Почему я это сделал? Естественно, потому что люблю ее. Что я? Убил ее?! Утопил? Да что вы несете! Я не убивал ее — я просто ее отпустил. Туда, где ей будет лучше. Где она сможет дышать... Какой свидетель? Ее мать, эта истеричная дура? Да что она видела? Она вообще не в состоянии понять, что именно она видит. 

Она приехала из этой своей дыры за Уралом — и думает, раз у них там не было выброса, раз эта отрава туда не дошла, то и здесь все в порядке. Она вообще сначала не верила в катастрофу и выброс. Она считает, раз по телевизору об этом молчат, значит, этого нет. Когда она приехала помогать с Элей, она думала, у нас эпидемия гриппа. 

Она явилась в медицинской маске — уверенная, что эта маска спасет ее от «инфекции». И даже когда она увидела Элю, продолжала настаивать, что это «обычный грипп». С «небольшим осложнением» на легкие. И на кожу. Только когда умерла соседка из тридцатой квартиры и целая семья на первом этаже, она наконец заткнулась. 
  
У Эли как раз тогда появились эти штуки на шее. Такие, как у соседки. Вот здесь, знаете, где гланды, от ушей к горлу, как будто надрезы. Полукруглые щелки. Они слегка открывались и закрывались, когда она пыталась дышать... Конечно, я вызывал врача. Вы думаете, я оставил бы беременную жену без врача? 

Да, она была на шестом месяце. Когда она еще могла говорить, она шептала мне, что ребенок прыгает у нее в животе, точно рыбка... Что? Да, врач прописал лекарство — такое же, как соседке. И мы тоже установили аппарат ИВЛ. Но соседке все это не помогло — она умерла. И Эле не помогало. Ей помогала только вода. Как только у нее появились эти щелки на шее, она смогла дышать под водой. Я набирал ей полную ванну, и она там лежала, приложив руки к животу, и иногда улыбалась... Потом она перестала улыбаться. Она уже не могла говорить. Она написала на бумажке, что больше не чувствует его. Нашего ребенка. Нашу рыбку. 
  
Потом она разучилась писать. Она только смотрела – умоляюще, не моргая. Ее глаза все равно остались красивыми, даже когда изменились. Ее глаза просили о помощи... Я выпустил ее в реку. Туда, где она сможет дышать. Туда, где снова зашевелится, как рыбка, наш с ней ребенок. Я попросил ее не уплывать далеко, дождаться меня — и она кивнула. Она живая. Она ждет меня там, в реке. Пожалуйста, мне нужно быть рядом с ней, как только у меня появятся на шее такие же щелки. 

Они появятся скоро, я уже с трудом говорю. Не важно, что официальной информации о мутациях нет! Вы ведь были здесь, в зоне выброса, я же вижу, какая у вас стала кожа и как вам трудно дышать. Отпустите меня. Пожалуйста. Я должен быть с ней. 
Эллен Лэнгдон была правильной девочкой. Эту правильность активно воспитывала ее овдовевшая мать. Она полностью контролировала жизнь Эллен, уже студентки колледжа. Свидания — только по рекомендации кузенов. Приглашения на вечеринки, которые ей «забывали» передать. В общем, шесть семестров тоски и безысходности.
Но теперь все это не имело значения. Эллен получила грант на обучение в Болонье. И теперь вся Италия принадлежала ей. 
  
Она ехала в вагоне третьего класса — на стипендию не разгуляешься. Со своей провожатой, синьорой Меркони, Эллен распрощалась еще в Риме, на станции Термини. И она не сказала матери, что будет путешествовать одна. 
  
Воздух внутри поезда дрожал от жары. Эллен обливалась потом, даже бюстгальтер промок насквозь. Она подумывала о том, чтобы снять его. 
  
На станции в вагон набились местные. Женщины тащили чемоданы и детей. Эллен понимала отдельные слова, но общий смысл ускользал от нее. Хлеб... лодыжка... песок... 
  
Вдруг какая-то возня, чьи-то руки, топот. Трое подростков толкались в проходе: каждый хотел сесть рядом с ней. Эллен прижалась к окну и закрыла глаза. 
  
— Пошли вон, мелкота, — послышался мужской голос. 

Парни посмотрели наверх, замерли и мгновенно испарились. 
  
На молодом мужчине, лет двадцати пяти, была свежая рубашка — белая и невероятно хрустящая. Он смотрел на Эллен так, словно пил ее красоту жадными глотками. Почему-то жара перестала быть такой нестерпимой. Она почувствовала, что ее обдает приятным холодком. И еще — что она уже не такая правильная. 
Попрощались по скайпу. Недавняя встреча была прекрасной, но оба знали, что она последняя. Она уезжала из Москвы, меняла работу и континент. Он оставался у себя в Будапеште. Ей будет слишком дорого приезжать из Штатов, самое время закончить отношения «по естественным причинам». 
  
— Спасибо, это была хорошая история, — вежливо сказала она.   
— Да, – ответил он, — отличные два года. 
— Два с половиной, — уточнила она пунктуально. 
— Если не считать, что первым делом ты мне изменила... 
— Не начинай. Мы тогда ни о чем не договаривались, и мне надо было закончить предыдущие отношения. 
— В постели! 
— Где начинались, там и закончились. 
  
Это была беззлобная пикировка, ярость ушла из нее еще год назад. 
  
— Что ж, — он не останавливался, — любви не получилось, зато неплохо провели время. Даже не могу сказать, что не влюбился. В самом начале, пока ты не... Потом отношения перешли в новый формат, тоже классный. 
— И я тебя любила. В середине. Просто не совпали. Было больно. Зато когда перестала, стало здорово. 
— А если разлюбила, зачем приезжала потом? 
— Формат же классный, ты прав. 
  
Прав, как всегда. 
  
– Мне пора, прости. До связи. 
– Удачи. 
  
Она отключила скайп и взяла чашку — ту, что купили на рождественской ярмарке возле базилики Святого Иштвана. Они никогда не ссорились, пока были рядом: претензии исчезали, стоило встретиться. Ничего, кроме нежности и легкого газированного веселья.

Виртуальная реальность неизменно разводила их по разные стороны баррикад: он видел ту, что после первых счастливых ночей спокойно нырнула в чужую постель, она — того, кто не смог ее полюбить. Оба помнили об этой метаморфозе и были осторожны между свиданиями, которые искупали все. Но теперь их не будет. Она размахнулась и запустила чашку в стену. Чашка не разбилась. 
  
Он отключил скайп и снял с батареи ее носочки, забытые в последний приезд. Хотел положить в шкаф, покрутил в руках и вернул на место. Пусть подождут. Он не станет, а они будут ждать. Вдруг она к ним вернется. 
Только спустя четыре дня, проведенных на побережье, Дэн заметил, что на пляже она не снимает сарафан. 
  
— Почему ты не раздеваешься? — спросил он. 
  
Что ему ответить? Рассказать, как блондинистая девчонка посмотрела на нее, едва сдерживая отвращение? Впервые она почувствовала себя старой. Впервые в жизни она стыдилась этого тела, которое перенесло рождение детей, течение лет и многочисленные удары жизни. 
  
— Мне так удобно, — она старательно улыбается всем лицом, наполовину скрытым солнцезащитными очками. 
  
«Вот оно, — думает она, наблюдая, как их дети бегут по песку, загорелые и невесомые. — Вот как все это начинается: стыд, неловкость, чувство, будто ты невидимка». Ведь она клялась себе, что ей будет все равно. Что она будет бойцом, несгибаемым воином. Как Бейонсе! А теперь она оттягивает юбку пониже, чтобы прикрыть ляжки, и утыкается в книгу. 
  
Она переворачивает страницу и ловит на себе взгляд Дэна. 
  
— Это не ты, — говорит он. 
— Что? 
— Пошли играть с нами в пляжный теннис. 
  
Она протестует, говорит, что хочет почитать, отмахивается, когда он протягивает ей руку. Но он хватает ее, поднимает на ноги. И вот они уже бегут, мельтешат под сеткой, берут подачи, ликуют, впечатывая мяч в песок. Она забывает о старлетках в бикини и смеется, прыгая в лучах летнего солнца. И наконец под его одобрительные возгласы стягивает с себя платье через голову и бросает прочь. 
Шел дождь, поэтому пикник устроили не в саду, как собирались, а в спальне. Картофель фри и белое вино. 
  
— А в Нью-Йорке все время было тепло и солнечно, — сказала она. 
  
Когда она только вернулась в родной город, чтобы готовиться к свадьбе, слезам не было конца. Такси. Центральный парк. Пицца. Даже запах тротуаров после дождя — любая деталь, любое воспоминание вызывало острый приступ ностальгии. 
Он наполнил их бокалы. 
  
— Может, нам стоит переехать обратно? 
— Мы не можем, — ответила она. Они оба недавно устроились на новую работу и получали пока не густо. 
  
Она снова вспоминала тюльпаны на Парк-авеню. Магазин Barneys. Пристань на краю Риверсайд-парка, где она научилась кататься на велосипеде. Продавцов хот-догов. Бессмертный паб White Horse Tavern. Радиостанцию Z100. Проездные на метро. 
  
— С другой стороны, мы теперь женаты, — сказал он. В двадцать три года они были первыми среди своих друзей, кто решился на это. — И мы не можем так жить дальше. 
  
Они снимали дом в складчину с его друзьями из колледжа. И все больше и больше времени проводили в своей комнате. Даже кофеварку туда купили. 
  
Он опустил бокал.   
— Ну что, возвращаемся в Нью-Йорк? 
  
Предвкушение счастья и авантюры словно разлилось в воздухе между ними, прямо как в тот вечер, когда они решили пожениться. 

Они улыбались друг другу, потом целовались. Дрожь пробежала по ее телу. 
Они возвращались в Нью-Йорк. 

ТЕГИ: ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА, КНИГИ, ПИСАТЕЛИ
ИСТОЧНИК ФОТО: LEGION-MEDIA
АВТОР: GLAMOUR

ТЕГИ: ИЗМЕНА, МИХАИЛ ЛАБКОВСКИЙ, БЛОГ МИХАИЛА ЛАБКОВСКОГО
ИСТОЧНИК ФОТО: КИНОПОИСК
АВТОР: СВЕТЛАНА САЧКОВА

Иногда любому мужчине кажется, что лучше жевать, свистеть, прикусывать язык и даже лечить зубы — все что угодно, лишь бы не говорить. Лишь бы не слышать вопрос. Лишь бы не отвечать на него и не совершать затем определенные действия.Строго говоря, есть две фразы, которые мужчины не готовы произнести даже под страхом немедленного просмотра натощак всей сумеречной саги. Первая — «я не могу», вторая — «я не хочу».

Посмеялись? Отдышались? Посчитали, сколько раз вы слышали это от бойфренда за одну только прошлую неделю? И тем не менее — я говорю чистую правду.Разгадка в том, что всякий раз, произнося эти страшные слова, мужчина врет.Фразу «Я не могу жить без тебя» разрешаю считать единственным исключением, а в остальных случаях действует предельно простое правило: «я не могу» в мужском исполнении почти всегда означает «я не хочу», и наоборот.

Казалось бы, зачем такие сложности, если и то и другое — в сущности отказ? Так близоруко мыслить может только наивный юнец, выращенный волками, аистами или группой студентов-биологов для курсовой. На самом деле речь идет о выборе между двумя обвинительными приговорами: по одной статье — за «преступное бессилие», по другой — за «вопиющий эгоизм». 

Так что, дорогие читательницы, если вам все равно, за что на него обижаться, можете переворачивать страницу. А те из вас, в ком любопытство победило лень, сейчас в очередной раз совершат увлекательную экскурсию в мир хрупкой мужской психики и неустойчивой самооценки. 
Страшная правда состоит в том, что настоящий мужчина — тот самый, с которым вы собираетесь провести остаток дней, ближайший отпуск или вечер пятницы, — может решительно все. 

Починить сифон в ванной и розетку на кухне, переплыть Волгу баттерфляем, найти работу с окладом в три раза больше нынешнего, заняться сексом шесть раз подряд сразу по завершении алкомарафона. Если хоть что-то из этого он не может, эпитет «настоящий» начинает тускнеть, бледнеть и в конце концов отваливается — вместе с самоуважением.

Самый простой способ это самоуважение сохранить — сделать вид, что не хочешь того, чего не можешь сделать. Теперь вы понимаете, что скрывается за якобы нежеланием бойфренда «лишать заработка электрика», «впустую демонстрировать свое физическое превосходство» или «участвовать в бессмысленной гонке обогащения»?

Впрочем, ваша самооценка для нас почти так же важна, как собственная.Настоящий мужчина, безусловно, хочет сходить с вами на распродажу, посмотреть «Пятьдесят оттенков серого», завести йоркширского терьера и делать каждый день зарядку. Он просто не может «пробиться с работы по пробкам», «уделять собаке достаточно времени» и «просыпаться каждый день на полчаса раньше». Есть же предел человеческим силам, которые и без того в значительных количествах уходят на игровую приставку, матчи Лиги чемпионов и клеевые модели аэропланов.

Словом, мы, как обычно, ни в чем не виноваты. Просто не хотим говорить вам «не могу», а говорить «не хочу» не можем. Осталось понять, можете ли вы с этим смириться. И хотите ли. 

ТЕГИ: ГЛЕБ АМУРОВ, ОТНОШЕНИЯ
АВТОР: ГЛЕБ АМУРОВ

Ученые всего мира бьют тревогу. Биологический вид гомо­ верус (известный­ также как настоящий мужчина), некогда доминировавший на планете и даже в ее окрестностях, в настоящее время находится под угрозой вымирания. На смену мифическим героям и былинным богатырям пришло поколение бородатых тридцатилетних мальчишек с самокатами, селфи-стиками и видео­играми.

К ужасу прекрасных дам (они-то, само собой, ничуть не изменились минимум с девятна­дцатого века), нынешние кавалеры не заслуживают решительно ­никакого доверия, да и перспектив у них, откровенно говоря, не так много. Естественно, сравнения с героическими эталонами прошлого современники не выдерживают.

В тридцать два года Александр Македонский уже захватил половину мира, сошел с ума и умер, а Александр, которому вы позавчера подарили кашемировый свитер, как раз к тридцати двум рассчитывает взять квартиру в ипотеку — если, конечно, родители помогут. Аркадий Гайдар в шестнадцать лет командовал полком, а ваш одноклассник Аркадий как играл в шестнадцать лет в Warcraft, так до сих пор и играет. Думаете, это и есть картина всеобщего упадка?

А на самом деле так выглядит прогресс — остается добавить айфоны и лазерную эпиляцию. И главные двигатели этого прогресса — лень и стремление к комфорту. Мужчины всегда хотели­ оставаться мальчишками, просто еще каких-то 100–150 лет назад у большинства из них не было такой возможности: детство заканчивалось в десять лет, а то и раньше, и начиналась трудовая ­биография.
Столетиями мужчины не просили помощи у родителей — просто потому, что родители не могли им ничем помочь. И в то же самое время настоящие английские джентльмены, превосходно описанные Вудхаусом, едва ли не до седин просиживали круг­лые сутки в закрытых клубах, играя там во все подряд, от покера до пряток и вышибал. Есть подозрение, что за Xbox они продали бы вам если не родину целиком, то хотя бы принадлежащую лично им часть. Современный же джентльмен может взять игровую приставку даже в кредит. И если так, то зачем ему взрослеть?

Значит ли это, что вам следует смириться и научиться играть в Mortal Kombat? Вовсе нет, хотя игра и поможет снять напряжение. Просто вам необходимо вспомнить, что мальчика в мужчину­ превращают только обстоятельства. Я сам наблюдал, например, как необходимость кормить семью куда бесповоротнее способствовала взрослению, чем служба в армии. А потребность служить примером для своих детей меняла поведение эффективнее, чем любой курс терапии.



Не стоит ждать, пока мальчик повзрослеет, чтобы что-то изменить в вашей с ним жизни. Наоборот, стоит что-то изменить в вашей с ним жизни, чтобы мальчик повзрослел. Вы не решаетесь съехаться с ним, потому что он до сих пор не решился покинуть отчий дом и снять квартиру? О свадьбе не может идти и речи, пока его будни и праздники похожи на сплошной мальчишник? Вы не готовы заводить ребенка с ребенком? Пока не готовы вы, ему и не при­дет в голову готовиться. 

Правда, есть риск, что ваш Питер Пэн предпочтет навеки остаться в стране детских фантазий. И тогда придется выбирать: становиться ему второй мамочкой или идти к новым целям без него. Не бойтесь — вы обязательно справитесь. Хотя для этого придется немного повзрослеть самой.

ТЕГИ: ОТНОШЕНИЯ, МУЖЧИНЫ, ПСИХОЛОГИЯ
ИСТОЧНИК ФОТО: СОНЯ РУМЯНЦЕВА/BANG! BANG! STUDIO