– Так точно!

– Всему экипажу зачет и семь дней отпуска.

– Ур-р-ра!!!

– Все свободны!

– Садись, Петр Захарыч. Это ты называешь отчетом? – декан сердито бросил на стол несколько скрепленных вместе листков. – Знаешь, как это называется? Бабушка надвое вилами на воде писала.

– Что есть, то есть. У методики нашлись слабые места. Статус инструктора на корабле, например…

– Ты мне зубы не заговаривай! А с технологической практикой что?

Барга тяжело вздохнул.

– Какая, к черту, технологическая практика, если они два дня полы драили и пять суток в карцере сидели?

– Так незачет?

– Начальство на Соломонах настаивает на зачете. Иначе скандал будет. Кто-то с места слетит.

– Они натворили что-то? Почему у меня на столе рапорта нет?

– Почему-почему… Потому что у всех рыльце в пушку. Потому что наземники не имели права наших в карцер сажать. Присяги наши не давали, а гражданских больше, чем на сутки задерживать нельзя. Права человека нарушены.

– Так за что их в карцер?

– За дело, – усмехнулся Барга. – Только доказать ничего нельзя. Началось все с хулиганства и боевой тревоги на пропускном посту. Ребят лишили обеда, ужина и отправили полы в подвалах драить. Они нашли вентиль и перекрыли подачу газа в пищеблок. А заодно, уходя, открыли какой-то кран и затопили подвал. Сами, как им было велено, ушли драить подвал в соседнем корпусе. Когда утром хватились, что на кухне газа нет, в подвале воды уже по пояс набралось. В общем, пока разбирались, по какой трубе газ подается, пока воду перекрыли да откачали – вся база два дня на сухом пайке жила. Доказать ничего не смогли, расследование сорвалось. Но ребят упекли в карцер. Курсант Дункан связалась с адвокатом. Курсант Сино потребовала, чтоб ей предоставили переводчика с родного языка. Послали самолет за японцем, но оказалось, что ее родной – украинский. Пока шла неразбериха, ребят держали в карцерах – для всеобщего спокойствия. А когда закончился срок практики, через адвоката договорились, что стороны взаимных претензий не имеют, и ребят вытолкали в космос.

– Хорошо, наземники в лужу сели. Но ты-то знал, с кем дело имеешь. У парнишки на борту свободное время нашлось! Тренажеры ему понадобились. Твоя задача была – обеспечить восемь нештатных ситуаций. Восемь! Сколько ты успел?

– Две… Обе они сумели вычислить до.

– То есть, ни одной!

– То есть, две, Пал Палыч. Они потеряли на них три дня.

– А потом они посадили тебя под замок.

– Да, потом они блокировали меня. И я ничего не мог сделать, не нарушая устав космофлота. Что мне оставалось? Захватить логгер и черный флаг поднять?

– Блокировали. Салажата блокировали разведчика космофлота. Кофе с коньяком будешь?

– Буду. Смейся-смейся.

– Смеяться я не хочу. Ты с ними летал, тебе и ответ держать. Готовы они?

– Дети они еще. На пушечный выстрел к космосу бы не подпускал, но ведь…

– Вот именно! Но этот недостаток с годами проходит. Так что забудь о возрасте. Выживут ли они в космосе? Готовы ли к полету?

– Знаешь, опять все сложно. Не экипаж они, а две пары. Но…

– Но с заданием справились за неделю вместо двух.

– К черту задание! Сейчас они не экипаж. Но они могут стать экипажем. Их нужно закалить в тяжелых испытаниях. Но не сломать – вот в чем тонкость.

– А этот полет – он что, не испытание?

– Этот полет был для них игрой. Паршиво, что играли они против деканата, а не против космоса.

– Но ведь выиграли!

– И теперь мы, два старых дурака, чешем бритые затылки и не знаем, что делать. Кофе остыл.

– Петр, я понял тебя так, что испытание они не прошли, потому что задание оказалось слишком легким для них, и они не сумели проявить себя. Так?

– Так выходит… Добавь к этому, что задание оказалось легким из-за удачно выбранной ими линии поведения.

– А может, ты злишься, что они под замок тебя посадили? Попробуем еще раз. С кем из них ты пошел бы в полет?

– Вот ты как повернул… С Лаурой Дункан.

– Но она себя никак не проявила в полете…

– Не все так просто, Пал Палыч. Умна, спокойна, сосредоточена. Теневой лидер. Куда твои психологи смотрели? Четыре лидера в экипаже.

– Психологи тут ни при чем. Это дикий экипаж. Они сами его составили. Что еще сказать можешь?

– Она словно взрослая среди детей. Словно мать или воспитательница. Дети играют, она наблюдает. Там посоветует, тут похвалит…

Декан нажал несколько клавиш на пульте.

– Посмотри на свою воспитательницу.

На экране монитора Лаура рыдала в голос. Остальные утешали ее.

– Игра, говоришь? Не все так просто…

– Пал Палыч, зачти им полет, но не спускай с них глаз. В конце концов, они на самом деле дети. Семнадцать едва исполнилось. Полтора года впереди…

– … Да вы что, не понимаете, что мы провалили полет?

– Ну ты, Лаурик, уж слишком!

– Господи! Ты на себя в зеркало посмотри! Синяки под глазами. У Бори руки трясутся. Пол рейса в укромчике просидели. А полет-то пустяковый! Мы с этими премиальными баллами просто с ума посходили. Еще немного – и завалили бы задание.

– Говно бджоли, говно мед, говно дядька бджеловод, – огорчилась Кику. – Дура ты, Лаурка, весь праздник испортила. Я так радовалась, что все кончилось, что эту обузу с плеч сбросила.

– Кто такие бд… бж… Кику, как ты их? – влез Смайлик.

– Пчелы это, – перевел Борис. – Ну, тяжело слетали. Так ведь знали, что легким полет не будет.

– Вот именно! А мы? Кику – капитан, Борис – бортинженер. Мол, у нас любой любого заменит… А фактически-то Борис капитаном был, он полет вытянул. Но это ведь не дело, когда бортинженер капитаном командует. Вот и страдал человек. А тебе, Кику, нужно было тихо и спокойно заниматься железками. Слетали бы как на тренажере.

– Подожди, Лаура, – Борис притянул девушку к себе, – ты и права, и не права.

– В чем я не права?!

– Да, мы сделали ошибку. Но полет-то тренировочный. Мы приобрели ценный опыт. А он – сын ошибок трудных.

– Сам придумал?

– Пушкин.

– Придурок твой Пушкин. Полет был пустяковым. И нештатки нам подсунули самые пустяковые. Это мы возвели их в ранг всемирной трагедии.

– Ни черта вы не поняли! – вспыхнул Палмер. – У нас только один критерий – зачетные баллы! Пусть мы хоть клоунов играть будем… Да! Мы будем играть клоунов, если за это дадут на десять баллов больше.

– Та шоб тебе пидняло та гепнуло! – Кику, насупившись, встала перед Смайликом, уперев кулаки в бока. – Ты ж мене пидманул, гад! Теперь мораль читать будешь?

– Когда? Я же за тебя…

– Сам себя пилотом назначил, а меня – капитаном! Молчи, не отпирайся!

– Но я же лучший пилот в нашем экипаже! А нам нужно максимум…

– Молчи! Пилот, значит, ты, а капитаном может быть любой?!

– Сама молчи! Только в этой казарме нас шестьдесят экипажей. А корабли получат двадцать! Пятьсот пятьдесят парней уже в ауте. И сто шестьдесят еще вылетят. Я не хочу быть среди них!

– Дурак! А я хочу?!

– Идем отсюда, – шепнула Лаура Борису, утерев слезу кулаком. – Это у них надолго!

– А что было потом? – пробасил Клод.

– Потом были выпускные экзамены и мы получили свой корабль. Буксир, если честно. Мода на колонии уже прошла, теперь все возили воду на Марс. Нас – лучший экипаж Солнечной запрягли водовозами, можете это представить?

Бор пустил по стойке пустую кружку в сторону Букера. Знаете, такой звук – шшшшшшш. Ради одного этого звука после рейса стоит заглянуть к Букеру. Хотя на девятой сортировочной полно и других уютных уголков.

Букер неглядя перехватил пустую кружку, и взамен нее – шшшшшш

– пустил по стойке полную. Бор сделал маленький глоток, словно проверял эль-эфир на вкус.

– Парни, а я вам рассказывал, почему у Марса только один спутник? – задал он риторический вопрос.