– Так не ищи его, Кулейн. Вернись в свой монастырь. Изучай великие тайны. Проживи свои дни, свои сменяющиеся времена года.

– Не могу, – ответил Кулейн просто.

Некоторое время они сидели в молчании, потом Пендаррик положил руку на плечо Кулейна.

– Больше нам не придется беседовать, мой друг, а потому разреши сказать тебе – я уважаю тебя, всегда уважал. Ты человек высокого достоинства. Я ни разу не слышал, чтобы ты винил других за свои ошибки, проклинал судьбу или Источник за свои беды. Это редкое… и бесценное качество. Я надеюсь, что ты обретешь мир, Кулейн.

– Мир… смерть… быть может, они одно и то же, – прошептал Кулейн.

Утер проснулся глубокой ночью. Его руки судорожно царапали пустоту, кошмар продолжал преследовать его, прилипал к нему вместе с промокшими от пота простынями. В его сне темные провалы появились в стенах замка, извергая чудовищ с кривыми когтями, с клыками, с которых стекала кровь, смердящих отчаянием и смертью. Он судорожно вздохнул и подошел к окну. Парапет был пуст.

– Старики и дети боятся темноты, – прошептал Кровавый король и заставил себя усмехнуться.

Ветер шуршал у стен замка, и на мгновение Утеру почудилось, что кто-то свистящим шепотом называет его по имени. Он вздрогнул. Возьми себя в руки, Утер.

И тут звук повторился – так тихо, что он зажмурил глаза и наклонил голову к окну. Да, вот…

– Утер… Утер… Утер…

Он вынудил себя поверить, что это ночной обман, и вернулся к кровати. Оглянувшись на окно, он увидел парящую за ним мерцающую фигуру.

Едва он распознал в ней человека, рука Утера метнулась к Мечу у кровати, выхватила его, и лезвие сверкнуло в воздухе. Он прыгнул к окну – и окаменел. Фигура осталась на месте, но она была прозрачной и висела в лунном свете, точно клочок дыма.

– Они близко, – прошептала фигура.

И исчезла.

Растерявшись, не зная, что делать, Утер бросил Меч на кровать и отошел к столу у дальней стены, где стояли несколько кубков и кувшин вина. Он протянул руку к кувшину и вдруг споткнулся. Голова у него закружилась, он упал на колени и только тогда заметил, что пол его покоя застилает туман. У него потемнело в глазах, последним отчаянным усилием он поднялся на ноги и, полушатаясь, полупадая, добрел до кровати. Его рука нашарила рукоять Меча, сомкнулась на ней в тот миг, когда его уже почти поглотила тьма. Меч Силы засветился, будто фонарь, и туман отступил, уползая назад в стены и под пол.

Совсем нагой, король с трудом открыл дверь в коридор и шагнул к Гвалчмаю, который спал на узкой постели.

– Проснись, друг мой, – сказал король, тряся спящего за плечо. Тот не открыл глаз. Король потряс его сильнее. Ничего.

Страх ожег короля. Он медленно спустился по винтовой лестнице во двор. Четверо часовых лежали на булыжнике, их оружие рядом с ними.

– Христос сладчайший! – прошептал Утер. – Мой сон!

Какое-то движение слева. Он стремительно обернулся, и Меч рассек воздух. Рядом с ним вновь парила призрачная фигура – лицо скрыто капюшоном, тело неясных очертаний.

– Меч! – прошептала она. – Ему нужен Меч.

– Кто ты?

Внезапно из-за фигуры вырвалась огненная рука, и волна жара опрокинула короля. Он упал на плечо, перекатился. На стенах вокруг расползлись темные-темные тени. Черные, как устья пещер, разверзающиеся…

Утер бросился к одному из часовых и выхватил из ножен его меч. Затем прикоснулся к нему своим и, сосредоточиваясь, закрыл глаза. Огонь запылал на обоих лезвиях, король пошатнулся и посмотрел на них. В его руках было два Меча Силы, близнецы из сияющей серебристой стали.

Темные пещеры разверзлись еще шире, и первое чудовище прыгнуло во двор. Утер взмахнул истинным Мечом и швырнул его высоко в воздух. По небу пронеслась молния… и Меч Кунобелина исчез.

Чудовище взревело и вошло во двор, его жуткая пасть разверзлась в свирепом рыке. Позади него теснились другие и вскоре окружили нагого короля кольцом. За ними появились люди в темных плащах с серыми клинками в руках.

– Меч! – потребовал один из них. – Отдай нам меч.

– Подойди и возьми, – ответил Утер.

Тот махнул рукой, и на короля ринулось чудовище. В полтора человеческих роста, оно было вооружено черной секирой. Кроваво-красные глаза, желтые длинные клыки. Почти любой человек окаменел бы от ужаса, но Утер не был просто человеком.

Он был Кровавый король.

И прыгнул вперед, встречая нападение, поднырнул под секиру, и его меч распорол чешуйчатое брюхо. Отвратительный визг разорвал ночную тишь, другие твари взвыли от бешенства, рванулись вперед, но человек в темном плаще осадил их!..

– Не убивайте его! – отчаянно завопил он, и Утер шагнул назад, удивляясь такой внезапной перемене. Затем он опустил взгляд на свой меч и увидел, что его обагрила кровь чудовища… и рассеяла иллюзию. Вновь в его руке был простой железный гладий с деревянной рукояткой, обмотанной промасленной кожей.

– Где Меч? – спросил вожак, и глаза выдали снедавший его страх.

– Там, где твой хозяин не сможет наложить на него лапу, – ответил Утер с угрюмой улыбкой.

– Лопни твои глаза! – завопил тот, распахнул плащ и замахнулся серым мерцающим мечом. Остальные тоже выхватили мечи. Их было больше десятка, и Утер решил забрать как можно больше их с собой в Ад. Они окружили его и ринулись вперед. Утер перешел в нападение, отбил яростный выпад и погрузил гладий в сердце противника. Холодное острие высунулось из спины.

Король высвободил гладий, повернулся и перерубил шею темного воина. Еще два острия вонзились ему в спину, и его грудь оледенила боль, но он взмахнул гладием и разрубил лицо противника. Затем онемение сковало его тело, и Смерть прижала костлявым пальцем его душу.

Он почувствовал, что поднимается в воздух, и его глаза открылись.

– Теперь ты наш, – прошипел вожак, и его холодные глаза заблестели торжеством. Утер взглянул вниз на тело у ног вожака. Это было его тело – и без единой раны. Он смотрел, как нападавшие вскинули мечи, и увидел, что лезвия начинают клубиться и рассеиваться, будто утренний туман под поднявшимся бризом.

– Теперь ты познаешь, что такое истинные муки, – сказал вожак, и при этих словах появилась колоссальная огненная рука, сжала короля в кулаке и исчезла во мраке. Не прикоснувшись к трупу чудовища, люди вернулись в темные провалы, которые сомкнулись за ними и вновь превратились в серые камни спящей крепости.

Галеад, белокурый рыцарь, бывший прежде Урсом, принцем дома Меровиев, проснулся на заре. В комнате было холодно, очаг даже не затапливали. Он сел на кровати, поеживаясь, и спросил себя, сквозняк ли леденит ему кожу или воспоминания об этих льдисто-голубых глазах.

Три недели посольство задерживали в городе Лугдунуме, заверяя их, что новый король примет их при первой же возможности. Викторин сносил проволочки с римским стоицизмом, ни разу не дав вырваться наружу гневу, нараставшему в его душе. С вестями от Вотана приходил молодой сакс по имени Агвайн, высокий воин с пшеничными волосами и наглыми манерами.

Агвайн был выбран для нарочитого оскорбления, так как происходил из Южного края саксов во владениях Утера, что делало его в глазах Викторина изменником.

Но римлянин, с большим толком использовал свое вынужденное безделье – он прогуливался по городу с Галеадом, слушал разговоры в харчевнях, наблюдал учения разных отрядов готских воинов и накапливал сведения, какие могли бы оказаться полезными Утеру в новой неизбежной войне.

По пути с побережья они видели строящиеся большие триремы и баржи, пригодные, чтобы доставить войско на южный берег Британии, где оно пополнится мятежными саксами и ютами, которые только и думали, как одержать победу над Кровавым королем.

На двадцать второй день их ожидания Агвайн явился с зарей – Вотан пожелал их увидеть. Викторин учтиво поблагодарил вестника и облачился в простую белую тогу. Галеад надел кожаный нагрудник, гетры и наколенники центуриона конной когорты и пояс с гладием. А поверх всего – короткое белое одеяние герольда с вышитым на левой груди красным крестом.