Так у нас и прошло полтора месяца.

– Ну и погода, – сказал я, входя в квартиру и закрывая за собой дверь. – Пока до подъезда добежал, куртка успела намокнуть. Ты не знаешь, это вредно для кожи?

– У тебя турецкая? – спросил он.

– Сам ты турецкая. В Италии покупал.

После выписки из больницы Павел Петрович действительно подогнал мне дежурную штуку баксов. Типа – премия на лекарства.

– Там тоже, наверное, полно турецких.

– Да пошел ты, – беззлобно ругнулся я. – Фирменный был магазин. Со всеми наворотами.

– Тогда ни фига ей не будет. Дождь, что ли опять?

– Подойди к окну. Совсем уже обленился.

– А какой смысл? Я все равно на улицу уже сколько не выходил. Так что мне твоя погода без разницы.

– Такой зимы в Москве еще не было.

– В Москве еще до фига чего не было.

– Ну, дождь в конце декабря точно никогда раньше не шел. Надо же, может, и правда, конец света. В метро много про него говорят. Год, говорят, у нас всего остался.

– А сколько градусов?

– Плюс один.

– Тогда это конец света. Чего там еще говорят?

– Говорят, Ельцин скоро помрет.

– Это уже сколько лет говорят. Что еще?

– Доллар к февралю будет стоить тридцатку.

– Вот это больше похоже на правду. Еще?

– Русские договорятся с Хуссейном и врежут американцам по заднице.

– Тогда точно будет конец света. Еще что?

– В Кремле одни голубые.

Саша поморщился.

– Ну, не знаю. Так-то, по телику они нормальные мужики. Сытые такие. Довольные.

– А голубые должны быть голодными, что ли, хочешь сказать?

– Ну не знаю. Они выглядят по-другому. Не то что голодные там. Но такие, знаешь, не очень довольные. Как будто чего-то им надо еще.

– Понятно, чего им надо.

– А у этих в Кремле, у них же все есть. У них жизнь по кайфу. Поэтому они такие толстые.

– В метро говорят, что скоро их тоже немного почикают.

– Никто их не будет чикать. Они сами кого хочешь почикают. В Чечне видел какой шухер конкретный навели? И хоть бы кто им слово сказал. Конкретно разобрались – с самолетами, с пушками, с танками. У этих пацанов широкий размах. Не сравнить с моим Николай Николаичем. Хотя, на своем уровне он тоже очень плотный мужик.

– Достал меня твой плотный мужик, – сказал я проходя на кухню. – Ты почему опять суп не съел?

– Не дает бабок? – спросил Саня.

– Даже разговаривать на эту тему не хочет.

– А я что тебе говорил? У него таких как я, наверное, полсотни. Думаешь, он будет за каждого из них по пятьдесят штук платить? Так бы уже давно у него всех пацанов переворовали. Просто заменит кем-нибудь и забудет. Вместо меня на рынке, небось, уже кто-то другой капусту стрижет.

– Киря, – сказал я, вылавливая из кастрюли мясо.

– Как Киря? – удивился он.

– А чего ты так удивляешься? Он же тебе друган.

– Ну да… Только… Поэтому и удивляюсь.

– Что друган твое место занял?

– Я его из жалости к себе на работу взял.

– А, ты об этом.

– Он же тупой.

– Перестань. Что там, так много ума надо?

– Ну, нет… Но все-таки…

– Короче, ты просто злишься.

– Я не знаю, – с глубоким вздохом сказал он. – Может, и злюсь.

– Суп зря не доел. Тут еще до фига мяса.

– Ты лекарство принес? У меня уже все кончилось.

– Не будет больше лекарств.

– Как это не будет? Почему? Ты что, решил меня уморить тут? Я загнусь без лекарств. У меня астма.

– Да, погоди, – сказал я. – Чего ты так разорался?

– Ни фига себе, разорался. Он мне говорит, что лекарств больше не принесет, а я молчать должен.

– Я тебя отпускаю.

Он так завелся, что сначала даже меня не понял.

– Что? Что ты сказал?

– Можешь идти и купить себе сам свои микстуры. И так вся квартира от них провоняла. Только бабок на них я тебе не дам. Можешь не просить. Знаешь, сколько я на них уже истратил?

– Ты меня отпускаешь?

Он как будто не верил своим ушам.

– Ну да, да. Я тебя отпускаю. Если хочешь, могу еще один раз повторить. Похитителя из меня не вышло. Я раскаиваюсь, что взял тебя в плен.

Дурацкая, конечно, получилась фраза насчет плена, но я ведь тоже себя чувствовал не совсем как бы в своей тарелке. Не каждый день отпускаешь заложников на свободу.

– Короче, можешь идти. Дверь открыта. Если хочешь, можешь сначала доесть суп.

– Да на фиг мне сдался твой суп.

– Ну, не хочешь как хочешь. Тогда иди сразу. Остановка прямо напротив дома. Надо только его обойти.

– У меня денег нет на автобус.

– Начинается, – сказал я и достал из кармана мелочь.

Почему-то он не выглядел очень обрадованным.

– Может, разрешишь хоть вещи собрать?

– Да какие у тебя вещи? – удивился я. – Тут все мое.

– Я, между прочим, полтора месяца в этой квартире просидел.

– Но это моя квартира. Теперь я тут буду жить.

– Да?

– Конечно. А ты как думал?

– Я никак не думал. Просто ты ведешь себя по-свински.

– Я веду себя по-свински? – моему удивлению не было границ. – Я тебя отпускаю. Можешь идти на все четыре стороны.

– А ты у меня спросил? – в его голосе явно слышалось возмущение. – Ты у меня спросил? Ты же всегда делаешь то, что тебе хочется. Пришло в голову взять заложника – хоп, достал пистолет и приставил его кому-нибудь к голове. Не вышло ни фига с выкупом – все! Сразу пошел к черту! Ты думаешь, ни у кого кроме тебя своих проблем нет? Или все должны только твои проблемы решать? А то, что я теперь работу потерял? И, может, мне из-за этого даже жить теперь негде!

Я немного растерялся от его напора.

– Как это негде? Ты что, прямо на рынке жил?

– А где же еще?!! Если бы в больницу весной не попал, давно бы уже из Москвы уехал. У меня в Рязани семья. Мамка почтальоном на почте работает. А так лето в больничке перекантовался, потом Николай Николаич меня на рынок пустил. А теперь в моей подсобке Киря живет.

– Ему что, тоже в Москве негде остановиться?

– Он квартиру снимал на 3-ей улице 8-го Марта. От «Динамо» десять минут на автобусе. Теперь на фига ему та квартира?

– Смешные вы, ей Богу.

– Киря не сказать, что сильно смешной.

– Ну, я не знаю, – наконец сказал я. – Поживи пока тут. Может, что-нибудь подвернется.

– Двадцать раз подвернется, – пробурчал он, однако уже более дружелюбно. – Знаешь, сколько сейчас стоит в Москве жилье?

– Денег я тебе не дам.

– Никто и не просит. Хотя, по уму, конечно, надо.

– Слушай, ты совсем обнаглел.

– Я тебя не заставлял приезжать ко мне со своим пистолетом. Еще про «Феррари» мне наврал.

– А я тебя бесплатно кормил целый месяц. По нынешним временам это много значит.

– Я в легкую мог сам прокормиться. И к тому же, не месяц, а полтора.

– Тем более.

– Полтора месяца ты продержал меня взаперти как зека.

– Я же тебе сказал, можешь идти.

– Я не о том.

– А о чем?

– У меня, между прочим, могли быть свои планы на это время.

– Ты что, хочешь, чтобы я перед тобой извинился?

– Не плохо бы. Но это сейчас не самое важное.

– А что самое важное?

– Завтра Новый Год.

– Ну и что?

– Как это что? Сам-то, наверное, не будешь встречать его один в пустой квартире.

– У тебя есть телевизор.

– Засунь его … ты знаешь куда.

– Я должен елку, что ли, тебе принести?

– На фига мне сдалась твоя елка.

– А чего ты хочешь? Нормально скажи.

– Я хочу Новый Год как у людей.

– В смысле?

– Чтобы компания была, чтобы весело. Я полтора месяца кроме твоей рожи никого не видел.

– Где я тебе возьму компанию? Совсем, что ли, сдурел?

– Ну, ты же куда-то поедешь…

– Да ты обалдел просто! Никуда я тебя с собой брать не буду!

– А я тогда поеду и Кирю сюда привезу.

При этих словах его глаза сузились и превратились в маленькие щелки. Видимо, он решил меня напугать. Однако я был готов к подобным штучкам. У меня на такой случай был припасен для него неприятный сюрприз.