За окном синели сумерки. Скоро должна была прийти машина. И вдруг Александр, пробегая с веником через столовую, краем глаза заметил, что березы и елки заливает жидкий красный свет. Они становятся похожи на декорации в театре. Он ахнул, и подошел к окну, и увидел, что плотные теплые тучи уже занимают только три четверти неба, а над ощетинившимся лесом горит быстротечный зимний закат. Мгновенно Зеленин представил картину: в огромном снежном пространстве летит неистовый стоглазый организм – экспресс «Полярная стрела». Может быть, это он освобождает небо, невидимой рукой стягивая тяжелое одеяло?

Он надел белую рубашку, синий джемпер с орнаментом, посмотрел в зеркало и остался доволен собой. Похож на аспиранта первого года обучения. Повеселев, он прошелся по комнате и остановился у дверей.

Двери открылись. На пороге стоял Макар Иванович.

– Проходите, Макар Иванович. Стряслось что-нибудь?

Старик взглянул на него виновато:

– Мальчонка на лыжах прибежал с Шум-озера. Словом… – Он раздраженно махнул рукой. – Эх, дурак я, право! Вы уж извините, Александр Дмитриевич. Понимаю, что не вовремя.

– А что там все-таки случилось, на Шум-озере? Вы можете сказать?

– Лесника медведь задрал. Сын говорит, крови много потерял и раны ужасные. Я бы сам поехал не раздумывая, да боюсь, не справлюсь. По хирургии у меня малый навык.

Он моргнул и взглянул прямо в глаза Зеленину. Тот понял, что эти слова нелегко ему дались. Может быть, вспомнил старый фельдшер, сколько раз, грозно насупившись, он бросал сакраментальную фразу: «Медицина бессильна!» – и не думал даже о том, что бессильна не медицина, а он сам.

Зеленин без пальто выскочил из дома и в несколько прыжков пересек двор. Парнишка лет двенадцати, прибежавший с Шум-озера, сидел в дежурке. Санитарка отпаивала его чаем. Зубы мелко-мелко стучали по фаянсу.

– Помирает папка, – безучастно сказал парнишка. Полдня он гнал по лесным тропам, случайным проселкам, кубарем летел с крутых склонов, цепляясь за кусты, на бегу совал в рот комки обжигающего снега. Сейчас сонливое безразличие овладевало им.

В дежурку боком влез Филимон, огромный в своем дубленом тулупе.

– Я готов. Поедем, что ли, Митрич?

– С ума сошел? Ты больной. Понятно? Немедленно в постель!

Зеленин схватил себя за подбородок, что-то замычал и растерянно повернулся к фельдшеру:

– Что делать, Макар Иванович? Санки нам не подмога. Пока доберемся, будет поздно.

– Надо звонить Самсонычу, – решительно сказал фельдшер.

– А что толку? Машина туда все равно не пройдет. Правда, парень?

– Не, – сказал сын лесника, – не пройдет машина. Куда там!

– Все-таки позвоните Самсонычу, – упорствовал Макар Иванович.

Зеленин снял трубку.

– Глупости, – спокойно сказал Егоров. – Забыл, Саша, что мы живем в двадцатом веке? На вертолете вы будете там через полчаса.

– Неостроумно! – рявкнул Зеленин.

– Я не шучу. Сейчас созвонюсь с летчиками. У нас тут неподалеку аэродром.

– Думаешь, они дадут вертолет?

– Уверен. Стой, а как же быть с Инной?

Зеленин ахнул. Он совсем забыл об Инне. Хорошенькое дело! Как же быть с ней? Ах, как отвратительно все у него получается! Он просто законченный неудачник. В трубке снова послышалось оптимистическое похохатывание.

– Ерунда, – сказал Егоров, – не волнуйся, не волнуйся. Я сам съезжу за ней.

– Ну что ты, Сергей Самсонович!

Егоров помолчал и сказал сухо:

– Я все-таки думал, что ты считаешь меня своим товарищем.

– Конечно, но…

– Никаких «но»! Какая она? Да Инна же, Господи!

– Красивая. У нее будут лыжи.

Полет

Через пятнадцать минут Егоров сообщил, что вертолет сейчас вылетит и опустится на лед недалеко от пристани. Через пятнадцать минут Зеленин уже шагал по темной улице поселка. Снег скрипел под его ногами. Мелкая россыпь звезд усеяла небо. Многоцветные кольца окружали усеченный круг луны.

Зеленин шел за Дашей. Одному трудно будет оперировать.

В это время в Дашином доме происходила весьма важная церемония. Церемония сватовства. Вокруг стола сидели Дашина мать, Федор Бугров и два свата. Вчера Бугров сорвался. Он подстерег Дашу, когда она возвращалась из кино, пошел рядом. «Дашка, – говорил он, – пропал я совсем. Люблю. Пожалей. У меня много денег. Все твое будет. Хозяйство заведем». – «Оставьте, – отвечала Даша, – я не хочу иметь с вами ничего общего». Тогда Бугрову пришла в голову безумная мысль: посватать ее законно, по старому обряду. В сваты он взял Сергея Сидоровича Полякова, своего дядю с материнской стороны, и безответного мужичка Луконю, сторожа пристанских складов. Для верности сам пошел вместе с ними, хотя это и было нарушением обычаев. Решил подействовать на Дашину мать смирением и добротностью одежд. Сейчас они все сидели вокруг стола и, как положено, для начала вели околичный разговор. Дашиной матери очень все это было не по душе. Она и в мыслях не допускала отдать дочь за «охальника Федьку».

Проще всего было бы указать непрошеным гостям на дверь, но вековое уважение к важнейшему обряду мешало ей это сделать. Какие-никакие, а все же первые сваты. Поджав губы, она бросала сердитые, но со скрытой смешинкой взгляды на ширму. За ней сидела Даша и демонстративно со злостью крутила патефон.

Парней так много холостых,

А я люблю женатого… —

летел с пластинки голос, полный вечерней девчачьей тоски.

Даша уронила голову на руки. В этот миг ей показалось, что она действительно полюбила смешного долговязого Сашу Зеленина, что жизни больше нет, а дальше пойдет навеки только жалкое прозябание.

Кто-то бухнул в дверь, застучали торопливые шажки матери, послышался глуховатый басок:

– Дарья Ивановна дома? Простите, срочный случай. Операция. Нужно лететь на Шум-озеро.

Даша выскочила из-за ширмы и сжала пальцы в кулаки. В дверях стоял Зеленин, но глядел он не на нее, а на Федьку. Несколько секунд в мирной комнате под оранжевым абажуром все было недвижимо. Только трассирующие полеты взглядов пересекали теплый воздух. Чувствовалось, что сейчас все полетит к чертям. Федька начал медленно подниматься со стула.

Зеленин тоже медленно, безотчетно спускал с плеча сумку.

– Я сейчас, Александр Дмитриевич! – отчаянно воскликнула Даша и кинулась в спальню между столом и дверью, словно пытаясь рассечь тяжелую волну ненависти.

Бугров швырнул в сторону стул.

– Выйдем отсюда, – сказал Зеленин. Никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах он не отступит перед Бугровым. Что бы ни было.

– Падло! – прошептал еле слышно Федька, и по искре, мелькнувшей в глазах, видно было, что он даже доволен создавшейся ситуацией.

Вдруг Сергей Сидорович грузно насел на него сзади. Даша выбежала уже в валенках, полушубке и шапке-ушанке и потянула Зеленина за руку:

– Пойдемте! Да пойдемте же!

Достойно ли покинуть поле боя сейчас, когда противник бессилен?

– Ведь нас же больной ждет, Александр Дмитриевич!

Не торопясь, Зеленин вышел. За ним выскочила Даша.

Опомнившись, она сразу почувствовала, что в ночном безмолвии Круглогорья сегодня есть что-то необычное. Слышался дальний, но отчетливый шум.

– Это за нами, – сказал Зеленин. – Вертолет.

Девушка ахнула:

– Вертолет?!

– Ну конечно, – с напускным спокойствием ответил Зеленин, – дело-то ведь крайне срочное.

Они побежали к озеру по тропинке через огороды. Перевалились через плетень и, увязая в снежной целине, спустились на лед.

А в это время Бугров молча боролся со своим дядей. Наконец он стряхнул его и отбросил в угол. Дашина мать встала в дверях со щеткой:

– Не подходи, ирод, порешу!

Бугров вырвал щетку, сломал ее о колено и, обведя взглядом комнату, сказал раздельно:

– Все. Привет, граждане.

Ринулся вон. С крыльца увидел на озере две фигурки. Лед местами был оголен от снега и мертвенно серебрился под луной. В этом слабом блеске неподвижно стояли двое. Федька перемахнул через плетень, помчался к обрыву, остановился на самом краю, проверил за голенищем нож, поднял голову – и остолбенел.