Суконик Александр Юльевич

Александр Юльевич Суконик (07.07.1932, Одесса) — русский писатель. Родился в городе Одессе в семье представителей советского среднего класса. Его отец, Юлий Абрамович Суконик, был торговый работник, мать, Розалия Яковлевна Кауфман, пианистка, позднее доцент Одесской консерватории. Александра обучали игре на фортепьяно, но после Великой Отечественной войны он к фортепьяно не вернулся.

Когда началась война, семья эвакуировалась на Урал, в поселок Нижние Серги, потом в Свердловск, где отец работал диспетчером на Уралмаше, отгружая на фронт знаменитые танки Т-34. В мае 1944 года, вскоре после освобождения Одессы, Александр с матерью (отец оставался в Свердловске до конца войны) вернулся в родной город, где в 1949 году закончил среднюю школу и в 1955 году — Одесский Гидротехнический институт. Получил по распределению работу в конструкторском бюро, но, одержимый несбыточной фантазией стать кинорежиссером, через год уволился и, чтобы иметь свободное время, начал преподавать строительные материалы в строительном училище.

Тогда же купил подержанный шестнадцатимиллиметровый Болекс и пришел на Одесскую телевизионную студию, которая в то время существовала в качестве эксперимента при Институте связи (у студии были залежи обратимой пленки, но не было кинокамеры). Не сняв до того ни одного кадра, Суконик предложил директору студии Игорю Кривохатскому себя в качестве кинооператора, они поехали в колхоз, где Суконик отснял, проявил (в дворовой уборной) и смонтировал часовой документальный фильм.

Он проработал на Одесской студии год, но, когда она стала официальным учреждением, и были утверждены штаты, у него, провинциального человека без специального образования и связей, не было никакого шанса получить работу. К тому времени он понял, что с его несоветскими взглядами ему все равно не будет возможности проявить себя в кино и, поддерживаемый женой, стал писать прозу, как тогда называлось, «в стол». В 1959 году Суконик принес свои рассказы Борису Слуцкому, тот познакомил его с Юрием Трифоновым и Вадимом Кожиновым, который приезжал в том же году в Одессу. В последующие годы семья Сукоников (жена Инна и сын Михаил) с помощью квартирных обменов перебралась сперва в г. Красногорск, а потом в Москву. В Москве Суконик преподавал год теормеханику во Всесоюзном заочном инженерно-строительном институте, а затем был принят на Высшие курсы сценаристов и режиссеров. По окончании курсов, ему удалось устроиться писать сценарии для учебных фильмов на студии Центрнаучфильм (таких, например, как «Низковольтное оборудование пассажирских вагонов» и т.п.). Гонорар за один сценарий позволял скромно жить и писать прозу целый год, однако через два года ему, как непечатающемуся писателю, перестали заказывать сценарии. Тогда же на основе родственности жизнеощущения возникла близкая дружба Сукоников с семьями Вадима Кожинова, Георгия Гачева и Сергея Бочарова.

Суконик продолжал писать рассказы и повести, которые, хотя и оценивались положительно такими людьми, как Владимир Максимов, редакторы «Нового мира» Ася Берзер и Инна Борисова, по-прежнему не публиковались. В то время благодаря пресловутому «железному занавесу» возникла гротескная ситуация: непечатаемые писатели в Советском Союзе знали, что, как только одному из них удавалось опубликовать в одном из «либеральных» журналов рассказ или повесть, они на фоне стандартной соцреалистической продукции, немедленно обретали всесоюзную известность. Этот опыт они проецировали на западную жизнь, и, опубликовав в каком-нибудь захолустном американском университетском журнале на русском же языке тиражом сто или двести экземпляров произведение того или иного автора, они решали, что им на Западе обеспечена известность (все это достаточно хорошо описано в романе Э. Лимонова «Это я, Эдичка»).

Таким образом возникла волна эмиграции на Запад разных поэтов, писателей, хотя политическую известность на Западе обретали только те из них, кто до эмиграции входил в открытый конфликт с советской властью и о ком немедленно начинала писать западная пресса. Суконик не принадлежал к их числу и, эмигрировав в 1974 году, понял, какую совершил ошибку. Однако сразу после эмиграции его начали публиковать в различных эмигрантских журналах и газетах. Первая же публикация в «Континенте» его рассказа «Мой консультант Болотин» привела к внутриэмигрантскому скандалу, Суконик был обвинен в израильской прессе в антисемитизме и в его защиту выступили Солженицын и Максимов. Рассказы и статьи Суконика до перестройки публиковались, кроме «Континента», в эмигрантских газетах «Новое русское слово» и «Русская мысль», журналах «Вестник русского христианского движения», «Новый журнал», «Время и мы», «22». После перестройки рассказы и статьи Суконика публиковались в российских журналах «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Литературное обозрение», «Волга», «Комментарии», «Иностранная литература», «Странник» и др. Начиная с 1990 года в России издательствами «Вся Москва», «Москва», «Аграф», «Языки славянской культуры» и «Время» были опубликованы книги Суконика: «Одесса, Москва, Нью-Йорк», «За оградой рая», «Театр одного актера», «Места из переписки», «Спаси нас, доктор Достойевски!», «Достоевский и его парадоксы», «Россия и европейский романтический герой», «Американский калейдоскоп».

Основная тема, которая проходит через все творчество Суконика, это тема трагической раздвоенности российского культурного мышления на то, которое он называет «византийским» (мышление, присущее допетровской России) и мышление европеизированного русского, породившее великую русскую культуру 18-го—20-го веков. В художественной форме эта тема наиболее полно отражена в романе «Спаси нас, доктор Достойевски!» с подзаголовком «Повесть о том, как византиец Гарик Красский эмигрировал в Афины и что из этого вышло»[4]. В форме эссе она наиболее полно исследуется в анализе центральной (по Суконику) сцены в романе Достоевского «Преступление и наказание», когда встречаются западник Раскольников, трактующий мировую историю по Гегелю, как цепь неизбежных идеологических революций на пути к раскрытию себя Абсолютным Духом (пришествию «Нового Иерусалима»), и славянофилом Порфирием, которому такая идея истории отвратительна и который убежден, что она пагубна для России[5]. Разница в упомянутых способах мышления, согласно Суконику, коренится в разном ощущении людьми разных культур и цивилизаций феномена времени. Европейская культура основана на ощущении времени как целенаправленного эволюционного процесса от «худшего» к «лучшему», от первого пришествия ко второму (процесса постепенного достижения не столько личного совершенства, сколько общественного). Такова двухтысячелетняя история христианской Европы, приведшая в наше время к невиданному по личному благополучию и правам человека гуманистическому общественному строю, называющемуся демократией. Но другие культуры и цивилизации (древнеегипетская, индийская, китайская) основывались на другом понимании времени, у них были свои периоды взлета и падения, но никогда эволюционного процесса «от и до». Для них существенно понятие личного совершенствования, но не общественного. И, как следствие, в то время, как европейская культура основана на т. н. «негативном» понятии свободы, когда все внимание устремлено на ограничения внешних свобод, как-то: свобода слова, передвижения, идейной позиции, в восточных странах упор делается на «положительную» свободу, то есть свободу внутреннюю, не зависящую от внешних обстоятельств (европейцы постоянно ездят в Индию учиться у восточных мудрецов тайне постижения внутренней свободы).