– Да, по зебре, по пешеходной. Метафора, иносказание. Ваша теща под ноги не смотрела…
– Зачем ей под ноги смотреть? Она в сторону смотрела, откуда машина твоя появилась. Не успела она в сторону отскочить, извини…
– Да ладно! – безалаберно махнул рукой Балабакин.
– Что? – охлаждающе глянул на него Комов.
– Э-э, понимаю, это я должен извиняться…
– Поздно извиняться.
– Э-э, товарищ… гражданин начальник… Ну, может, как-то вопрос этот решим. С деньгами у меня сейчас туговато, проект не пошел, долгов много, кредиторы донимают, все такое прочее… – снова затараторил Балабакин.
– Мне до твоих денег дела нет, – внушительно сказал Комов. – И если думаешь про взятку, забудь. Не стоит усугублять вину…
– А что можно сделать? – умоляюще смотрел на него Сеня.
– Ничего. Будешь отвечать по всей строгости закона…
Не нравился Федоту этот парень, очень не нравился. Надо бы с ним еще поработать… Он вызвал конвой и отправил его в камеру.
* * *
Уголовника в каталажке не было. Сеня спросил, где он.
– Увели, – ответил рэпер.
Звали его Миша. Неплохой парень, если разобраться, только слишком крученый.
– Оцилопы на пинках увели.
– Кто?
– Ну ты нибумбук! – удивленно посмотрел на Сеню очкарик. – Оцилопы – это ж сцуки палиццаи!
– Да ты не висни, не надо. Оцилопы – это менты… – пояснил Миша. – Не вписался пацан в поворот…
– Я тоже не вписался, – уныло кивнул Балабакин.
– Чего?
– Да так… Слушай, а ты реально рэп слушаешь?
– Рэп не слушают, рэп читают… Ямбы не в почете, хип-хоп на взлете, я реальный пацан, качу телегу, по кругу, йо!.. Ну, телега – это речитатив, по ходу…
– Нибацца! Уппей себя абстену! – подленько хихикнул очкарик.
– Закрой варежку, очкур! – огрызнулся рэпер.
– Да не забивайся ты на него, – одернул его Сеня. – Поверь, он того не стоит… Ты мне скажи, у тебя бабосы есть?
– Бабосы схавали барбосы! Я на мели, чувак… А что такое? – в ожидании подвоха, но заинтригованно спросил Миша.
– Да вариант один есть. Ты телеги катишь, а я музыку пишу.
– Не понял.
– Композитор я.
– Да ты че! В реале?
– А я похож на клоуна, чтобы шутить?.. Мои песни на «Европе» крутятся…
– Да ну! Какие?
– Да такие…
Балабакин напел пару композиций, от чего Миша благоговейно захмелел.
– Рулез! А не гонишь?
Сеня не врал. Он действительно сочинял музыку и тексты к ней. Четыреста восемьдесят восемь композиций. Правда, востребованными из них оказалось только семнадцать, четыре из которых смело можно было назвать хитами. Больших денег на них не заработал, но «респект» и «уважуху» приобрел. Со временем у него появились богатые заказчики, но вдохновение вдруг ухнуло в яму творческой пустоты. Песни он кропал десятками, но ни одна из них не была озвучена. Словом, полный отстой… Но совсем недавно Сеню окрылило, и он создал настоящий шлягер, обреченный, по его мнению, обретаться на верхних строчках российских чартов. Муза пришла к нему в момент наивысшего отчаяния, когда, казалось, мир обрушился в тартарары. Может, потому ее поцелуй был таким горячим и проникновенным…
– Да нет, брат… Я не вру. Правда это… Можешь не сомневаться…
Сеня давно уже заметил за собой одну странность. Он не волновался, когда говорил правду, но мог при этом говорить сбивчиво, даже косноязычно. А когда он врал, душа наполнялась смутой, но слова из груди выскакивали бойко, одно за другим, и язык чеканил звуки на редкость внятно, идиомы и метафоры вкручивались в текст без мозговых усилий.
– Ну, может, и не вправляешь. Но это же попса, – заметил Миша.
– Без попсовых прошивок твой рэп – труха.
– Ну да, телегу смазывать надо… Может, намурлыкаешь, я послушаю.
– Послушаешь. И запомнишь. А рулада мировая, отвечаю. Абсолютный хит.
– Да ладно, хит… И сколько ты просишь?
– Много. Пятьдесят тысяч евро.
Миша потрясенно посмотрел на очкарика.
– У тебя йаду нету?
– Есть. Пятьдесят тысяч за каплю.
– Стебаетесь?
– Он – да, я – нет, – лаконично сказал Сеня.
– Откуда столько бабосов?
Балабакин пожал плечами. Его дело предложить…
– Не, я такую мазу…
Рэпер не договорил. К решетке подошел прапорщик из дежурной части.
– Балабакин!
И снова Сеню повели на второй этаж, в отдел уголовного розыска. Все тот же кабинет начальника, но в этот раз его занимал другой офицер, такой же внушительно-могучий, как первый, но не в штатском, а в форме; ухоженный, начищенный, наглаженный, с большими звездами на погонах.
– Ну, и чего робеешь, парень? – усмехнулся он, рукой показал на стул за приставным столом.
Взгляд у него добродушный, но въедливо-тяжелый. На какой-то миг Сеня вдруг ощутил себя овощем, который посадили в кадушку, посолили, накрыли крышкой с каменным гнетом… «Как бы сок не пустить…»
– Подполковник Круча. Начальник ОВД «Битово».
Балабакину и вовсе стало не по себе. Что ж он такое совершил, если сам начальник отдела внутренних дел за него взялся?..
– Рассказывай.
Голос у подполковника густой. Баритон, стремящийся к нижним, басовым нотам; звучание мягкое, укачивающее.
– Что рассказывать? – подавленно спросил Сеня.
– Как женщину сбил, расскажи.
– А-а, это…
– У тебя еще что есть рассказать?
– Да нет, нормально все, никаких эксцессов, все, как говорится, шито-крыто! – стараясь скрыть свой испуг, отбарабанил задержанный.
– Шито-крыто, говоришь… А женщину зачем сбил?
– Торопился очень. Красный свет прозевал.
– Куда торопился?
– К девушке, конечно… Если бы вы знали, какая у меня девушка здесь, в Битове, вы бы меня поняли и простили…
– Я тебя и так простил, но закон не позволяет, – усмехнулся подполковник. – А что за девушка?
– Стелла зовут! Золотые волосы, бриллиантовые глаза, рубиновые губы, одним словом, сокровище. Такая любовь, гражданин начальник, такая любовь…
– Девушка у тебя здесь, говоришь, в Битове. А сам ты откуда?
– Ну, из Битова… Родители у меня здесь. Мать, отец… Но живу я в Москве… То есть жил…
– Чего так?
– Финансовые проблемы.
– С кем не бывает.
– Вот и я говорю, что за черной полосой следует белая, – оживился Сеня. – Пройдет печаль, наступит радость, все будет в шоколаде…
– Врешь, – усмехнулся Круча.
– Почему? – забеспокоился парень.
– Слишком гладко стелешь. Да и в тюрьме не может быть белой полосы. Там все в клеточку, без голубой каемочки… Или ты думаешь, что тебе путевку в санаторий за лихость твою гусарскую выпишут?
– Нет, – сник Сеня.
– А что за проблемы, говоришь?
– Да так…
– Финансовые, да?
– Ну да.
– А родители могли денег занять?
– Да нет, они сами без денег сидят. Сестра с мужем работают, но у них снега зимой не допросишься.
– А у кого одолжить можно?
– Ну, есть один человек, одноклассник мой, Петька Воронецкий, у него здесь бизнес небольшой, я его в свое время со знаменитостями знакомил, он у меня в долгу…
Сеню снова понесло, он и сам это понял, и Круча заметил.
– Тпрр! – осадил его подполковник. – Что-то ты разошелся. Скажи просто, что к однокласснику ехал, я пойму.
– К однокласснику ехал.
– Торопился очень.
– Торопился, – завороженно повторял Балабакин.
– Не заметил, что красный свет горит.
– Не заметил.
– И женщину тоже не заметил.
– Был грех, гражданин начальник…
– Ясно. Что туману ты нагнал, ясно! – резко сказал Круча.
Он уже не просто смотрел на Сеню, он тянул из него душу, вместе с подпорками, на которых держалась часть подсознания, создающая ложные образы. Балабакину вдруг показалось, что нет в нем больше способности врать…
– Майору Комову ты рассказывал, что спешил к родителям и ехал на желтый свет, – продолжал давить на него подполковник. – Для меня ты сочинил другую сказку – ехал к Стелле да на красный свет. Потом ты поехал к однокласснику… Плести ты умеешь, Балабакин, но не знаешь, к чему привязать свое вранье.