– Каждый из вас – самый прославленный гладиатор в своем краю. Ни один из вас не изведал вкус поражения, и каждый убил десятки противников. Сегодня у каждого из вас есть возможность вернуться из Серпентума домой с грузом золота и драгоценностей, равным вашему собственному весу. Это вас манит? – Говоря, она правой ладонью поглаживала шею, наслаждаясь шелковистостью юной кожи. Ее синие глаза оглядывали воинов – стройных, по-волчьи поджарых.

Они посматривали друг на друга, и в глазах каждого светилась уверенность, что победа суждена ему. Горойен улыбнулась.

– Не старайтесь оценить стоящих рядом. Сегодня вы будете сражаться все вместе против выбранного мною бойца. Убейте его, и вы получите все обещанные вам награды.

– Мы все будем сражаться против одного человека, госпожа? – спросил высокий воин с черной, как ночь, бородой.

– Всего с одним, – прошептала она голосом, срывающимся от волнения. – Смотрите!

Они обернулись. В дальнем конце арены появилась высокая фигура. Лицо закрывал черный шлем; широкие плечи, узкие гибкие бедра. На нем была короткая кольчуга и набедренная повязка. В руках он держал короткий меч и кинжал.

– Смотрите! – повторила царица. – Вот боец царицы, величайший воин этого времени и всех времен.

Он тоже не знал ни одного поражения. Бейтесь с ним поодиночке или все вместе по своему выбору.

Четверо переглянулись. Речь шла о несметных богатствах, так к чему рисковать? Они направились к высокому воину в шлеме, образовав полукольцо. При их приближении он с несравненной быстротой словно протанцевал между ними. Но у него за спиной двое упали на землю с распоротыми животами. Оставшиеся двое опасливо попытались его обойти. Он нырнул навстречу, перекатился через плечо, и кинжал, сверкнув, погрузился в горло чернобородого. Продолжая катиться по песку, он поравнялся с последним противником, отразил удар его меча и на том же движении блистательным выпадом рассек ему шею. Потом направился к ложе и поклонился царице.

– Неизменно самый лучший, – сказала она, а ее щеки пылали от возбуждения. Она протянула руку, и он вознесся в ложу и встал рядом с ней. Она поднялась с кресла и провела ладонями по его плечам и по сверкающей кольчуге.

– Ты меня любишь? – шепнула она.

– Я люблю тебя. Я всегда тебя любил. – Голос звучал мягко и будто издалека.

– Не возненавидел меня за то, что я тебя вернула?

– Нет. Но только если ты сдержишь свое обещание, Горойен. – Он обнял ее одной рукой и притянул к себе. – Тогда я буду любить тебя, пока не погаснут звезды.

– Но зачем тебе думать о нем?

– Я должен стать Владыкой Битв. Ничего другого у меня нет. И никогда не было. Я стал быстрее теперь, губительнее. И все равно он тяготеет надо мной.

Пока я его не убью, я никогда не стану тем, к чему стремлюсь.

– Но он уже не противник тебе. Он выбрал жребий смертного и стареет. Он не тот, кем был.

– Он должен умереть, Горойен. Ты обещала его мне.

– Но в чем смысл? Он не смог бы победить тебя даже в самом своем расцвете. Что ты докажешь, сразив почти старика?

– Я буду знать, что я то, чем был всегда, что я воин. – Его руки шарили по ее телу. Я буду знать, что я все еще мужчина.

– Но так и есть, любовь моя. Ты величайший воин из всех, кого когда-либо видела земля.

– Значит, ты приведешь его ко мне?

– Приведу. Да.

Он медленно снял шлем. Она не посмотрела ему в глаза. Не смогла. С того самого дня, когда она вернула его из могилы, эти глаза ее сокрушали.

Остекленелые, как были в смерти, глаза Гильгамеша не менялись, обрекая ее на муки.

Утер и Бальдрик вошли в лес Марин-са на утренней заре после трудного возвращения с Этрусских гор, когда на каждом шагу их подстерегали опасности. Трижды им пришлось прятаться от стражников, а потом за ними погнались четыре конных воина. Чтобы спастись, им пришлось перейти узкий ручей и взобраться по почти отвесному каменному обрыву. Они изнемогали от усталости, но Утер радовался, что скоро они доберутся до пещер. Он снимет чары с человека-зверя Паллина, а потом продолжит поиски меча своего отца. Ему становилось немного стыдно, когда он представлял всеобщее ликование после того, как Паллин вновь станет человеком, возгласы восхищения, поздравления, и скромность, с какой он будет отвечать на их восхваления его героизма. Он представлял себе, как увидит Лейту, уловит восхищение в ее глазах, как она признает, что он стал мужчиной. От этих фантазий у него голова пошла кругом, и он заставил себя сосредоточить мысли на узкой тропе, по которой они шли. И тут его взгляд упал на огромные следы рядом с тропой. Он даже остановился. Отпечатки лап гигантской кошки!

Бальдрик, который шел впереди, оглянулся и увидел, что принц стоит на коленях у края тропы. Он неторопливо пошел назад, замер на месте, увидев следы, и вытащил стрелу из колчана.

– Вуры! – прошептал он, обшаривая взглядом тропу.

Утер выпрямился, его глаза сосредоточенно сощурились. Неподалеку журчал ручей. Принц направился к нему и начал прокапывать канавку.

– Зачем это? – спросил Бальдрик, но Утер словно не замечал его. Он расширил канавку в круглую ямку и следил, как вода медленно ее наполняет. Когда поверхность стала зеркальной, он растянулся на земле, уставился в воду и поднял над ней свой Сипстрасси, шепча заклинание, которое произносил Кулейн. Поверхность замерцала, он увидел пещеру и трупы, две лисицы обгрызали оторванную ногу. Утер вскочил.

– Они напали на лагерь. Многие убиты, но Коррина я не увидел и Лейты с Прасамаккусом тоже.

– Ты думаешь, их схватили?

– Не знаю, Бальдрик. Но что еще могло с ними произойти?

Бальдрик пожал плечами.

– Значит, мы пропали! – Он сел и спрятал лицо в ладонях.

Утер заметил скользнувшую по земле тень, поднял глаза и увидел, что высоко над ними кружит большой орел. Принц крепко сжал Сипстрасси и навел камень на птицу. У него закружилась голова, и они слились в одно существо. Лес простирался далеко внизу под ним, и еще никогда он не был таким зорким. Его взгляд различил зайца в высокой траве и олененка в гуще кустов. И воинов, которые приближались к высокому холму с плоской вершиной, опоясанной кольцом черных высоких камней. Пеших воинов было около, трехсот, но перед ними двигались длинным рядом вуры, которых удерживали цепями сорок лесовиков в темной одежде.

Утер вернулся в свое тело, споткнулся и чуть не упал.

Он перевел дух и побежал во всю мочь, забыв про тоскливо ссутулившегося Бальдрика. Вверх по узкой тропе, вниз в болотистый овражек, скользя и спотыкаясь.

На тропу перед ним выскочил олень-гигант. Он поднял Сипстрасси, и зверь остановился как вкопанный.

Одним прыжком Утер очутился у него на спине, олень повернулся и понесся к холму. Несколько раз Утер чуть не был сброшен, но его колени крепко сжимали выпуклые бока. Лес остался позади, олень взлетел по склону, повернулся и встал перед линией вуров. У себя за спиной Утер успел увидеть Прасамаккуса, Лейту и нескольких мужчин с луками наготове. А впереди появились темноглазые воины в бронзовых шлемах. Ветер колыхал черные плащи.

Олень стоял точно каменная статуя.

– Уходите или умрите! – крикнул Утер.

Когда воины увидели светловолосого юношу на диком олене, они онемели от удивления, но теперь разразились хохотом. Раздались слова команды, и лесовики в темной одежде спустили с цепи сорок вуров. Гигантские кошки ринулись вперед, их рев обрушивался на Утера, как раскаты грома. Он поднял Сипстрасси, и его серые глаза были холодными, как полярные льды.

Вуры остановились, повернулись и врезались в плотные ряды воинов. Когти рвали тела, клыки смыкались на черепах, ломали кости. В панике воины бросились бежать кто куда, а вуры настигали, разрывали жертву, преследовали следующих. Утер повернул оленя и неторопливо въехал на вершину. Там он спрыгнул на землю, похлопал оленя по шее, и тот длинными прыжками унесся в лес, откуда доносились жуткие стоны умирающих.