— Я обещал подождать два года и сдержал слово.

— Еще три месяца, — попросил Свирепый, — дай мне три месяца, и я приму решение.

Телорс закончил зашивать рану и обрезал нитку. Бэйн опустил руку.

— Что тебя тревожит, Свирепый? Скажи мне правду.

— Для откровений нужен подходящий момент, а он еще не наступил. А теперь тебе стоит смыть с себя пот и кровь — ты приглашен на встречу с императором и его гостями.

— Не уверен, что хочу пойти, — заявил Бэйн.

— У тебя нет выбора, парень.

Бэйн поднялся и, миновав оружейную, прошел в купальню. Телорс тут же отложил иголку.

— В чем дело, Ванни?

— Парень хорош, очень хорош. Он смелый, быстрый, отважный, но к встрече с Волтаном не готов.

— Почему ты ему так и не скажешь?

— Бессмысленно, друг. Рано или поздно он все равно сразится с ним. Не хочу вселять в него неуверенность.

— Возможно, ты не прав, Ванни.

— Будем надеяться.

— А меня пригласили на встречу с императором?

— Кому нужна такая старая развалина? — засмеялся Свирепый.

Телорс захихикал и стал чистить шлем и меч Бэйна, чтобы потом убрать вместе с остальной амуницией. Через минуту вернулся Бэйн. Его светлые волосы были зачесаны назад и убраны в хвост. Он надел голубую тунику, серые лосины и краги мягчайшей кожи. На поясе с серебряной каймой висел нож с рукояткой из рога.

— Нож придется оставить, — сказал Свирепый, — тебя не пропустят к императору с оружием,

Бэйн отстегнул нож и отдал Телорсу, затем они со Свирепым вышли из оружейной, поднялись на второй этаж и вышли на трибуны. Расходились последние зрители, и Бэйн со Свирепым стали подниматься к королевской ложе. Несколько зрителей узнали Бэйна и приветствовали его, он улыбался и махал в ответ.

У входа в ложу их ждал стражник в серебряных доспехах, который обыскал их и провел внутрь. Второй стражник провел по коридору через обеденный зал в большую комнату. Выложенный мозаикой пол украшали дорогие ковры, а вдоль стен стояли двенадцать красивых диванов. Император полулежал на диване у высокого окна в виде арки из цветного стекла. По разные стороны от него сидели Бендегит Бран и Фиаллах. На диване напротив расположился крупный мужчина в малиновой мантии, большую голову окружала грива белых волос, а позади стоял Волтан.

Сердце Бэйна бешено забилось, а рука инстинктивно потянулась к пустым ножнам. Свирепый схватил его за руку.

— Поклонись императору! — прошептал он.

У Бэйна дрожали руки, но огромным усилием воли он заставил себя сделать шаг вперед и низко поклониться императору.

— Мне казалось, тебе будет приятно встретиться с земляками во время их визита в Город, — проговорил Джасарей.

— Вы… очень любезны, ваше величество, — ответил Бэйн.

— Рад видеть тебя, парень, — сказал Бран, поднимаясь и протягивая руку, которую Бэйн пожал.

Фиаллах так и остался сидеть, скрестив руки на огромной груди.

Джасарей поднялся с дивана:

— Позволь представить тебе моего друга Наладемуса. Джасарей взял Бэйна за руку и провел через комнату. Бэйн поклонился старейшине.

— Увлекательный поединок, молодой человек, — похвалил Наладемус, — с вами не соскучишься.

— А это лорд Волтан, — представил Джасарей, — он командует рыцарями Города.

— Мы встречались, — холодно проговорил Бэйн.

— Неужели? — удивился Волтан.

— Мы почти не разговаривали, — выдавил Бэйн дрожащим от сдерживаемых эмоций голосом, — вы тогда только что убили девушку.

Волтан пристально посмотрел на него.

— Ах да, — проговорил он, — чужестранец из Ассии. Разве я не сказал тогда, что у тебя есть талант? — Он широко улыбнулся. — И вот ты стал гладиатором номер четыре. Я всегда вижу талантливого воина. Рад видеть тебя снова.

— Вы даже не представляете, как долго я ждал нашей встречи, — прошептал Бэйн.

— Приятно слышать, что о тебе думали.

Бэйна вновь охватило напряжение, он едва не бросился на Болтана, но тут чья-то рука сжала его плечо.

— Для таких вещей нужен подходящий момент, а сейчас не время и уж точно не место.

— Я и не знал, что вас столько связывает, — сказал Джасарей. — Однако, боюсь, мы забыли других гостей. Бэйн, пойдем к твоим друзьям.

Джасарей отвел его к гостям, а сам отошел поговорить со Свирепым.

— О чем это ты тут говорил? — мягко спросил Бендегит Бран, наклоняясь к Бэйну.

— Он мой враг, — ответил Бэйн. — Дело личное.

— Ты всегда умел наживать врагов, — сказал Фиаллах. Бэйн посмотрел на его разгневанное лицо и внезапно улыбнулся, почувствовав, как напряжение спадает.

— Было время, когда мне страшно хотелось тебя убить, и я сделал бы это без угрызений совести. Но теперь я старше и немного умнее. — Бэйн глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, и обратился к Брану: — Зачем вы приехали?

— Император предложил Коннавару прислать послов на переговоры, и король согласился. Мы здесь уже десять дней, но пока никаких переговоров не было. А как ты? Как твои дела?

Бэйн пожал плечами:

— Я теперь богат, но скучаю по горам. Когда сделаю то, что наметил, вернусь домой.

— Никто тебя там не ждет, — огрызнулся Фиаллах.

— На другое я и не рассчитываю, — парировал Бэйн.

Почти всю дорогу домой Бэйн молчал, откинувшись на кожаном сиденье открытого экипажа, и смотрел на проносящиеся мимо улицы. Свирепый тоже молчал, о чем-то глубоко задумавшись.

Экипаж выехал на центральную улицу Города. Они поравнялись с огромной виллой и увидели, что неподалеку собралась толпа. Фонари ярко горели, и Бэйн заметил, как вооруженные рыцари вытаскивают из дома нескольких мужчин и женщину.

Еретиков на костер! — раздался одинокий вопль, но остальные молча смотрели, как увозят несчастных.

— Ничего у них не получится, — проговорил Свирепый, когда экипаж поехал дальше.

— У кого? — не понял Бэйн.

— У Рыцарей Камня и Наладемуса. Странная вещь религия, преследования и гонения ей только на пользу. Три года пыток, казней и костров, и у культа Древа сейчас даже больше последователей, чем было вначале.

— Но ведь это бессмысленно, — проговорил Бэйн.

— Согласен, но это правда. Вымирают только те религии, которые исповедуют владыки и правители, а совсем не те, что запрещаются.

— Но почему так происходит? — не унимался Бэйн. — Ведь суть всех религий примерно в одном. Неужели все дело в наличии тайны и риска?

— Отчасти да, мы мало ценим то, что получаем, не рискуя. Но самое главное — как только общество постигает и принимает какую-то религию, правители начинают немного изменять ее значение и смысл. То же самое обязательно произойдет и здесь.

— А люди это примут?

Без сомнения. Культ Древа утверждает, что нельзя прерывать естественное течение жизни, что нельзя убивать. Через несколько лет член правительства, исповедующий культ, уточнит, что запрещены не всякие убийства, а лишь предумышленные. В качестве примера приведут случай, когда мужчина защищает семью от нападения или дочь от надругательства. «Естественно, Исток Всего Сущего не ожидает, что этот человек станет сидеть сложа руки», — скажет он. Большинство семей согласятся с такой трактовкой. Объявят, что Город — «большая семья», а все живущие за его пределами — «дикие злонамеренные варвары». Это послужит оправданием того, чтобы на них напасть под предлогом «защиты нашей большой семьи». — Свирепый невесело усмехнулся. — Это как разбавленное вино, Бэйн. Если воды немного, то смесь получается вкусной и полезной для сердца и желудка, но если воды много, от вина останется одно воспоминание.

— Когда ты трезв, ты рассуждаешь так цинично! — заметил Бэйн.

— Я и сам не рад. Большая часть культа Древа мне по душе — забота друг о друге, отсутствие ненависти к врагам. Ты знаешь, что в ночь перед казнью они вместе молятся и прощают своих палачей?

Бэйн широко улыбнулся:

— Мне это кажется бессмыслицей. Если человек тебя ненавидит и хочет убить, то от него нужно либо бежать, либо остаться и убить его. Другого пути нет.