За мастерскую, в которой мы со Святецким жили и работали, было не заплачено, во-первых, потому, что у обоих нас находилось всего-навсего около пяти рублей, а во-вторых, мы чувствовали чистосердечное отвращение к платежу квартирных денег.

Товарищи нас называют мотами, а я первый предпочту пропить деньги, чем швырнуть их хозяину дома.

Что касается нашего хозяина, то он был человек не злой, и, к тому же, мы нашли средство справляться с ним.

Когда (обыкновенно это бывает утром) он приходит к нам с напоминанием, Святецкий, который спит на полу, на матраце, и покрывается турецкою занавеской, служащею нам фоном для портретов, приподнимается до половины и говорит гробовым голосом:

— Как я рад, что вижу вас! Мне снилось, что вы умерли.

Хозяин (человек с предрассудками и, видимо, боящийся смерти) приходит в необыкновенное смущение, а Святецкий падает на матрац навзничь, вытягивает ноги, складывает на груди руки и продолжает:

— Я видел вас таким же, как сейчас: на вас были белые перчатки с чересчур длинными пальцами и лакированные сапоги, но вообще вы мало изменились.

Тогда и я прибавляю в свою очередь:

— Такие сны не всегда сбываются.