Видно было, что он задыхается.

— Слушай внимательно, повторять я не стану.

Он попытался освободиться, но я держал крепко. Его поросячье лицо стало пурпурным.

— Шанхай поставит лоток у входа в твое заведение. Не слышу ответа.

— Ты с… аггг-агг, ты меня задушишь…

— Да или нет?

— Да… да.

Я резко отпустил галстук, и Антонио свалился на спину. Он сразу же схватился руками за горло и стал его растирать. У Сеспедеса в глазах блеснули странные огоньки, выражавшие удовлетворение.

Я вышел из «Нью-Рапсодии». За спиной у меня звучал смех Лолы. Естественный смех, бархатистый, красивый.

Смех человека, еще не разучившегося смеяться.

Свет неоновой рекламы, наверно, падал ему прямо в лицо, потому что глаза у него слезились.

— Вы в этом уверены, шеф?

— Да, — ответил я.

— И я не должен буду давать ему пачку сигарет каждый день?

— Никаких пачек сигарет, Шанхай. Ни Антонио, ни Фаустино.

Швейцар, ковырявший зуб ногтем мизинца, всполошился.

— Ты чего лезешь не в свое дело, умник? Кто ты такой, чтобы указывать Шанхаю? Ты уже не служишь в полиции, так что не вмешивайся не в свое дело, давай мотай отсюда.

— Что ты сказал, Фаустино? Я плохо расслышал. Повтори еще раз.

Я подошел к нему поближе. Он совсем вжался в дверь.

— Но, Тони, мы ведь договорились о пачке в день!..

— Ну и что?

— А ты говоришь, чтобы он мне не давал…

— Захочет — даст, не захочет — не даст. Все будет зависеть от его желания. Понял? Ты тут погоду не делаешь, Фаустино. Эта улица — не твоя собственность. Ни твоя и ни Антонио. У Шанхая есть разрешение на торговлю сигаретами.

— Вот именно, — сказал горбун. — Официальное разрешение, начиная с сегодняшнего дня. Все законно.

— Заруби себе на носу, Фаустино, я больше повторять не стану. Он поставит здесь свой лоток, а если ты его хоть пальцем тронешь, я тебя заставлю проглотить твою фирменную фуражку. Ясно? Скажи, что тебе все ясно, Фаустино.

— Мне все ясно.

— Так-то лучше.

— Вы идете домой, сеньор Тони? — спросил горбун.

Я сказал, что да.

— Можно пригласить вас что-нибудь выпить?

— Пошли.

Шанхай скрипнул зубами, выражая столь странным способом удовлетворение результатами переговоров.

Жизнь не приучила его улыбаться, но губы сами растягивались в улыбке, обнажая редкие черные зубы. Рот был похож на гнилой помидор, в который воткнули черные ножики. Мы пошли с ним вниз по Десенганьо по направлению к улице Луна. Шанхай шел, ритмично раскачиваясь на своих кривых ножках, глядя в землю. Горб остро топорщился, казалось, он хочет прорвать пиджак.

Недалеко от полицейского участка он свернул на улицу Писарро.

— Простите, не могу спокойно ходить мимо полиции, плохо на меня действует. Если вы не против, я знаю тут один бар на улице Пэс.

— Далеко идти, Шанхай. Давай выпьем пива гденибудь здесь.

Бар назывался «Дрена». Когда-то он принадлежал известному бандерильеро [Участник корриды, в функцию которого входит раззадорить быка, вонзая в него маленькие дротики с флажками — бандерильи] Чакарте, выступавшему под именем Ниньо де ла Томаса. Умер он от депириум гпременс, то есть от белой горячки, после трех дней беспробудной пьянки. Теперь бар держала его сестра, В прежние времена, когда я еще служил в полицейском участке на улице Даоиз, мы захаживали сюда сыграть партию-другую в домино. Сейчас тут нечего было делать.

Мы присели за столик в углу. Клиентов было не густо.

Усатый тип в узком костюме в полоску грыз земляные орехи, держа их кончиками пальцев. Двое пьяных, похоже братьев, о чем-то мрачно шептались.

Сестра бандерильеро подошла к нашему столику с таким же горячим желанием, с каким приговоренный подходит к виселице, и облокотилась пухлой рукой о спинку стула Шанхая. Она была низенькой, толстой и старой. Под носом у нее расплылась помада,

— Бар закрывается, — проворчала женщина хриплым голосом.

— Два пива, пожалуйста. Только очень холодного, — попросил горбун.

— Мы вас не задержим, — добавил я.

— Через пять минут закрываю и иду домой. Так и знайте… Хватит уже. Торчишь тут с семи утра, и все без толку. Хватит.

— Конечно, сеньора, — сказал я. Шанхай вытащил из недр своего пиджака пачку длинных «пэл-мэл» и с важным видом обратился к женщине: — Не желаете ли сигарету, сеньора?

— Отчего же… — Она решительно засунула длинную сигарету в рот, как будто болт ввернула. Потом прикрыла глаза, скривила рот и наклонила голову, ожидая, чтобы ей дали прикурить.

Выпустив дым, она умиротворенно изрекла:

— Уф, прекрасные сигареты… высший класс…

— Вам нравится?

— Очень.

— Возьмите себе всю пачку, я вам дарю.

Быстрым движением она схватила сигареты.

— Мне?

— Да, сеньора. Если вы, конечно, разрешите сделать вам этот маленький подарок.

— Надо же. Большое спасибо.

— Принесете нам пивка, сеньора?

— Холодненького, да?

— Если можно, сеньора, — сказал он.

— У меня есть в холодильнике. Сию минуту принесу.

О. ча принесла пиво, мы отпили прямо из бутылок, не прибегая к помощи стаканов. Женщина стала у стойки, зажав пальцами длинную сигарету, похожую в ее руках на бандерилью покойного братца.

— Неплохо бы давать Фаустино иногда пачку сигарет.

С ним следует поддерживать хорошие отношения, Шанхай. Пусть он будет на твоей стороне.

— Да, сеньор Тони, я уже думал об этом.

— Ты хорошо знаешь этот район, Шанхай, в курсе всех здешних дел. Много лет прожил в этих краях и изучил каждый уголок. Я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Одолжении?

— Вот именно, одолжении.

— К вашим услугам, сеньор Тони.

Я допил пиво и закурил свою сигарету. Усатый тип, поглощавший арахис, затянул низким голосом фламенко, отбивая ладонями такт. У него неплохо получалось. Голос был резкий, хриплый и надрывный.

— Мне нужно знать, где живет Хосе Тантало Соуса.

Шанхай подавился пивом. Длинное лицо исказил кашель.

— Извините.

Он вытер рот тонкими костлявыми пальцами.

— Что натворил Псих Соуса? — спросил он тихо.

— Это касается только меня.

— Шеф, этот человек ненормальный. Настоящий сумасшедший. — Горбун наклонился ко мне и заговорил еще тише. — Псих способен на что угодно, он очень опасен.

— Где он живет?

— Не знаю, шеф, честное слово, не знаю. — Он покачал головой. — Никто не знает. Псих все время разъезжает. Сегодня здесь, завтра там… Бог его знает.

— Он водит дружбу с Паулино Пардалем, владельцем конторы загородных перевозок. Говорят, их можно встретить в районе площади Дос-де-Майо.

Он кивнул.

— Я тоже слышал, шеф. Но о Психе я ничего не знаю, клянусь вам.

— Не клянись так часто. — Я вынул ручку и записал свой адрес и номер телефона на клочке бумаги. — Не клянись так часто, дурная привычка.

Потом протянул ему клочок бумаги, и он его спрятал в карман пиджака.

— Узнай, где живет Соуса, и сообщи мне. Если я не снимаю трубку, забеги ко мне домой. Это очень срочно.

Понял?

— Шеф…

— Шанхай, в твоем положении нужны друзья. Не будь идиотом.

Он посмотрел на меня своими хитренькими глазками, холодными, как крысиный помет.

— Я отошел от дел, шеф, возраст не тот, чтобы работать по-прежнему. Табачный киоск — вот все, что у меня осталось. Если Псих узнает, что я распустил язык, он способен меня убить. Вы его не знаете, шеф.

— Никто ничего не узнает. Но если тебе вздумается надуть меня, будет хуже. Тогда тебе придется торговать сигаретами в богадельне.

Исполнитель фламенко неожиданно оборвал пение.

Женщина ударила кулаком по столу и скрестила руки на груди.

— Хватит с меня пения, мать вашу! Вон отсюда! Я закрываю! Убирайтесь все!

Пьяные клиенты, похожие на братьев, все время что-то мрачно бормотавшие, встали и безропотно покинули бар.

Исполнитель фламенко, кажется, слишком перебрал, чтобы понять приказ с первого раза. У него были большие воспаленные глаза и доброе лицо с глубокими морщинами, как бы пересекавшими усы по диагонали.