Следовательно, идея упреждающего удара по Германии не являлась «импровизацией» руководства Генштаба Красной Армии. И уж тем более проект майского 1941 г. плана не был «разработан на скорую руку, за десять дней», как это пытается представить В.П. Попов[217]. В его разработке прослеживается определенная эволюция, и она на всех стадиях контролировалась лично Сталиным.
Многочисленные документальные материалы, на которые опираются исследователи при изучении сталинских стратегических замыслов мая—июня 1941 г., были опубликованы на страницах печатного органа Министерства обороны РФ — «Военно-исторического журнала». Однако в ряде случаев в этих публикациях делаются значительные сокращения и даже искажаются подлинные документы. Подобная «особенность» была выявлена, например, М.А. Гареевым в публикации «Уточненного плана стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и Востоке»[218].
Следует напомнить, что и при публикации «Соображений...» Генерального штаба от 15 мая 1941 г. в этом журнале, а также при дальнейших перепечатках были «опущены» важнейшие, на наш взгляд, сопроводительные материалы, которые входят в качестве составной части в эту стратегическую разработку: 1) схема развертывания войск на карте масштаба 1 : 1 000 000; 2) схема развертывания на прикрытие на 3-х картах; 3) схема соотношения советских и германских вооруженных сил; 4) карты базирования ВВС Красной Армии.
На страницах «Военно-исторического журнала» были помещены тексты оперативных планов западных приграничных округов мая—июня 1941 г.[219]. В предисловии к «Записке по прикрытию государственной границы на территории Ленинградского военного округа» публикаторы, в частности, подчеркивали: «Из-за большого объема документ печатается в сокращении. Вниманию читателей представлены его основные положения, наиболее ярко высвечивающие оборонительный характер (выделено мною. — В.Н.) задач, поставленных войскам командованием Ленинградского военного округа»[220].
Эти комментарии, несомненно, заставляют думать об определенной предвзятости их авторов. Не случайно в одном из писем в «Военно-исторический журнал» подчеркивалось: «Опубликованные... архивные материалы о подготовке западных приграничных военных округов к прикрытию их территорий, несмотря на определенную цель публикаций (выделено мною. — В.Н.), все же побуждают к дальнейшему поиску ответа на вопрос, готовились ли советские войска к проведению наступательных действий во второй половине 30-х — начале 40-х годов против фашистской Германии?» Автор этого письма справедливо указал на допущенную публикаторами путаницу понятий «агрессия» и «наступление» (как уже подчеркивалось, такого рода «путаница» характерна и для некоторых участников «незапланированной дискуссии»). По его мнению, не было ничего предосудительного в том, что руководство СССР учитывало наряду с обороной возможность нанесения упреждающего удара. Он доказывал на примере опубликованных «Военно-историческим журналом» планов прикрытия государственной границы западных военных округов наличие в них тенденции к разгрому противника активными наступательными действиями[221].
В.Д. Данилов обратил внимание на тенденциозность подачи материалов оперативного планирования кануна советско-германской войны в этом журнале, считая, что подобного рода публикации выглядят как попытка «возрождения глобальной лжи», которая имела место в советской историографии при освещении событий 1939—1941 гг.[222].
К сожалению, практика воспроизведения важнейших документов, относящихся к предвоенному периоду, со значительными купюрами, снижающая научную ценность источников, пока не изжита. Она отличает и составителей документального сборника «1941 год»[223].
Причины поражений Красной Армии летом 1941 г. в исследовательской литературе стали рассматриваться в контексте наличия у советского руководства наступательных планов. Но если, например, А.Г. Куманев и Э.Э. Шкляр утверждали, что прямой связи между приверженностью концепции наступательной войны и неудачного для РККА приграничного сражения не прослеживается, то другие историки высказывают противоположное мнение. В.Д. Данилов объясняет неудачи лета 1941 г. сталинской недальновидностью. Вождь, отдавший распоряжение о подготовке упреждающего удара, не ожидал, что противник опередит его и сам нанесет удар чудовищной силы, а в результате — Красная Армия оказалась не готовой ни к обороне, ни к наступлению[224]. С Даниловым солидаризируются и другие авторы[225], хотя для некоторых из них характерно стремление к огульным обвинениям Сталина по поводу и без повода[226].
Благодаря введению в научный оборот новых документальных материалов о подготовке СССР к упреждающему удару, стали высказываться и более радикальные мнения. Признавая за Сталиным право первым начать боевые действия, некоторые авторы декларируют: такие сталинские действия и подобное развитие событий позволили бы не только нанести поражение фашизму, но сберечь не менее 20 млн. жизней[227].
Несомненно, заслуживает внимания вывод В.Д. Данилова о многоплановости темы подготовки СССР упреждающего удара в 1941 г. и о необходимости ее комплексного анализа, в котором могли бы участвовать не только историки, но и политологи, философы, юристы, экономисты, военные теоретики[228].
Юрий Фельштинский [229]
Читая книги «Ледокол» и «День-М» Виктора Суворова
По иронии нашей жизни политизированная история надевает на нас такие забрала слепоты, что нужно быть не историком, чтобы познать истину. Нужно быть не профессионалом, чтобы опрокинуть привычность догм. Нужно быть отшельником-одиночкой, чтобы избавиться от давления перевешивающих любую чашу весов всегда до скуки одинаковых мнений современников.
Так рождается еще не история, но искра истины, под которую потом будут подбиваться сноски и цитаты, документы и воспоминания. И, закончив чтение на списке используемых источников, мы поймем, что перед нами не просто книга, а исторический труд — еще одна ступень, в силу способностей автора приблизившая нас к той недостижимой вершине истины, которую стремится познать и на которую никогда не вступит историк, не могущий ощутить, изучить и описать все изгибы сверхчеловеческого замысла.
Среди казенщины и банальщины идей и людей, чьи книги вы никогда не отличите друг от друга, если вырвете титульные страницы написанных ими томов, работы Виктора Суворова «Ледокол» и «День-М» — явление выдающееся.
И именно потому, что автор этих книг никогда и ни в чем не убедит многочисленную армию историков-профессионалов, я пишу эти строки в защиту истории, в защиту истины, в защиту автора столь неординарных книг. Пишу с благодарностью и с ревностью, поскольку и сам довольно давно, еще до того, как в «Русской мысли» стали появляться статьи В. Суворова, пришел к выводу, что, «конечно же», Сталин сам собирался напасть на Гитлера. Только так можно объяснить его поведение в 1939—1941 годах (на самом деле и раньше).
Откуда начать? В 1974 году я написал курсовую работу о первых неделях войны. Мой научный руководитель Э.Э. Шкляр оценил ее как «написанную в духе Некрича», поставил «четверку» и подал соответствующую докладную в деканат. Я понял, что иду в правильном направлении, и показал работу другу моего отца детскому писателю Виктору Важдаеву. Он также остался недоволен «тенденциозным подбором фактов и источников» и рассказал мне анекдот того времени: «Перед началом войны встречаются на советско-германской границе советский и немецкий офицеры. Первый спрашивает второго: — А почему это на нашей границе сосредоточено столько германских войск?
