— И вот прямо так легко влились в общество? — недоверчиво сощурился Семен.

— Ну, конечно, были кое-какие проблемы. Сначала меня уговаривали ходить за какой-то слизью, по сто рублей баночка. Оно мне надо? Я в первый же день начал разбираться с картой, проплутал полдня, но оказалось, что первый крестик указывает на место совсем рядом с заграждением. Я чуть не порвал куртку на колючей проволоке! Нашел то место, где крестик. Это было дерево, даже не просто древо. Натуральный баобаб! И там дупло, метрах в пяти над землей. А в дупле — целый лабаз с горами всякой чертовщины! Я выбрал, что попроще, и вернулся. Вернулся. Деньги, конечно, не как за камушки, но тоже приличные.

— Ну, естественно. Когда хабар утекает их Зоны, то увеличивается в цене в геометрической прогрессии, — заключил я.

— А в баре я объявил, что по случаю удачного дня всех угощаю, и таким образом расположил некоторых к себе. И выспросил у них, что больше всего цениться. Тогда и рассказали мне про Клинский Бряк. Через несколько дней опять пошел я к дуплу и нашел там два Бряка. Вот, собственно и все.

— Нет, не все. Где карта?

— А карту я в том же дупле спрятал.

Я повернулся к Семену.

— Слушай, по-моему, он держит нас за дураков. На кой ему надо оставлять карту в том месте, на которое она указывает?

— Ключ в сундук не закрывают! — подтвердил Гриша, любуясь восставшим из черепков чайником. Но Семен не согласился.

— Это, конечно, странно, но князь говорит абсолютно искренне.

— Искренне. Искренне! — заволновался Арчибальд — я вам все как на духу выложил — страшно мне стало, опасно это, не по мне. Завязать я решил, и карту я специально оставил, чтобы соблазна не возникло, а без карты баобаб и не найти, он хоть и велик, но место там запутанное…

— Место, говоришь, запутанное, — я снова взял в руки пластину Клинского Бряка с отсутствующим осколком, — значит, говоришь, кусочки тянутся друг к другу…

Пржевальский сглотнул и закивал, а мне действительно показалось, будто меня тянет влево. Я сделал шаг, и вдруг ясно понял, куда идти. Положил Бряк на стол — наваждение пропало.

— Вот так-то, гражданин товарищ князь. Видим, как вы завязали. Советую некоторое время посидеть тут и не высовываться. Григорий, давайте опросим третьего постояльца, и мне нужно будет наведаться к шефу.

Бармен Гриша проводил нас к соседней двери.

— Тут живет Критик, его так все называют. Скандальная личность. Я думаю, что уж он-то в чем-нибудь да замешан.

— Не будем делать опрометчивых высказываний, — сказал я. Семен постучал. Ответа не последовало.

— Может, его нету?

— Как же нет, я видел, как он заходил к себе, когда мы шли к Пржевальскому, — ответил Гриша и почему-то обиделся.

— А обратно никто не выходил, я все время поглядывал в коридор, — добавил Семен.

— Ключи от комнаты есть? — спросил я у Гриши. Тот покопался в карманах и выудил разнокалиберную связку.

— Вот этот, с короткой бородкой.

Ключ никак не мог войти в скважину, а когда, наконец, мне удалось его протолкнуть, по ту сторону двери что-то звякнуло. Я отворил дверь и поднял с пола точно такой же ключ.

— Эй, есть тут кто?

Молчание. Я прошел в комнату, Семен и Гриша последовали за мной. В комнате было намного уютнее, чем у князя. Толстый ковер на полу, массивная мебель на гнутых ножках, светильник с двумя десятками лампочек в форме свечей, тяжелые бархатные портьеры, создающие в комнате полумрак. И роскошный камин, в котором весело играли языки пламени.

— Это люкс? — спросил я Гришу. Тот ответил не сразу. Челюсть его некоторое время балансировала на связках, готовая вывалиться, а сам Гриша пребывал в состоянии прострации. Пересилив себя, бармен открыл рот, но смог лишь выдавить:

— Нет… я это все впервые вижу. Еще вчера…

Неожиданно из-за окна донеслись голоса. Я прислушался.

— Как же он так?

— А я знаю? Я сам только подошел!

— Я видел! Он окно распахнул и как закричит: "Но пассаран!" И сиганул вниз!

— "Они не пройдут"? Кто? Что бы мелешь?

— Я что видел, то и говорю.

— И ведь угораздило его именно на забор свалиться!

Я выглянул в распахнутое окно. Под окнами столпились несколько сталкеров. Они стояли около забора, выполненного из металлических штырей с фигурными башенками на верхушках. На одном из таких штырей покоилось чье-то окровавленное тело. Покрасневшая фигурная башенка торчала у него из спины. Очевидно, несчастный, прыгая из окна, не разглядел, на что он может приземлиться. Я повернулся к Грише.

— Это Критик?

Гриша замотал головой.

— Не имею представления. Отсюда не видно. И… и… я не могу на это смотреть.

— А придется. Или… Кто-нибудь, его еще опознать сможет?

— Да, любой, почитай.

— Ладно. Семен, отведи Гришу вниз, а потом дуй ко мне. Комнату закрой, оба ключа возьми с собой. Я буду снаружи.

У злосчастного забора скопилась целая толпа, располагавшаяся по форме полукруга. В центре, у самого забора стоял высокий худой тип в клетчатом костюме и дурацких очках. Толпа слушала его, как зачарованная.

— У меня на глазах все произошло! Я иду, и вдруг — бац! Выскакивает из окна и грудью на штырь! У меня до сих пор шок! Я… а он… и… — Клетчатый разрыдался. Я подошел и тронул его за рукав.

— Насколько я понимаю, вы — свидетель?

— Что? — поднял голову клетчатый, — ах, да, конечно, свидетель. Свидетелем чего я только не был! Вот, например, когда один мой знакомый переходил Рубикон…

— В данный момент меня интересует только что случившееся событие.

Клетчатый достал огромный носовой платок и громко высморкался.

— Я сейчас, Вадим Георгиевич! Пять минут, и я буду готов! Вы пока можете позвонить из бара Чугунову.

Откуда он знает мое имя? А про Чугунова? Я собрался было спросить его об этом, но… клетчатый куда-то делся. Я постоял-постоял… и пошел звонить.

Гриши в баре не оказалось, Семена тоже. У стойки расположился странный мужчина в сером костюме классического покроя и заломленном набок берете. Я по привычке глянул в его глаза и вздрогнул. Правый глаз был иссиня-черным, левый зеленым и с вертикальным зрачком. Незнакомец сразу напомнил мне актера, игравшего Воданда в последней экранизации романа "Мастер и Маргарита", две тысячи пятого года, режиссер Сопецикй, если не ошибаюсь.

Я огляделся по сторонам в поисках Семена, но незнакомец криво усмехнулся и сказал:

— Он с барменом уехал сразу же после звонка вашего шефа. Телефон после этого вышел из строя, но если вы желаете позвонить, то…

"Воланд" протянул мне большой мобильник Kulibin, который был почему-то с дисковым номеронабирателем. Я, просовывая палец в узкие отверстия диска, набрал номер Чугунова и стал ждать. Через два гудка генерал взял трубку.

— Да?

— Толя, ты?

— Я. Как у тебя дела, Вадим?

— Все нормально, но есть трупы.

— Да, Семен мне говорил.

— Ты его вызвал?

— Да. И ты мне тоже нужен.

— Хорошо. А как Де…

Но Чугунов уже повесил трубку. Воланд достал из кармана доисторическое пенсне, нацепил его на нос и сказал:

— Если вы хотели поинтересоваться здоровьем вашего друга Дениса, то должен вас обрадовать — он успешно преодолел седьмой уровень иллюзий, и коэффициент опустился до шести.

— А кто вы, собственно такой, и откуда все это знаете? — я подозрительно сощурился.

— Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

— А если без цитат, маэстро?

— Если без цитат, то — вот, — маэстро протянул мне черную визитку с серебристой готической буквой "W". А откуда знаю? Знаю, что немедленная смерь ему более не грозит, и больше ничего.

— У вас есть доказательства?

— И доказательств никаких не требуется. Все просто — в белом плаще…

В белом плаще с кровавым подбоем, легкой и неслышной походкой, свойственной любому жителю северных районов Империи, поздним вечером третьего числа шестой фазы Луны в императорские покои вошел истинный лонд пятого игарра Ариэн Саотран. Склонившись пред Императором на одно колено, он сцепил пальцы в ритуальном жесте приветствия и пожелал правителю долгих лет жизни. Когда с церемониями было покончено, Ариэн встал и покорно начал ожидать разрешения говорить.