Современный номер был для меня чем-то неведомым в то время. Ведь в 1996 году классическая балерина редко могла иметь у себя в репертуаре подготовленный современный танец. Мы с мамой принялись искать хореографа и получили семь отказов. Звонили одному, другому, третьему – он согласился, а на другой день отказался под каким-то благовидным предлогом. Следующим был Игорь Бельский, руководитель Вагановского училища: «Я так люблю Настеньку! Завтра буду в зале в пять часов, выписывайте репетицию. Пусть приходит прямо в школу». Никакого Игоря Дмитриевича «завтра в пять» не было. Вечером мама дозвонилась до него. Тот сказал: «Извините, пожалуйста, мне позвонили, попросили этого не делать – я никак не смогу…» Потом та же история повторилась уже с директором труппы Малого оперного театра Боярчиковым. Семь раз кто-то (с голосом, один в один похожим на голос Махара Вазиева) звонил вслед за нами, и уже согласившиеся люди неожиданно отказывались ставить для меня танец. Выручил Мансур, папа Жени Еникеевой: «Нужен хореограф? Есть очень интересный и талантливый человек, его зовут Эдвальд Смирнов. Он ставит балетные номера фигуристам Алексею Урманову, Антону Сихарулидзе и Елене Бережной, театрам Романа Виктюка и Валерия Михайловского. У Эдвальда и свое шоу есть. Интересный человек! И он не откажет». Моя мама тут же засомневалась, сказав, что уж если на известных людей могут оказать влияние, запрещая работать с Настей, то ему-то все объяснят за пару секунд… Но случилось иначе. За три дня до отъезда Эдвальд пришел и предложил подготовить совершенно «убийственный» с точки зрения классического балета номер на музыку Генри Перселла «Гибель богов. Вилиса». Я бы его назвала «устрашающей жюри чахоточной агонией с гордо поднятой головой». В изложении Эдвальда Смирнова номер выглядел следующим образом:
– Смысл такой. У тебя, считай, чахотка. Ты обречена на погибель. Стоишь и, глядя на свою руку, осознаешь, что умираешь. Потом понимаешь, что на тебя смотрят зрители, и тогда делаешь вид, что все прекрасно. Ты должна умирать с гордо поднятой головой. Но смерть все же одолевает. В какие-то моменты ты становишься страшной, не просто погибаешь, а буквально разрушаешься. Части костюма будут отваливаться, отлетать как признаки жизни. В конце вылезет и останется в руках клок волос. Такая вот страшилка. Движения должны быть ломаные, резкие. Ты, агонизируя, падаешь в шпагат и барахтаешься, барахтаешься, а потом поворачиваешься спиной к зрителям и исчезаешь.
Выслушав весь этот бред, в первый момент я отчаянно запротестовала:
– Это же ужас какой-то! Да меня после такого номера вообще вычеркнут из списка живых балерин!
Но Эдвальд меня переубедил, сказав:
– Настя, то, что ты умеешь хорошо танцевать и красиво, элегантно выглядеть, покажешь в пяти вариациях. На шестой тебе надо продемонстрировать что-то кардинально другое, пусть даже и шокирующее. Решайся!
И я согласилась, правда, особого выбора у меня и не было. Как и времени на репетиции. Надо отметить, кстати, что Махар Вазиев побеспокоился о том, чтобы я не имела возможности репетировать в Мариинском театре. Поэтому мы пробирались в театр поздним вечером: сочувствующие дежурные открывали нам зал, заслуженные артисты России Маргарита Кулик и Владимир Ким включали фонограмму Генри Перселла (тогда это были не CD и мини-диски, а… бобины с пленкой), а мы с Эдвальдом Смирновым вдохновенно репетировали его потрясающий танец, который до сих пор является одним из лучших моих номеров.
Сам конкурс мне вспоминается недосыпом, плавлеными сырками (единственный продукт, который был всегда на киевских прилавках) и отчаянной надеждой на успешное выступление. К счастью, надежда моя оправдалась: мне присудили золотую медаль. Осмелюсь заметить, что вторую премию не присудили никому. А председателем жюри был Юрий Николаевич Григорович. Так и началось наше знакомство, которое впоследствии переросло в дружбу. И не только с ним, но и с его женой Наталией Игоревной Бессмертновой, с которой мне посчастливилось репетировать, и с Ниной Семизоровой, ставшей моим педагогом после рождения моей дочери Ариадны. Мне вообще всегда везло на друзей: ими, как правило, становились очень неординарные люди.
Я считаю своим хорошим другом Иосифа Давыдовича Кобзона. Ценность некоторых его советов, можно считать, на вес золота. У него удивительный, богатый и неповторимый жизненный опыт. Мой брак с Игорем Вдовиным тоже очень благотворно повлиял на мою жизнь, потому что некоторые его знакомые впоследствии стали уже моими настоящими близкими друзьями. Александр Петрович Починок с его супругой Наташей – люди, с которыми всегда интересно, с ними всегда можно быть самим собой, не пытаясь надевать какую-то маску. Александр Николаевич Шохин – крестный отец Ариадны. Он – необыкновенный человек. Я знаю, что в трудную минуту всегда могу рассчитывать на его совет и поддержку. Таймураз Дзанбекович Мамсуров, президент Северной Осетии, – человек, поражающий своим мужеством, жизненной силой и личным участием в жизни людей этой республики. На своем пути я встретила очень много удивительных, прекрасных людей. Спасибо судьбе, что вы есть – мои близкие друзья, от которых не хочется отстраняться, с которыми можно разделить и радость, и печаль. К большому сожалению, такую роскошь я не всегда могу позволить в общении с окружающими людьми. Иногда приходится со слезами видеть, как твой самый близкий друг неожиданно поворачивается к тебе спиной.
Кначалу написания этой книги я не разговаривала с мамой полгода. Если вы заметили, я благодарю ее чуть ли не на каждой странице. Мама принимала участие в каждом моменте моей творческой и личной жизни, но сейчас я уже понимаю, что это было, возможно, чрезмерное вмешательство. Полностью посвятив мне свою жизнь, она настолько вошла в эту роль, что сегодня мне кажется – теперь она хочет переживать свою жизнь через меня. Осознание того, что мы стали очень далеки друг от друга, стало для меня тяжелейшим ударом.
Это не первый удар, который я получаю от мамы. Однажды во время моего сольного концерта в КЗ «Россия» произошел кошмарный случай, о котором мне больно вспоминать. Мы с мамой стояли за кулисами и заспорили, какой номер должен идти раньше. Я хотела начинать с современной хореографической композиции «Хризантема», а мама настаивала на занудном «Умирающем лебеде» Сен-Санса. Я не соглашалась, и вдруг, разозлившись, моя мама со всей силы ударила меня по голове! За пять минут до выхода! Мне пришлось идти на сцену в подавленном состоянии, я не могла поверить, что она действительно это сделала!
В день моей свадьбы, знаменитые 07.07.07, седьмого июля 2007 года, в Тронном зале Екатерининского дворца собрались самые близкие люди – мои и моего мужа Игоря. Мама никогда не принимала моих близких мужчин, и Игорь не стал исключением, даже когда подарил мне такое сокровище – нашу замечательную дочку Аришу. Нас поздравляли, обнимали и целовали наши друзья, партнеры Игоря, мои балетные коллеги по театру. Мама Игоря, Римма Павловна, вышла на сцену и нашла удивительно теплые нужные слова о том, как она любит нас и благословляет наш союз… На сцену поднялась моя мама. Повеяло холодом. «Ну, молодых я уже поздравила, – начала она. Это была неправда – мама не поздравляла нас. – Хочу пожелать всем гостям приятного вечера», – только и сказала она. Лишь дежурные пожелания гостям и ни слова для меня, для моего мужа. А я так ждала…
Когда-то мы часто спорили с мамой о том, что и как нужно делать: о репертуаре, о костюмах, даже о том, какую фотографию выбрать на афишу. Иногда я позволяла себе говорить ей какие-то обидные и несправедливые слова, о которых потом очень сожалела. Долгое время мама занималась всей моей творческой деятельностью и была рядом со мной от и до, заменяя мне продюсера, директора, администратора, помощника, пресс-секретаря, но сегодня мне уже помогает моя собственная профессиональная команда, близкие мне по духу люди. На протяжении десяти лет, которые я собирала свою команду, мама не принимала ни одного человека, появившегося в ней, видя в этом какую-то угрозу для себя.
