— Вам дурно? — спросил Талабан.

— Теперь уже нет. Я изверг из себя столько, что на три желудка хватило бы. Чувствую слабость, больше ничего. А вот вы, я вижу, ранены.

Царапина на щеке Талабана все еще кровоточила.

— Это выглядит хуже, чем есть на самом деле. Меня оцарапало осколком камня. — Талабан приложил к порезу кристалл, и ранка сразу затянулась.

— Здорово вы сняли этого парня со скалы, — сказал Пендар. — Теперь вас будут любить.

Талабан пропустил комплимент мимо ушей.

— Вы никогда не учились владеть мечом, верно?

— Верно. Это вы меня спасли?

— Да. Я торопился и слишком высоко метил. Извините.

Вы, должно быть, испытали сильное потрясение.

— Потрясение — не то слово. Только что он мне ухмылялся — а потом ухмылка исчезла вместе с лицом. В этот миг мне следовало понять то, что я знал и раньше; не гожусь я для такой работы. — Пендар криво усмехнулся и отвел взгляд.

— Не надо себя недооценивать, Пендар. Солдатами не рождаются, ими становятся. Вы человек смышленый и всему научитесь. Держитесь подле меня и усваивайте азы, а остальное само придет. Начало уже положено: атаку вы провели хорошо. Благодарю вас за доблестные действия.

— Очень своевременная похвала, Талабан. — Пендар с улыбкой, уже успокоившись, оглядел поле боя. — Вот, значит, каково это — быть воином. Не могу сказать, что это очень привлекательно. Вонь-то какая — сейчас сюда мухи слетятся.

— Когда человек умирает насильственной смертью, у него опоражниваются кишки. В героических песнях об этом не упоминается — не думаю, чтобы певцы когда-нибудь участвовали в бою. Ну как, получше вам?

— Да. Что теперь будем делать?

— Отправим раненых в Эгару и постараемся убить как можно больше алмеков. Может быть, хотите вернуться? Ничего постыдного в этом нет. Я дам о вас похвальный отзыв в своем рапорте.

— Вряд ли бабушке это понравится. Она готовит меня для политической карьеры и полагает, что героя народ примет более благосклонно.

— Что ж, она права.

— Бабушка ошибается редко. Она у меня женщина твердая и целеустремленная.

Пробный Камень улыбнулся и убежал.

— Он зарубил своим топориком четверых, — сказал Пендар. — Ужас что такое.

— Он из воинственного народа. Они верят, что только битва ведет к величию.

— И это, по-вашему, величие? — Пендар обвел рукой мертвые тела.

— Нет. Это дикость и противно всему, что защищает цивилизация. Но в некоторых отношениях народ Пробного Камня владеет истиной, которую мы давно забыли. Рост возможен только в борьбе. Никакой учитель, никакая книга или песня не научили бы вас тому, что вы узнали сегодня за несколько кратких мгновений.

Вы сидели верхом на коне в горле ущелья и видели перед собой смерть. Затем вы преодолели свой страх и пошли в атаку. Вы когда-нибудь чувствовали себя более живым?

— Никогда, — признался вагар. — И все-таки это ужасно.

— Да, ужасно. Все эти мертвые — алмеки, аватары и вагары — могли бы прожить хорошую, полезную жизнь. Теперь они — пища для ворон. Если вы займетесь политикой, как желает ваша бабушка, то сможете применить знания, которые приобрели здесь, на благо вашему народу. За свою долгую жизнь я узнал, что любой человек колеблется между низостью и благородством. Каждый день он принимает решения, которые увлекают его то в одну сторону, то в другую. Вожди призваны побуждать людей к благородным деяниям. Вы сегодня видели много низости и еще больше благородства. После этого вы станете либо лучше, либо хуже — нет, все-таки лучше, так мне думается. А теперь подберите свой меч — самое время поучиться кое-каким основным приемам.

День был долгий, и Софарита вернулась домой смертельно уставшая. Ро уже спал, и слуги тоже улеглись, только старый Семпес ждал ее.

— Подать вам что-нибудь, госпожа? Или приготовить ванну?

— Нет, спасибо. Пойду спать. — Она медленно поднялась по лестнице. Колени и бедра при этом болели — еще один признак ее постепенной кристаллизации. Софарита прошла в свою спальню с выходящим на запад широким окном и маленьким балконом.

Из окна она видела мерцающий под звездным небом океан.

Слишком усталая, чтобы раздеваться, она сбросила туфли, откинула одеяло и легла, но сон, несмотря на блаженную мягкость подушки, пришел не сразу.

Прошло восемь дней с тех пор, как Талабан уехал из города со своим отрядом. Она наблюдала их первую стычку с алмеками, и вероятность его гибели ужаснула ее. Он занимал теперь изрядную долю ее мыслей. Что-то в нем привлекало ее — она не могла определить что. С тех пор он четырежды наносил удары по боевым порядкам алмеков, а теперь двинулся на встречу со «Змеем», который Метрас вел вверх по Луану.

Отовсюду поступали недобрые вести. Алмеки перебили большинство жителей Бории, Пейкана и Каваля и теперь в количестве трех тысяч медленно двигались вдоль побережья к Эгару.

Их прибытие ожидалось через восемь дней. Другая армия такой же численности готовилась выступить из столицы Аммона.

Метрас потопил два золотых корабля, но вверх по реке их шло все больше и больше, с солдатами и оружием на борту.

Вирук при помощи Софариты встретился с Бору, и теперь они вместе с Аммоном пробирались в Эгару. Софарита нынче днем видела их повозку, которая тащилась мимо ее родной деревни.

Пасепта стояла покинутая — жители ушли прятаться в холмы.

Алмеки высадили свои армии по всему континенту. На дальнем юге они сотнями истребляли номадов, на востоке дали сражение племени ханту. Алмеки понесли в нем большие потери, но к исходу дня на поле битвы полегло больше двух тысяч ханту вместе со своим вождем Рзаком Кзеном.

Еще одна алмекская армия стала лагерем в двадцати милях от Эгару и туманной завесы, охраняющей долину Каменного Льва. Для исследования тумана алмеки собрали машину из металлических шестов, ящиков и проволоки. Двадцать солдат попытались пройти сквозь завесу. Один из них вернулся назад дряхлым старцем и тут же умер.

Сама Софарита, преодолев туман, увидела, что пирамида Ану насчитывает тридцать один ряд камней и около двухсот футов в вышину. Ану спал в своей палатке. Волосы у него побелели, лицо покрылось глубокими морщинами, руки и ноги иссохли, как палки. Он проснулся и взглянул на Софариту.

— А я все думал, когда же ты придешь, — сказал он вслух. — Или ты мне снишься?

— Нет, Святой Муж, это не сон.

Ану закрыл глаза и снова прилег на подушку. Вокруг него зажегся голубой ореол, и душа вышла из тела.

— Рад тебя видеть, дитя. Как поживаешь?

— Моя сила растет постоянно — то медленно, то скачками, которые ошеломляют меня. Этот рост вселяет в меня страх.

Призрачный Ану взял ее за руку.

— Ты храбрая женщина, Софарита. Исток хорошо выбрал — как всегда, впрочем.

— Я не просила, чтобы меня выбирали.

— Думаю, что ты ошибаешься. Если бы тебе открыли весь ужас пришедшего в мир зла и предложили силу, чтобы с ним сразиться, ты, думаю, не отказалась бы. У тебя сильная душа и доброе сердце.

— И я обречена на смерть.

— Все мы обречены на смерть, дитя мое. — Ану отпустил ее руку. — Скажи Раэлю, что мне нужен еще один сундук. Я должен ускорить Танец.

— Хорошо, скажу. Почему ты позволил себе так состариться?

— Я не хочу бессмертия, Софарита. Это тяжкое бремя, не искупаемое малочисленными радостями.

— Когда тебя не станет, Музыка уйдет вместе с тобой.

— Музыка не может умереть, — с улыбкой возразил он. — Просто люди утратят власть над ней — но это, может быть, и к лучшему. Время покажет. В мире и без того достаточно зла — незачем прибавлять к нему магию.

— Алмеки пытаются прорваться сквозь твою туманную завесу. Сможешь ли ты сдержать их?

— Смогу, но не стану. — Ану помолчал. — Чувствуешь ли ты, когда Алмея близко?

— Да.

— Сейчас она здесь?

— Нет.

— Тогда поговорим. Я не сторонник лжи, но при этом оставил Раэля и других в убеждении, что пирамида спасет их, став новым источником энергии для зарядки сундуков. На самом деле все будет как раз наоборот. Когда из пирамиды польется Музыка, все кристаллы утратят свою силу, сундуки опустеют, зи-луки разрядятся. С бессмертием аватаров будет покончено. Затем Музыка достигнет западных стран, и Королева Кристаллов умрет. Но сначала пирамиду нужно достроить. Алмея сейчас думает, что пирамида будет снабжать энергией ее — и пока она в это верит, мне не станут мешать. Главное, чтобы она не узнала правды. Ты должна приковать ее внимание к себе, Софарита, — любыми доступными тебе средствами.