном винзаводе, и потому ни в чем себе не отказывал. Образ жизни винного командира распространялся и на сына, и я периодически пользовался этой волшебной вседозволенностью...
Через двор протекал, шурша галькой, ручей с ледяной голубой водой. По пыльному двору - я никогда не мог понять, почему во всех грузинских дворах, самых богатых или, наоборот, самых образованных людей, такая невероятная неухоженность и грязь - разгуливали крупные белые куры и синие с красным индюки, один из которых уже полеживал в желтом ореховом соусе в глубокой тарелке тонкого фарфора с вензелями. С дерева на стол падали зрелые тутовые ягоды, похожие на глаза гигантских стрекоз, а шашлыки жарили и подносили...
Чтобы получить легальный доступ к бесплатной кахетинской кормушке с прекрасным вином и ручьем посередине, Филя прямо на старте запросил к себе в команду Склифосовского.
- Надеюсь, вы не станете возражать, Профессорский, чтобы Ираклюшка подключился к этой теме? - замурлыкал Филюн. - Его кандидатская диссертация будет готова через год, - подлил он масла в огонь.
Я с удивлением заметил, как в сонных глазах Склифосовского что-то блеснуло, и не стал противиться.
- Окей! С-склифосовский - ваш... Позже решим, чем он займется конкретно, - сказал я печально. - Не стану возражать против перфузионной консервации органов. Зураб ему поможет. Можете считать, что пропуск в Кахетию с лейблом "Вход всюду" уже п-приколот к вашему пиджаку... Пойдемте, п-познакомлю с родителями Склифасовского.
Когда стемнело, мы с Лабораторной публикой пересели к ручью, а выше по течению расположились Склифасовский с отцом и Филимоном. Они ставили на блюдца с горящими свечами рюмки чачи и бутерброды с икрой и пускали вплавь по течению, а моя команда вылавливала, наслаждаясь прохладной кахетинской ночью, сменившей дневную жару, и необычным ритуалом выпивки. Общительный Филимон несколько раз принимался брататься со Склифосовским-старшим и, видно, не без пользы: периодически они отходили в сторонку и шептались.
Высокий, с густыми волнистыми волосами, всегда в расстегнутом халате, Филипп стремительно шагал по длинному лабораторному коридору, где любил прохаживаться Гиви.
- Похоже, ваше лицо искажено радостью очередного научного открытия, Филимон, - сказал я.
Филипп стремительно приблизился и, обняв за плечи, потянул в кабинет.
- Нам нужна глобаловка, Профессорский! - Бросил он привычное, и я стал опять жалеть, что ляпнул когда-то это, ставшее ненавистным мне слово.
- До глобаловки пока далеко... Надо постараться избежать технических проблем... Наши посадки в экспериментах с "кумысом" в значительном числе случаев связаны с низким качеством фторуглеродной эмульсии... Есть анестезиологические и хирургические ошибки, но их немного, не возражайте, не много, не более семи процентов, хотя в эксперименте их могло бы быть больше, - в который раз твердил я Филиппу. - Почему бы вам не ставить эти опыты в Москве?
- Вы отлично знаете, почему, - раздражаясь парировал Филимон. Тамошние волки приберут все к рукам, как только будет получен Результат...
- ...и выкинут вас из кресла руководителя Программы, включив в с-списки на получение премии своих людей, - закончил я.
Предупрежденный о визите ученым секретарем института, я с удивлением разглядывал странное трио в моем кабинете: маленький грузин средних лет весь в наколках, даже на веках, едва видимый из-под большой драповой фуражки, странно присел на корточках посреди кабинета, словно собрался снести яйцо; два других - с отчетливо русскими лицами, про которые Даррел говорит "мутные", уверенно расположились в глубоких кожаных креслах, высоко выставив колени. Эти двое были в черных костюмах и белых нейлоновых рубашках без галстуков.
- Секретный базар, батоно Бориа, - сказал почти без акцента грузин на корточках и долгим взглядом уставился на дверь. - Эти пацаны, - он кивнул на сидящих в креслах мужчин, - из Ростова... - и помолчав добавил: - на Дону, а другой - из Москвы.
