- Почему?
Память возвращалась к Изомире - холодные, сырые переходы, явившаяся за ней тень в плаще. Но все это еще мнилось ей кошмаром.
Целительница покачала головой.
- Многое изменилось... и вопросы задавать опасно. Я ни в чем не уверена. Мой долг - заботиться о здравии царской дворни и гостей, не более. И никаких вопросов. - Она старательно укладывала и увязывала свой мешок. Иные и за меньшее пропадали.
Изомира откинулась на подушки. Ее одолевала дрема.
- Меня принес человек в плаще. Я видела, как он забирал других. Они не возвращались. Говорили, это сам царь. Правда?
Намания опустила голову; это могло быт и кивком.
- Не могу сказать. Ты потеряла сознание по дороге. Он принес тебя на руках. Очень трогательно.
- Работники в Башне прозвали его... - прошептала Изомира. - Серый скелет. Пытатель. Это ведь не царь Гарнелис?
Намания прикрыла глаза. Лицо ее застыло от боли. Потом миг колебания прошел, и она решительно ответила:
- Нет. Нет. Сейчас отдохни, милочка. Через минутку горничная принесет тебе завтрак - постарайся съесть. Я вернусь через пару часов и снова принесу это мерзкое снадобье. Ты, кстати, в нижних гостевых покоях... хотя тебе это ничего не скажет. Радуйся своей хвори, пока она не прошла.
Недели, проведенные в рудниках и на Башне, взяли свое. Измученная ознобом и лихорадкой, Изомира не в силах была разобраться в окружающем. Он плыла, окутанная теплом и безопасностью.
Той ночью, покуда она лежала в лихорадочном бреду, до нее доносились звуки, складываясь в страшный узор - гулкие крики, стоны. Девушка встала с постели, подошла к дверям, но те были заперты - неудивительно. Она кричала, но никто не отозвался. В конце концов Изомира легла снова и сунула голову под подушку, но звуки сочились и сквозь пух. Прерывисто рыдала женщина, от горя ли, или от ужаса; и кричал от боли мужчина, всю ночь, пока голос его не истаял. Больше Изомира его не слышала.
Слуги, принесшие на следующее утро завтрак, были молчаливы и исходили плохо скрываемым страхом. Ни радости, ни веселья не осталось в Янтарной цитадели. Самый воздух дрожал в недобром предвкушении.
На следующую ночь, когда жар вернулся, ей привиделась склоняющаяся над кроватью серую тень. Потом в клине льющегося из-за приоткрытой двери света показались два силуэта, и спорила с кем-то Намания: "Она еще слаба, еще не готова".
Это повторилось и на следующую ночь, и на следующую. Но Изомира никак не могла проснуться настолько, чтобы понять, сон это или нет. Зелья Намании вводили ее в глубокое забытье.
Постепенно она поправлялась. Вскоре она уже могла вставать с постели, сидеть в кресле, поражаясь роскоши своей тюрьмы, но это быстро ей прискучило. Девушка попросила у Намании бумаги, перьев и чернил, и целительница исполнила просьбу. В детстве одной из любимых ее с Танфией игр было писать друг другу письма, как (если поверить Танфии) пишут их жители Парионы, изображая богатых дам, у кого есть слуги, чтобы разносить послания по городу. Сейчас Изомира и вправду направляла свои послания Танфии, искренне описывая свои впечатления в письмах, которые не могла послать. "Я так скучаю по тебе. Я в городе, который ты всегда мечтала увидеть, и мне кажется, что здесь все не так, как нам мнилось..."
Вечером десятого дня, когда Изомира чувствовала себя почти хорошо, вошедшая Намания оперлась на комод, склонив голову. Ее трясло от внутреннего напряжения.
- Я больше не могу.
- Намания? - Имми поспешно сложила письмо и, вставая, заткнула его под обшлаг. Свои писания она не желала показывать никому, даже целительнице. Что случилось?
Лекарка обернулась. Лицо ее посерело от отчаяния, и девушка смутилась.
- Прости. - Намания вздохнула. - Я больше не могу растягивать твою хворь. Терпение царя истощилось. Он настаивает, чтобы тебя привели к нему, больную или здоровую.
Изомира прикусила губу.
- Я здорова, - ответила она. - Но я все-таки не понимаю. Ну зачем царю такая простушка, как я? Это какая-то ошибка.
Намания покачала головой. Глаза ее покраснели.
- Да пребудет с тобою Богиня, милая, - только и сказала она, поглаживая Изомиру по щеке.
После омовения служанка облачила Изомиру в шелковое платье цвета слоновой кости, с золотым корсажем и широкой верхней юбкой. Девушку эта роскошь просто потрясла - точно как на картинках в книгах Танфии! Имми едва не рассмеялась нелепости своего положения. Даже Танфия никогда не мечтала быть представленной царю и царице.
- И что я здесь делаю? - спросила Изомира вслух, пораженная вдруг величием предстоящей встречи.
Горничная одарила ее долгим, невыразительным взглядом и не ответила. Ей явно неловко было разодевать крестьянку как придворную даму.
- Я сделала все. что могла, - произнесла она, наконец, уложив девушке волосы. - Хотите полюбоваться?
Она подвела Изомиру к зеркалу от пола до потолка. Оттуда на девушку взирала незнакомка - бледная, напуганная русалка, неуместная и уязвимая в непривычных одеждах. Волосы ее были убраны опаловыми заколками, и ниспадали на плечи сияющими волнами.
- Вы прекрасны, - сообщила горничная тоном скорей несчастным, чем радостным.
Провести Изомиру в царские чертоги пришли конюший и стражник, оба в синих с золотом дворцовых мундирах. По гулким коридорам шли они, под взглядами портретов, и вверх по монументальным лестницам. Провожатые молчали. Изомира разрывалась, пытаясь одновременно запомнить все, чтобы потом рассказать Танфии, и волноваться предстоящей встрече. Светильники озаряли янтарь и золото стен, позолоту картинных рам.
Наконец, провожатые вступили в зал перед высокими, богато украшенными дверями. Конюший вошел, стражник же остался ожидать вместе с Изомирой. Оглядываясь, девушка увидела, что по стенам развешаны портреты самодержцев Авентурии. Она знала их лица, видела гравюры в книгах. Царица Силана, основавшая Париону. Царица Гетида, объединившая Девять царств. Царь Маарот, победитель в битве на Серебряных равнинах. Его наследница, царица Девинда, и ее сын, царь Аралит. И внук Девинды, сам Гарнелис.
Изомира вглядывалась в портрет. На нем изображен был прекрасный юноша, неизмеримо добрый и царственный, облаченный в синий бархат и сжимающий увенчанный хрустальным шаром скипетр. На челе его покоилась корона десяти самоцветов, обозначающая единство земель. Волосы его смоляными реками стекали на плечи. Черты лица были тверды - высокие скулы, решительный рот, орлиный нос. От него исходило душевное тепло, мягкая сила и уверенность.
Сердце Изомиры застряло в глотке. Этот человек воплощал собою все ее с Танфией мечты... как мог тот, чья душа просвечивала сквозь зрачки, чинить вред ближним?
Двери отворились - внутри была темнота. Стражник провел девушку внутрь и оставил там, не сказав ни слова, не объяснив ничего. Мрак сомкнулся вокруг нее. Глаза постепенно привыкали к сумеркам, Изомира оглянулась, чтобы понять, что ей делать дальше, но провожатые истаяли, затворив за собою створки дверей.
В дальнем конце коридора виднелось стрельчатое окно, клочок вечернего неба, прорезанный силуэтом. Стоявший был высок, худ, величав, складки его одеяния ниспадали несгибаемо-ровно, точно мраморные. У Изомиры перехватило горло. Она двинулась к окну, притягиваемая будто помимо своей воли. И по мере того как она приближалась, человек оборачивался к ней.
Мелькнули резкие, рубленые черты, перышки седых бровей, черные зеницы. Девушка затаила дыхание, не в силах всхлипнуть. Глаза. Они походили на лужи темной крови, от них исходил обессиливающий черный ток.
Его взгляд ударил ее, сбивая с ног.
Изомира признала лицо с портрета. Это был ее царь, исхудавший, постаревший, но несомненно царь, возлюбленный Гарнелис, которого ее и Танфию учили почитать... но что-то переменилось в нем. Не в облике - в душе. Его внутреннее "я" виднелось в глазах, нетаимое, свет невинности, обращенный ко злу и тьме. Словно, взирая на Имми, он видел не перепуганную девчонку, а лакомый кусочек, златокрылую мошку, которую паук затягивает в тенета и высасывает досуха.
