| | | | RIP | 22 сентября 2015, 17:03 | | | | #37689 |
| |
Мы просто проснулись однажды утром, и все изменилось.
Мой космос так близко - на расстоянии объятий.
Я даже не представляю, что потом тебе снилось...
Но отчетливо помню, как снимал с тебя платье.
(С)
| | - Скрыть ответы 3 | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Еще раз хочу поблагодарить за песни!! я открыла для себя парочку чудесных песен, которые переслушиваю 
Но самое главное я когда читаю всегда включаю себе музыку, что бы углубится в атмосферу и не отвлекаться на посторонний шум, приятно слышать ту музыку, которую автор выбрал в свои произведения (..мне всегда очень сложно описать свои мысли и ощущения...) я люблю музыку за то, что она может передать всю гамму чувств и эмоций... в общем спасибо...
| | - Скрыть ответы 2Вверх | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| RIP | 19 октября 2015, 17:48 | | | | #43301 |
| | |
| |
В детстве я думала, что война, это пережиток прошлого и что люди не когда не начнут военных действий. Ведь на дворе 21-й век, век димократии и прав человека, но все окозалась не так. Как случилось, что в то время, когда совершенствуется технологии, промышленность, медицина и т.д. люди все ещё воюют, страдают от терактов и бессердечности ( стоит посмотреть на правительства европейских стран и на их не желание приютьть беженцев)? Мне кажется, что все дело в том, что совершенствуя приспособления для хороших условий жизни человечества, мы забываем о совершенствовании своего внутреннего мира.
| | | Поделиться: ]]> :4]]> ]]> :]]> ]]> :2]]> ]]> :4]]> ]]> :3]]> ]]> :4]]> :0 ]]> :3]]> |
|
| |
Автор: Виктория Альварес
Оригинальное название: Tu nombre después de la lluvia
Название на русском: Твое имя после дождя
Переводчик: Мария Сандовал
Редактор: Наталья Ульянова
Глава 3
Очень далеко от берегов Нила, в самом сердце Бейлиол-колледжа в Оксфорде, молодой ученый Оливер Сандерс отчаянно сражался со словарями латыни, грудой лежавшими на столе в его комнате. В данный момент спряжения римских глаголов заботили его гораздо больше, чем выстрел в плечо. Он сидел больше четырех часов в одной и той же позе, отчего тело уже затекло. Левой рукой он неосознанно теребил пряди темных волос, собранных в хвост. Другой рукой юноша держал карандаш, которым постукивал по столу. Labor omnia vincit improbus… “Терпенье и труд все перетрут”. Наверняка римляне были правы, но эта фраза не помогала избавиться от усталости. Еще чуть-чуть и он заснет от скуки. (Бейлиол-колледж или Баллиол-колледж — один из старейших колледжей Оксфордского университета. Великобритания — прим.пер.)
Недавно Филологическое общество Великобритании связалось с Оксфордским университетом обсудить “Словарь латинских выражений”, который планировалось издать через пару лет. Университет согласился принять участие в столь амбициозном проекте, пообещав привлечь к работе своих лучших выпускников по данной специальности. Оливеру достались глаголы от F до М, и он уже несколько дней не переставал спрашивать себя: была ли работой над словарем честью или наказанием. Он работал не покладая рук уже полгода, но до завершения было еще далеко. Он только приступил к букве L!
Оливер зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть. Остальные участники проекта работали за тремя большими столами на первом этаже библиотеки Бейлиол-колледжа, Оливер предпочитал трудиться в своей комнате. У него была дурная привычка время от времени витать в облаках и он знал, что его приятели будут смотреть на него с пренебрежением, заметив его любовь к фантазированию. Работая в комнате он, по крайней мере, мог понаблюдать в окно за шатающимися по двору студентами или отключиться от реальности, придумывая готические истории, которые он время от времени отсылал в газеты, чтобы немного заработать. Комната была очень маленькой, скорее каморка, в которой помещались только кровать, полупустой платяной шкаф, умывальник, несколько полок и письменный стол, за которым Оливер проводил больше времени, чем в любой другой части колледжа. В комнате не было ни одно уголка, не заваленного рукописями, блокнотами и романами, взятыми сто лет назад в библиотеке.
Из под кровати виднелась дюжина экземпляров газеты “Dreaming Spires” (“Сонные шпили”), перечитанных столько раз, что, казалось, страницы могут рассыпаться в пыль от малейшего прикосновения. (“Город сонных шпилей” — “прозвище” Оксфорда, придуманное поэтом Мэтью Арнольдом; “Сонные шпили” — названием местной газеты — прим. пер.)
Парень протер уставшие глаза и продолжил работать. Litterae non dant panem. “Словом сыт не будешь”. Это, несмотря на заверения преподавателей, не давало ему уверенности в своем будущем.
— Впрочем, это — средневековая латынь, — рассуждал он, пока карандаш проворно скользил по бумаге. — Тогда не было ни Виргилия, ни Овидия, которые могли бы ломать копья за умирающих от голода поэтов. (Пу́блий Ови́дий Назо́н и Пу́блий Верги́лий Маро́н — древнеримские поэты — прим.пер.)
Закончив писать первый параграф, Оливер глянул на следующее изречение, которым ему предстояло заняться.Litterarum radices amaras, fructus dulces. “Корень учения горек, но плоды его сладки”. Мда, пока никакой сладости не ощущалось, во всяком случае, сейчас.
— На сегодня хватит, — пробормотал Оливер, закрывая книги и бросая на стол карандаш, — а то я скоро по-английски говорить разучусь.
Было чуть больше шести, но уже смеркалось. Он открыл окно и подставил лицо легкому бризу, пробегающему по садам колледжа, чтобы тот освежил ему щеки и ласково потрепал волосы. Его длинная густая шевелюра была предметом косых взглядов со стороны некоторых студентов и преподавателей, но у Оливера не было ни времени, ни желания сходить, наконец, подстричься. Ему нравился романтический облик, который придавали ему длинные волосы. Того же мнения были и девушки, которых он регулярно встречал в стенах колледжа, но совершенно не замечал их взглядов, будучи постоянно погруженным в свои мысли.
Все говорили, что Оливер больше времени проводил в фантазиях, чем в реальности, но это волновало его так же мало, как и мнение других о его волосах. Несколько недель назад ему исполнилось 23 года, но выглядел Оливер моложе своих лет. Возможно, из-за невинного взгляда больших, меланхоличных карих глаз или из-за подростковой фигуры, которая еще не превратилась в мужскую. Он был длинным и худым как трость, с нервными руками, которые, казалось, успокаивались только взяв перо. Слева от носа, нарушая симметрию лица, находилась родинка.
“Пятно от чернил, попавших мне в кровь еще при рождении”, — как сказал он однажды в шутку Александру Куиллсу.
Оливер, казалось, был несколько рассеянным, словно на грани странного помешательства. Он считал, что это свойственно всем сиротам. Когда растешь не чувствуя своих корней, не имея никого, в ком можно было бы увидеть отражение самого себя, то очень трудно эмоционально относиться к окружающим. Оливер никогда не знал своих родителей, бабушек, дедушек или братьев и сестер, если они у него были. Вместо этого он поднимался на борт “Эспаньолы” и сражался бок о бок с Черным корсаром; пересекал Миссисипи вместе с Джимом и Гекльбери Финном. Никто не мог опровергнуть, что у него было самое счастливое детство. (“Эспаньола” — корабль из романа “Остров сокровищ”; Джим и Гекльбери Финн — герои романа Марка Твена — прим. пер.)
Роберт Джонсон, директор Ридингского приюта, в котором Оливер прожил всю жизнь, заметил, что мальчик с мечтательным взглядом обладал невероятным потенциалом, и решил помочь ему получить полноценное образование. В итоге Оливер получил небольшую стипендию, которая позволила ему поступить в Оксфордский университет в 16 лет. Он хотел изучать классические науки, хоть ему и советовали учиться на адвоката, и, три года спустя получил степень бакалавра с отличием, открывшую ему двери в мир науки. С тех пор он находился в Бейлиол-колледже, который больше походил на дом, чем приют. И что-то ему подсказывало, что он проведет в этих стенах всю жизнь.
Оливер потянулся, расслабляя затекшие мышцы. Он был измотан в тот вечер, и не только от многочасовой работы над словарем. Еще больше его утомляла мысль о том, что работал он именно над словарем, а не сотрудничал с“Dreaming Spires”.
“Как же я иногда завидую Лайнелу, — подумал он, почесывая затылок. — Я бы тоже хотел иметь возможность уехать в Египет на поиски зеркала легендарной принцессы, вместо того, чтобы бездарно тратить время в этой комнате в компании латинских изречений”.
Возможно, в глубине души он мог сделать все по своему. Возможно, привратник забыл передать ему долгожданное письмо Лайнела. Почувствовав себя лучше, он оперся руками о подоконник и выглянул в окно. Острые шпили Оксфорда четко вырисовывались на фоне солнечного неба, как если бы заправский силуэтист викторианской эпохи только что вырезал их из складок черной бумаги. Это был его привычный вид из окна последние 7 лет, и, таковым он и останется еще много лет. Оксфорд — “Город сонных шпилей”. The City of Dreaming Spires. Вершины, не способные устоять на ногах, но все еще пытающиеся сопротивляться гравитации, незаметно присматривали за домами и колледжами, за каждым из своих жителей.
Сонные шпили. Он встал на цыпочки, пытаясь разглядеть бродил ли у больших ворот бейлиольский привратник Герберт. Через пару секунд Оливер убедился, что привратник на месте. Тот находился у овального газона в центре двора, с газетой в руках и сигаретой в зубах. Оливер вздохнул с облегчением, схватил свое поношенное черное пальто и выскочил из комнаты. На всех парах сбежал вниз по лестнице, лавируя между старым профессором римского права и парой бакалавров, участвующих в написании словаря. Вышел из здания, известного как Здание Брекенбери, в котором находилась его спальня и влился в толпу гомонящих студентов, направлявшихся в столовую. (Здание Брекенбери (Brackenbury Buildings) — здание в готическом стиле, построенное на территории Оксфордкого университета. Деньги на постройку нового здания колледжа завещала мисс Ханна Брекенбери, ее герб установлен над главными воротами — прим.пер.)
Оливер перекинул назад свой хвост, чтобы ветер не растрепал ему волосы, пока он шел к уже заметившему его привратнику.
— Добрый день, Герберт. Я увидел вас через окно и подумал, что, может…
— Для вас сегодня ничего не было, — резко ответил привратник. — Если бы у меня было для вас письмо, я бы принес его вам в комнату после завтрака. Я вам уже говорил это сотни раз.
Оливер изо всех сил попытался скрыть разочарование. Но, видимо, безуспешно, так как Герберт покосился на него, шумно переворачивая страницу газеты.
— Я все задаюсь вопросом, чего вам так неймется? Что вы задумали, Сандерс?
— Ничего, — соврал Оливер. — Я… я жду ответ от одного сообщества, в которое я вступил несколько дней назад. Мне обещали ответить в течение недели…
— Сообщество? Какое еще сообщество? Еще что-то по части латыни?
— Нет, сообщество филателистов и нумизматов. В последнее время не могу не думать о потрясающих монетах первых лет Римской Империи. Вы когда-нибудь задумывались об этом, Герберт? Эти превосходные профили! Эти надписи…
— Этого мне еще только не хватало. Если продолжите в том же духе, то станете…
— Ректором Бейлиол-колледжа? — продолжил фразу Оливер, довольно улыбаясь. — Надеюсь, что это не так, мне никогда не нравилась политика.
— Занудой, — безжалостно поправил его Герберт. — Не успеете оглянуться, как превратитесь в такого же старика, как и я, начнутся всякие хвори и все что останется, так это вспоминать как бездарно вы потратили те возможности, которые давала вам жизнь.
Привратник встряхнул газету чтобы продолжить чтение. Оливер смиренно покачал головой. Он уже собирался присоединиться к студентам, направлявшимся в столовую, когда заметил, что Герберт читал “Pall Mall Gazette”.
— Пишут что-нибудь интересное? — как бы невзначай спросил молодой человек.
— Да, не особо, — фыркнув, ответил привратник. — Все время одно и тоже, что уже надоело читать. Османская Империя решила подписать договор с Германией о строительстве железной дороги из Константинополя в Багдад. Я не собираюсь ехать ни в одно из этих мест, так что мне на это плевать, — скучающим жестом он перевернул страницу. — Три дня назад Адмиралтейство объявило о инаугурации морской базы в Росайт. Как будто нам не достаточно уже имеющихся. Только гляньте на это: в Нью-Йорке идет строительство отеля “Марта Вашингтон”, первый отель исключительно для женщин. Это самая волнующая публикация со времен покойной королевы Виктории, да упокоит Господь ее душу! (Росайт — город в Шотландии, расположенный на берегу залива Ферт-оф-Форт; Отель Martha Washington — в центре Нью-Йорка. Отель открылся 2 марта 1903 как первый отель исключительно для белых женщин среднего класса — прим.пер.)
— А может, нам удастся туда попасть, — предположил с иронией Оливер, — кто знает, с таким количеством женщин вокруг, я, может, и решусь переосмыслить свою жизнь, как вы мне только что советовали. Если хотите, можете составить мне компанию. Только сообщите мне о своем решении до того, как я куплю себе билет.
Герберт ехидно взглянул на него и продолжил в полный голос:
— А тут изложена хроника последнего спиритического сеанса знаменитой Аннабель Лавлейс, состоявшегося в апартаментах герцогини Харли в Лондоне. Эта дама так часто появляется в прессе, что надоела уже. И, что самое удивительное, люди продолжают верить во всю эту ерунду… — Тон его голоса постепенно утих, пока он пробегал глазами колонку. — Черт подери!
— Что-то случилось? — спросил Оливер, скрестив руки. — Где это произошло?
— В Египте. Вот это действительно интересно. Сами посмотрите…
Он протянул газету Оливеру, который, затаив дыхание, прочитал заголовок, венчавший статью: “Перестрелка в Долине цариц”. Может, именно в этом кроется причина того, что он так и не получил ожидаемое с нетерпением письмо. Он отошел немного вправо, чтобы свет от фонаря осветил газету и продолжил читать:
“Недавно к нам в редакцию поступила информация о происшествии на берегах Нила. Как стало известно, четыре дня назад произошло вооруженное столкновение прямо у захоронения принцессы Мересаменти Неферхе-перура, обнаруженного всего пару недель назад в Долине цариц мистером Теодором М. Дэвисом и его группой британских археологов. По всей видимости, в прошлый понедельник около сотни расхитителей гробниц, из расположенного недалеко Курна, пробрались к месту раскопок чтобы осквернить древнее захоронение. Некоторые местные источники утверждают, что, возможно, ответственность за произошедшее лежит на представителях легендарной династии Абд-эль-Расул, которые промышляют набегами в долине с незапамятных времен. Эти мародеры, должно быть, узнали о несметных богатствах, найденных в гробнице и решили напасть в полночь, надеясь, что в Долине останутся только охранники-египтяне, нанятые сторожить некрополь. К счастью, мистер Дэвис оставил у ворот несколько английских солдат, которые, встретившись лицом к лицу с грабителями, оказали достойное сопротивление, которое обернулось бы настоящей трагедией, если бы не вмешательство одного из британских археологов. Мистер Леннокс, член группы археологов, явивших миру гробницу Мересаменти, прибыл на место раскопок, чтобы убедиться, что все в порядке и находился внутри склепа, когда услышал звуки борьбы. С завидным хладнокровием, заслуживающим восхищения, он, не медля ни минуты, открыл огонь по преступникам, которые поспешили скрыться в дюнах. Мистер Леннокс получил тяжелое пулевое ранение, но, к счастью, своевременная помощь, оказанная врачами мистера Дэвиса, помогла остановить кровотечение археологу, навсегда вошедшего в историю как герой...” (Курна — населённый пункт близ Луксора, Египет; братья Абд-эль-Расул — легендарные расхитители гробниц из деревни Курна — прим. пер. )
Дочитав статью, Оливер с трудом сдержал дрожь, опасаясь выдать свое волнение. С завидным хладнокровием, заслуживающим восхищения? Храбрый герой, достойный больших почестей? Как Лайнелу удается всегда выходить сухим из воды? Он даже не археолог! Молодой человек ухмыльнулся. Это разрушило все его планы.“La Pall Mall Gazette” не упоминала ни о каком зеркале Мересаменти, но для Оливера все было очевидно. Придется распрощаться с мечтой об открытии.
— Я позаимствую ее у вас, Герберт, — и, не спрашивая разрешения, выдрал газетный лист со статьей и поспешно сложил его.
— Эй! — запротестовал возмущенный привратник. — Я еще не закончил читать!
— Завтра утром я куплю вам новый экземпляр. Или нет, лучше прямо сейчас дам вам почитать номер “Dreaming Spires”. Уверен, что вы найдете там что-нибудь интересное.
Он сунул обрывок газеты в карман и побежал в комнату. Герберт наблюдая за удаляющимся Оливером, взъерошил свои каштановые волосы.
— Единственная польза от этих страниц — это возможность растопить камин, — пробормотал привратник. — Для чего еще может служить подобная газетенка?
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| |
Автор: Виктория Альварес
Оригинальное название: Tu nombre después de la lluvia
Название на русском: Твое имя после дождя
Переводчик: Мария Сандовал
Редактор: Наталья Ульянова
Глава 2
В тысячах километров на восток, сотни цариц и принцесс Древнего Египта спали, убаюканные песками. Луна, взошедшая той ночью над Долиной цариц, покрыла серебром дюны, еще хранившие тепло прошедшего дня, не смотря на то, что ночная мгла принесла за собой холод. Три египтянина перешептывались, свернувшись калачиком в сотне метров от нового места раскопок в долине. Это были трое феллах, наемные рабочие, днем занимавшиеся выемкой грунта для западных археологов, а по ночам дежурившие по очереди, чтобы ни один чужак не пробрался к месту раскопок гробницы. Они сидели, набросив полосатые покрывала поверх белых галабей и болтали, не сводя глаз с фонаря, зажженного над входом в гробницу, как если бы оттуда могли появиться сфинксы из плоти и крови. (Долина цариц — известная в древности как «долина детей фараона», — археологическая зона на западном берегу Нила, рядом с долиной Царей, на противоположном берегу от Луксора (древние Фивы); Феллах — араб.: фермер или крестьянин в странах Ближнего Востока; Галабей — национальная одежда народов Северной и Центральной Африки, длинная (до пят) мужская рубаха без ворота с широкими рукавами — прим.пер.)
Уже перевалило за полночь, когда внимание одного из них привлекло движение со стороны ближайшей дюны — маленький ручеек песка скользнул по склону. Парень вскочил на ноги, остальные последовали его примеру. Кто-то приближался со стороны реки, подгоняя верблюда, на котором ехал верхом: “Yalla! Yalla!”, что выдавало нетерпение седока. Буквально через пару секунд появился силуэт крупного мужчины, который по мере приближения проявлялся все четче и четче на фоне дюны. Египтяне узнали его — именно под его руководством они работали вот уже почти месяц. Этого человека звали Лайнел Леннокс, это был один из тех английских археологов, которого оплачивающий все расходы на раскопки граф Ньюберри рекомендовал руководителю работ Теодору М. Дэвису (американский юрист, наиболее известный как исследователь египетской Долины царей в 1902—1914 годы (на фото третий справа) — прим.пер.).
Хоть Лайнел и не был египтянином, у него были такие же как у них черные глаза и густые волосы, выглядывающие из-под широкополой шляпы. Двадцатисемилетний мужчина был крепкого телосложения, с полными чувственными губами, которые выглядели довольно вызывающе для Англии, в которой он провел добрую часть своей жизни. Сейчас их искажала гримаса плохого настроения, явно вызванного присутствием феллах. Он не предполагал, что в Долине цариц может быть столько народа.
“Да это просто праздник какой-то, — буркнул он, останавливая верблюда рядом со стражами. — И это именно тогда, когда мне меньше всего надо чтобы меня видели...”
— Masa el khayr, — поприветствовал он юношу. Он спешился и со вздохом облегчения отдал поводья. Никогда он не привыкнет к этой тряске. — У гробницы есть охрана? (Masa el khayr с арабского — Добрый вечер — прим.пер.)
— Aiwa, mudir. Те же, что и всегда, господин, — ответил тихонько молодой человек. (Aiwa, mudir с арабского — Да, начальник — прим.пер.)
Лайнел кивнул в ответ. Он похлопал по штанам, чтобы стряхнуть с рук налипший в пути песок и посмотрел в сторону света, горевшего в сотне метров от него. Если охранники действительно те же, то все будет гораздо проще. Главное, придумать историю по правдоподобнее, чтобы они ничего не заподозрили.
Годы любовных похождений помогли ему развить прямо-таки талант к импровизациям. Все должно было пройти хорошо этой ночью.
— Не уходите, — сказал он охранником спустя пару минут. — Скоро вернусь чтобы забрать своего верблюда. Мне надо закончить кое-какие подготовительные работы в гробнице.
— Как пожелаете, mudir. Мы останемся здесь на всю ночь.
Отлично. Там тоже не должно быть проблем: суеверный страх египтян перед всем, что касалось царских мумий, не позволял им и шагу ступить в том направлении, в котором собирается идти Лайнел.
С нарочитым спокойствием он пошел по направлению к свету, который мерцал словно маяк среди посеребренных дюн прямо за балками, установленными Дэвисом двумя днями раньше у входа в гробницу. Четыре комнаты, переполненные погребальной утварью и мумия легендарной принцессы, находящееся в одном из саркофагов, покрытых золотыми пластинами, не могли не вызывать искушение у расхитителей гробниц.
Молодой человек провел рукой по давно небритому подбородку, пытаясь придать себе беззаботное выражение лица, и поприветствовал улыбкой солдат, нанятых начальником на случай того, если присутствия феллахов будет не достаточно, чтобы не подпускать бессовестных воришек. Трое чистокровных англичан не старше Лайнела, сгрудились вокруг маленькой газовой лампы и старой кофеварки, издающей соблазнительный сладкий аромат свежесваренного ahwa mazboot (один из вариантов приготовления кофе в Египте — прим.пер.).
— Доброй ночи, ребята, — поздоровался он. — Чертовски холодно!
— И не говорите, господин Леннокс. Мы знали, что жара в пустыне беспощадна, но это уже слишком, — поддакнул один из солдат, пытаясь поплотнее завернуться в одеяло и покрепче обхватить чашку с кофе. — Не хотите немного?
— Спасибо, Дэвидсон, но я не могу себе этого позволить. У меня много дел.
— Собираетесь работать посреди ночи? — удивился второй из солдат. — В это время?
— Боюсь, у меня нет выбора, — проворчал Лайнел. — Меня отправил сюда сам Дэвис, обнаружив сегодня вечером, что мы забыли кое-какие инструменты в помещении с саркофагом. И так как завтра прибудут первые представители органов власти, которые захотели присутствовать на вскрытии пирамиды, то мы не можем себе позволить произвести плохое впечатление. Особенно когда тут постоянно крутятся Скиапарелли и типы из Итальянской археологической миссии, в надежде выяснить что у нас в руках прежде, чем появятся официальные публикации в газетах. Слишком многое поставлено на карту.
— Полагаю, что помимо представителей “Times”, прибудут члены Службы древностей, — рассуждал Дэвидсон, самый бойкий из ребят. — И, возможно, высокопоставленные чиновники. (В 1835 году египетское правительство организовало «Службу древностей Египта» дабы положить конец разграблениям в местах археологических раскопок и спасти бесценные находки — прим. пер.)
— Горстка политиков, считающих себя причастными к археологии, и оттого оскорбленными тем, что их не пригласили, — согласился Лайнел. — Дэвис мне рассказал пару часов назад, что, возможно, приедет сам губернатор.
Молодой человек удивленно присвистнул, приподняв брови над большими светлыми глазами.
— Значит, будет не лишним поинтересоваться как у него дела. Он, должно быть, превратился в комок нервов. К рассвету здесь будет целая толпа журналистов!
— Это еще одна причина для того, чтобы все привести в порядок.
Солдаты согласно закивали. Дэвису ничего не оставалось кроме как удовлетворить просьбу Лайнела подойти к склепу.
“Не хочу произвести плохое впечатление,” — сказал он ему накануне.
“Я предупредил охрану о том, чтобы они не разрешали никому заходить, пока мы не заберем забытые инструменты. И чтобы это было в последний раз!” — Лайнел с усилием склонил голову перед начальником. Это последний раз, когда он это делает. Если все пройдет так, как он спланировал, то через три дня он будет уже на борту корабля, который доставит его из Александрийского порта в Лондон.
— Останьтесь с нами когда закончите. если не очень устали, мистер Леннокс, — попросил Дэвидсон.
— Да, нам очень нравится слушать ваши истории. Остальные археологи кажутся такими же закостенелыми, как их мумии. Вы еще не дорассказали нам про новобрачную графиню…
Лайнел не смог сдержать усмешку. Бедные парни, ему почти стало стыдно за то, что он собирался сделать в тайне от них. Остается надеяться, что никто ничего не заметит.
— Хорошо, — пообещал он со своей лучшей улыбкой на устах. — Но будет лучше, если я как можно быстрее примусь за работу. У вас нет случайно запасной лампы в долг?
Один из солдат пошел поискать лампу в одном из мешков, лежащих у забора. Вскоре он вернулся с маленькой масляной лампой и протянул ее Лайнелу.
— Удачи вам внутри, — сказал он, прощаясь. — И берегитесь проклятий!
Лайнел поднес руку ко лбу, отдавая честь. Пустынный ветер дул как никогда сильно, когда он входил в сумрачный коридор, держа лампу на вытянутой руке, чтобы хорошо видеть куда наступать. За спиной был слышен гомон солдат, но вскоре он смолк. Когда Лайнел повернул направо, воцарилась тишина, как если бы стены, построенные тысячи лет назад, не хотели отражать эхо от слов, которые, без сомнения, были кощунственными.
Внезапно Лайнел остановился на несколько секунд, тяжело дыша. Он был совершенно один.
Спертый воздух все еще ощущался, не смотря на то, что гробницу открыли две недели назад. “Это запах смерти, который остается после нас, — подумал он, продолжая углубляться в полумрак. — Этот запах не имеет ничего общего с тленом. Лучше поторопиться”.
Мересаменти. Это имя повторялось вновь и вновь на стенах захоронения. (У Эхнатона и Нефертити было 6 дочерей, но ни одной с именем Мересаменти, возможно, автор ссылается на старшую дочь — Меритатон (с др.-егип. — «Возлюбленная Атона». Атон — единый бог солнца) — прим. пер.)
Принцесса Мересаменти, самая известная дочь Неферхе-перура Аменхотепа, более известного как Эхнатон, инакомыслящий фараон, проклятый, который во время своего правления хотел предать забвению прежнего бога Амона, заменив его другим божеством. (Эхнатон — Аменхоте́п IV Уаэнра Неферхе-перура — фараон Древнего Египта, правивший приблизительно в 1353 — 1336 годах до н. э., из XVIII династии, выдающийся политик, знаменитый религиозный реформатор, во время правления которого произошли значительные изменения в египетской жизни — в политике и в религии — прим. пер.).
Время правления Эхнатона было обагрено кровью, точно также, как и при его любимой дочери. О Мересаменти было известно больше, чем обо всех других принцессах, когда-либо родившихся на земле Кемет, несмотря на то, что до сих пор не было найдено ее захоронение. И это не потому, что археологи не старались его найти с того момента, как начались первые раскопки Фиванского Некрополя. Для любого, связанного с египтологией, она была почти легендарным персонажем. В Амарнских письменах говорится, что ее лицо было похоже на обманчивый пустынный мираж, а улыбка навевала мысли о гниющей крови из смертельной раны. На всех ее возлюбленных обрушивалось проклятье — страсть, которую они чувствовали к принцессе заставляла их убивать и умирать. (Кемет — одно из названий Древнего Египта; Фиванский Некрополь — место на западном берегу Нила, напротив древнеегипетского города Фивы. Некрополь использовался для ритуальных захоронений большую часть эпохи фараонов; Амарнские письмена — собрание переписки на глиняных табличках, в основном дипломатической — прим.пер.)
Даже ее прозвище отражало сущность этой женщины. Возлюбленная ада. Женщина, способная довести мужчин до гибели.
Мерцающее пламя лампы, казалось, оживляла росписи, покрывающие стены склепа. Одна из них так поразила Лайнела, что оно остановился перед ней на несколько минут: там была изображена Мересаменти, сидящая с зеркалом в правой руке. Молодой человек поднял повыше лампу чтобы получше рассмотреть изумительную фреску, которую Дэвис назвал “величайшее сокровище гробницы”. Каждый раз, когда Лайнел смотрел на нее, по его телу словно пробегал чувственный разряд. Взгляд его темных глаз застыл на изгибах, угадывавшихся меж складками льняного полотна черного цвета, так редко встречавшегося на погребальных фресках, при этом ей этот цвет подходил как как нельзя лучше. Под тяжелым золотым ожерельем со стеклянными бусинами виднелась высокая обнаженная грудь, а в волосах сверкала диадема, украшенная перьями стервятника.
“Как жаль, что мне не довелось познакомится с ней, — думал Лайнел, будучи не в силах отвести взгляд от ее груди. — Думаю, я родился не в ту эпоху.”
Вдруг что-то всколыхнуло пламя лампы. Лайнел снова продолжил путь к саркофагу. Поток леденящего воздуха, берущего свое начало в глубинах гробницы, коснулся пряди его волос. Молодой человек презрительно усмехнулся.
— Да ладно, не время сейчас для фокусов, — тихо проговорил он, продолжая идти твердо держа лампу в руках. — Если то, что говорят о тебе легенды — правда, то не думаю, что в Египте найдется хоть один мужчина, способный вызвать твое возмущение.
Лайнел предполагал, что помимо четырех саркофагов, покрытых толстыми золотыми пластинами, мумия Мересаменти погребена в закрытом склепе. Не было необходимости в устройствах профессора Куиллса, чтобы понять, что здесь бродит неприкаянная душа.
“Интересно, чтобы в подобной ситуации сделал бы Александр”, — подумал он. Любезничал бы с мертвой принцессой? Разумеется, нет. Скорее всего, обвинил бы Лайнела в надругательстве над святыней. Он всегда так делал.
Он второй раз повернул за угол, спустился по очередному лестничному пролету и внезапно оказался в погребальном зале. Здесь покоилась Мересаменти, завернутая в тесные бинты и защищенная сотнями амулетов, спрятанных в каждой складке. Миндалевидные обсидиановые глаза, инкрустированные в крышку саркофага, казалось, посмотрели с недоброй насмешкой, когда Лайнел прошел рядом, едва удостоив ее недоверчивым взглядом. В отличии от распространенного мнения, самым интересным в том зале была вовсе не мумия принцессы, и не бесчисленные предметы великолепной утвари. Совсем напротив, Лайнел остановился у самой дальней стены, на которой тщательнейшим образом был изображен суд Осириса. Именно это он и искал.
Молодой человек поднял лампу, чтобы осветить бесконечную вереницу сложных иероглифов и рассмотреть все как можно лучше.
“Возможно, в чем-то Дэвис был прав — мне стоило научиться распознавать этот язык? — неохотно признал он. — Хотя, это по части Оливера — он один знает больше языков, чем все мы вместе взятые могли бы изучить за всю жизнь. В любом случае, мне нет необходимости расшифровывать какие-либо символы “Книги мертвых” чтобы найти то, что мне нужно”. Он пробежал глазами стену еще и еще, изучая желтовато-белую поверхность, пока, наконец, не нашел нужный символ на нижней части стены, на уровне своих стоп. Он с трудом сдержал победную улыбку. (“Книга мертвых” — сборник египетских гимнов и религиозных текстов, помещаемый в гробницу с целью помочь умершему преодолеть опасности потустороннего мира и обрести благополучие в посмертии. Особый интерес для исследователей представляет 125-я глава, в которой описывается посмертный суд Осириса над умершим — прим.пер.)
 На первый взгляд это было похоже на какое-то веревочное орудие, снабженное более длинной чем обычно рукояткой, но Лайнел знал, что это не так просто, как кажется. Именно так египтяне изображали сущность человека, его нутро: напоминающий сердце овал внизу с вертикальной линией, имитирующей трахею.
Этот иероглиф читался как “nefer”, а “nefer” означает “красота”. Именно это определение, по его скромному мнению, как нельзя лучше подходило для описания прекрасного тела принцессы.
Согласно летописи, о которой было известно лишь самому узкому кругу людей, — Лайнелу ее показали в условиях строжайшей конфиденциальности, — слугам было приказано спрятать под этим символом нечто невероятно ценное.
Никто из археологов группы Теодора М. Дэвиса не верил этим слухам и даже не предполагал, что один из иероглифов гробницы Мересаменти скрывает сокровище. И, разумеется, так и будет продолжаться после того, как Лайнел приложит к этому руку. Стараясь не разрушить старинную роспись, он оперся руками о стену гробницы. В его взгляде читалось вовсе не нетерпение ученого на пороге величайшего открытия, а жажда наживы.
— Прошу прощения, красавица. Сожалею от всего сердца, — он опустился на колени, осторожно поставив лампу рядом с собой, и расстегнул куртку, чтобы достать инструменты, которые он якобы забыл в пирамиде, а, на самом деле, принес с собой. — Как жаль, что обстоятельства сложились именно так, — продолжал он говорить. — Ничего личного.
Расстелив маленькое одеяло у подножия стены, мужчина взял стамеску и молоток. Он знал, что надо действовать не только тихо, но и быстро. Задержав на мгновение дыхание, Лайнел нанес первый удар по облицовке. Посыпались маленькие белые осколки, еще, еще, потом кусочки побольше. Лайнел не мог сдержать широкую улыбку, поняв, что не ошибся: сырость, повредившая часть росписи, размягчила стену, существенно облегчив ему работу. Через несколько минут образовалось отверстие достаточно большое, чтобы туда поместилась рука. Едва дыша, он осторожно прощупал дыру изнутри и почти сразу его пальцы на что-то наткнулись.
— Вот ты где… — пробормотал Лайнел. Он лег на пол, чтобы было удобнее и сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Затем ухватил за край нечто, похожее на сверток из льняного полотна, чтобы медленно вытащить это из тайника. Лайнел на всякий случай оглянулся через плечо, но, похоже, никто не встревожился из-за ударов молотка. Он был один на один со своей находкой… и с Мересаменти.
Держа в руках найденное сокровище, Лайнел понял почему Александр Куиллс казался ему самым умным из друзей. Оно было именно там, где предположил профессор, в дальнем уголке забытой гробницы, затаившись на три тысячи лет, чтобы кто-нибудь, наконец, нашел его. Это было зеркало, когда-то отражавшее чарующую красоту Мересаменти, и которое, согласно легенде, принцесса всегда носила с собой. Зеркало, изображенное на той самой фреске, которая так притягивала археологов, неспособных распознать, что в легендах о его чудодейственной силе было зерно правды.
Зеркало было примерно 20 см в длину, и, судя по издаваемому при тряске звуку, находилось в ящике, завернутом в множество слоев льна для сохранности. У Лайнела не было времени в этом убедиться. Он рассмотрит находку поподробнее через несколько дней, когда уедет в Англию. Улыбаясь в предвкушении выражения лиц Александра и Оливера при виде зеркала, он аккуратно положил его рядом и стал гипсом заделывать проем в стене. Все шло по плану.
— В любом случае, не думаю что зеркало необходимо тебе прямо сейчас, — продолжал разговаривать Лайнел с разъяренным духом, который, по его убеждению, бродил здесь из зала в зал. — Ты итак вошла в историю как красивейшая из всех существовавших женщин. Так чего тебе еще надо?
Выйдя из склепа, Лайнел потратил пару мгновений, чтобы придать себе спокойное выражение лица, чтобы охрана не догадалась о произошедшем в недрах гробницы. Он прочистил горло, направляясь к выходу с коробкой, завернутой в лен, за пазухой. И, достигнув внешней границы раскопок, весело сказал:
— Ну вот, я провозился дольше, чем планировал, но приложил все усилия, чтобы к утру все выглядело безупречно. Думаю, что даже Дэвис не найдет к чему…
Он хотел сказать “придраться”, но слова застряли у него в горле. Он споткнулся обо что-то мягкое прямо на выходе. Поколебавшись несколько секунд, Лайнел поднял повыше лампу. Как только он это сделал, то не смог сдержать вопль ужаса.
Молодой Дэвидсон лежал лицом вниз с кровоточащей раной на затылке. Похоже, что он был еще жив: с его губ срывался едва слышный стон. Его напарников настигла та же участь — они лежали ничком у ворот, голова одного из них была склонена к плечу другого. Лайнел выругался сквозь зубы. Он собирался наклониться, чтобы попытаться помочь Дэвидсону, но вдруг ощутил, что кто-то приближается к нему за спиной, поэтому резко развернулся, роняя на песок лампу.
Он просто онемел от изумления, поняв, что окружен. Паренек, которого он попросил присмотреть за верблюдом смотрел на него диким взглядом, пятясь назад, чтобы на всякий случай держаться подальше. В смуглых руках была веревка. Только сейчас Лайнел заметил, что английские солдаты были связаны.
— Что, черт возьми, тут происходит? — произнес он. Голос слегка дрожал, но больше от ярости, чем от страха перед тем, что его сейчас ждет. — Что вы задумали? Получается, что вы тоже работаете на других?
— По-моему, не только они, Леннокс.
Лайнел повернулся, чтобы посмотреть кто ему ответил. Феллах тут же воспользовался моментом и схватил его за руки. Попытки вырваться ни к чему не привели. На участке, освещенном висящими у входа в усыпальницу газовыми лампами, появились два других египтянина. Англичанина толкнули так, что тот упал на колени на песок прямо перед темной лошадью, приближающейся шаг за шагом. Подняв глаза, Лайнел увидел закутанную с головы до ног в черное фигуру, осматривающую все вокруг с вершины холма. Незнакомец был одет в балахон подобно жителям пустыни, лицо полностью скрыто платком. Единственное, что можно было разглядеть среди складок, это пристально смотрящие глаза цвета ночи.
Не было никакой необходимости в том, чтобы феллахи продолжали удерживать Лайнела — при всем своем желании он просто не мог сдвинуться с места под влиянием смотревших прямо на него миндалевидных глаз. Человек в черном остановил своего коня так близко, что ощущалось дыхание животного. Складки прикрывающего лицо платка задрожали. Незнакомец явно насмехался над Лайнелом.
— Вы себе не представляете, как я сожалею, что мы познакомились при столь странных обстоятельствах, — сказал незнакомец совершенно спокойно. У него был немного хриплый голос, как бывает у людей с поврежденными голосовыми связками. — Но мне ничего не оставалось, как спокойно ждать пока вы не выполните свою часть работы. Я вас поздравляю, друг мой, вы отлично справились.
— Боюсь, я понятия не имею о чем вы говорите, — ответил Лайнел. — Единственное, что я делал в гробнице, это забирал некоторые....
— Некоторые инструменты, которые вы забыли. Именно это вы сказали тем бедолагам. Как жаль, что они настолько вас уважают, что верят всему, что вы им говорите. Даже у стен с тысячелетней росписью есть уши. Я знаю, что вы делали внутри.
— Так значит, стены не только говорят, но и слышат. Какого черта вам от меня надо?
Пронзительные глаза превратились в две узкий щелочки.
— Вы знаете что мне нужно, Леннокс. Тоже, что и вам. То, что вы сюда вынесли.
— Тысячелетнее очарование Фиванского Некрополя? — ответил Лайнел с иронией. — Если это так, то вам повезло. Вам стоит только оглянуться вокруг, чтобы ощутить…
Он прикусил язык, когда один из феллахов ударил его по затылку, повинуясь знаку всадника. Лайнелу оставалось только снова уставиться на свои колени, утопавшие в песке.
— Не пытайтесь играть со мной, — предупредила черная фигура. На этот раз голос зазвучал спокойно, хоть и по прежнему хрипло. — Я прекрасно знаю что вы делали в гробнице Мересаменти. Вы не так глупы, как пытаетесь показаться, Леннокс. Вы терпеливо ждали, пока Дэвис и его люди не будут совершенно очарованы вашими открытиями, чтобы похитить самую важную вещь Мересаменти. И мне без разницы, кто мог поручить вам это, и что вам предложили за доставку в Англию. Я тоже собираюсь предъявить свои права и нет ничего, что может помешать мне уйти не с пустыми руками.
Обездвиженный феллахами, Лайнел не мог помешать обыскать его и достать из под куртки сверток. Глаза пустынного всадника вспыхнули, как два ярко красных уголька, когда ему передали сокровище. Пока Лайнел тщетно пытался вырваться из рук наемников, незнакомец размотал слои обесцвеченного временем льна один за другим, открыв взору деревянный ящик, предназначенный для хранения самой ценной реликвии Мересаменти. Ящик был сконструирован в форме коптского креста и покрыт золотыми пластинами точно так же, как саркофаги. (Анх, коптский крест — символ, ведущий своё происхождение из древнего Египта. Известен как египетский иероглиф, а также как один из наиболее значимых символов древних египтян. Также известен как «ключ жизни», «ключ Нила», «бант жизни», «узел жизни», «египетский крест», «крукс ансата» (лат. Crux ansata) — прим. пер.)
Когда, наконец, открыли крышку, Лайнел затаил дыхание. Нечто внезапно отразило свет газовых ламп: тонкий бронзовый диск, казалось, вобрал в себя весь свет. Ручка была выполнена в виде богини Нефтис с большими изогнутыми крыльями, которые образовывали рамку зеркала. Вещица выглядела так, словно только что вышла из-под руки мастера. Ничто не указывало на то, что она три тысячи лет пролежала спрятанная от посторонних глаз в стене гробницы Мересаменти. (Нефтида (Нефтис, Невтис) — богиня подземного мира, вторая сестра Осириса — прим.пер.) 
— Наконец-то... — прошептал хриплый голос.
Лайнелу показалось, что он даже различил дрожь пальцев, сжимавших рукоять зеркала. Его пронзил болезненный укол зависти. В конце концов, не он первым явил миру драгоценность.
— Наконец-то, ты здесь, — продолжал голос. — Так же прекрасно, как описывали тебя в легендах. И как здорово, что лишь немногие знали о твоем существовании.
Несколько минут спустя деревянный ящик упал в песок, а черный всадник спрятал зеркало в складках своего балахона.
— Было очень любезно с вашей стороны, чрезвычайно любезно, мистер Леннокс. Мне пришло в голову, что вам хотелось бы оставить себе хотя бы ящик в качестве утешительного приза. Он может послужить вам доказательством того, что зеркало действительно находилось в гробнице. Более того, — добавил он, окидывая взглядом Долину цариц, — разумный человек никогда не оставит его брошенным на землю. Иначе вам придется объяснять Дэвису почему данный предмет отсутствует в описи.
Два египтянина, удерживавших Лайнела все это время, отпустили его. Наконец, он мог с ворчанием размять затекшие пальцы. Загадочный всадник жестами приказал феллахам исчезнуть пока не рассвело, оставив на песке ящик. Но Лайнел не собирался так легко сдаваться, он слишком далеко зашел, чтобы позволить кому-то забрать его трофей. Когда мужчина в черном повернулся спиной, направляясь к дюнам, Лайнел выхватил из правого сапога маленький пистолет, который всегда носил с собой. Он схватил пистолет, ругая непослушное тело и направил дуло в сторону удалявшегося всадника.
Он даже не успел прицелиться. Похоже, незнакомец уловил движение уголком глаз, так как еще до того, как Лайнел смог нажать на курок, тот обернулся и выстрелил из своего собственного пистолета. Выстрел был слышен по всей долине, эхом отражаясь на склонах дюн. Крик, вырвавшийся из уст Лайнела, когда пуля пронзила его плечо, так встревожил коня нападавшего, что тот встал на дыбы и испуганно заржал.
Пошатываясь, молодой человек упал, прислонившись спиной к забору и ухватился рукой за раненое плечо. Пальцы, зажимавшие рану, тут же обагрились кровью. Пуля попала в ключицу и вызывала страшную боль по всему телу. Сквозь прикрытые веки он наблюдал, как черный всадник приблизился, все еще держа пистолет в руке.
— Очень неосмотрительно с вашей стороны, — проговорил он. — Для вашей же безопасности рекомендую вам не делать больше ничего подобного в нашу следующую встречу. В следующий раз я прицелюсь получше. И это не угроза, это просто дружеский совет.
Он пришпорил коня, развернулся и через несколько секунд исчез вместе с феллахами. Уводя с собой и верблюда, на котором Лайнел прибыл в Долину цариц. Всхлипывая от боли, мужчина потихоньку сполз на песок, прислонив голову к забору и кусая губы так, что они чуть не кровоточили.
Он слышал, как английские солдаты ворочались за его спиной, но даже не обернулся чтобы проверить живы ли все трое. Его рубашка превратилась в огромное кровавое пятно, которое просочилось на куртку. Это было не первое его ранение, и он знал, что рана не была смертельной. Ничто из происшедшего не волновало его так, как осознание того, что этот мерзавец скрывался сейчас на горизонте с тем, что он, Лайнел, нашел в недрах гробницы. Он не сдерживал проклятия, рвущиеся с его губ. Зеркало Мересаменти исчезло. Больше никто не сможет полюбоваться им, как если бы Лайнел и не находил его. Он почти мог слышать как легкий бриз, перемещающий пустынный песок, доносил до него легкий смех. Кто-то насмехался над тем, что только что произошло.
“Ты уже вошел в историю как самый большой неудачник, — казалось, шептали невидимые губы, так похожие на губы Мересаменти. — Так чего тебе еще надо?”
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
| RIP | 22 сентября 2015, 12:26 | | | | #37671 |
| | |
| |
А ты придешь к тому дереву у реки
Где вздернули парня, якобы убившего троих?
Странные вещи случаются порой
И будет не так странно
Если в полночь у виселицы мы встретимся с тобой.
А ты придешь к тому дереву у реки
Где мертвец кричал своей возлюбленной "Беги!" Странные вещи случаются порой
И будет не так странно
Если в полночь у виселицы мы встретимся с тобой.
А ты придешь к тому дереву у реки
Где я просил тебя бежать, чтоб были свободны мы?
Странные вещи случаются порой
И будет не так странно
Если в полночь у виселицы мы встретимся с тобой.
А ты придешь к тому дереву у реки
Наденешь ожерелье из пеньки, рядышком со мной?
Странные вещи случаются порой
И будет не так странно
Если в полночь у виселицы мы встретимся с тобой.
Взрослея, я начинала понимать смысл слов. В начале кажется, что парень уговаривает девушку встретиться с ним тайком в полночь. Но он выбирает довольно странное место для свидания — дерево, на котором за убийство повесили мужчину. Возлюбленная убийцы, должно быть, имела какое-то отношение к преступлению или они просто хотели ее наказать, потому что его труп просит ее убегать. Безусловно, все это странно — говорящие трупы, но в третьем куплете кое-что проясняется. Становится понятно, что исполнитель песни и есть мертвый убийца. Он все еще на виселице. И хотя он велит своей возлюбленной бежать, он продолжает спрашивать, придет ли она к нему на встречу. Строка "Где я просил тебя бежать, чтобы были свободны мы" — самая сложная для понимания, потому что сначала кажется, что он говорит ей бежать, по-видимому, в безопасное место. Но затем, ты задаешься вопросом, а, может, он просил ее бежать к нему? К смерти. В последней строфе, становится ясно, что это именно то, чего он ждет. Его возлюбленная, с веревочным ожерельем, висит мертвая рядом с ним.
©Сойка-пересмешница. Сьюзен Коллинз
| | | Поделиться: ]]> :0]]> ]]> :]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> ]]> :0]]> :0 ]]> :0]]> |
|
{"0":false,"o":30} |
{"0":false,"o":30} |
КОММЕНТАРИИ 737 023
