Окна были широко распахнуты. Легкие полупрозрачные занавески колыхались от ночного ветерка, открывая вид на балкон с террасой, уже залитой лунным светом. Стенам был придан идеальный оттенок зеленого: еще на пару тонов темнее – и комната стала бы похожа на мрачную, лишенную жизни усыпальницу. А этот цвет напомнил мне наш бархатистый и яркий зимний сад в Хаймуре. Я даже как будто почувствовала запах хлорофилла.

Широкие двустворчатые двери вели в спальню, одну из стен которой полностью занимала массивная кровать с балдахином. Мебель была обита бархатом темно-розовых, зеленых и приглушенно-фиолетовых тонов. Стены – угрюмого угольного и сливового, как чернила, оттенков. Вазы с пионами – размером с мой кулак, вот-вот готовыми распуститься во всей красе, – были расставлены по всей комнате с художественной точностью. Более пленительной палитры я и представить себе не могла.

– Там ваша ванная комната, – сказала Дофина, указывая на очередную дверь. – Шкафы для одежды. Письменный стол должен быть полностью укомплектован бумагой и чернилами, но, если чего-то не хватает, можете просто позвонить в колокольчик.

С кремового потолка, украшенного ажурным узором, рядом с кроватью спускался длинный шнур с кистями. По обе стороны стояли небольшие столики со свечами насыщенного розового оттенка. Они благоухали и наполняли воздух тяжелым, незнакомым мне ароматом.

– Теперь я понимаю, почему это ваше любимое место, – сказала я и закружилась от восторга: пусть лишь на время, но все это будет моим!

Она просияла.

– Иногда я прихожу сюда по ночам и хожу по комнатам – любуюсь. Это первый интерьер, который я придумала сама, и… это такое приятное чувство удовлетворения, правда? Когда создаешь прекрасное из ничего. Когда можешь посмотреть и сказать: «Да, это мое. Моя работа». – Взгляд Дофины скользил по деталям, и она буквально светилась от удовольствия. Наконец она снова посмотрела на меня и сказала: – Думаю, вы чувствуете нечто похожее, глядя на свои картины.

Я кивнула.

– Конечно, я не собираюсь делать этого, пока вы здесь, – добавила Дофина, и ее заливистый смех прозвучал слишком звонко в этом темном цветочном интерьере. – Прокрадываться в вашу гостиную, пока вы спите, чтобы просто полюбоваться лепниной.

Я запрокинула голову и обратила внимание, что лепестки выглядят совсем как настоящие.

– Лепнина и правда великолепная, – согласилась я, но внезапно ощутила перемену в настроении: по-видимому, мы одновременно осознали, что слишком мало знаем друг о друге и вряд ли сможем продолжать даже ни к чему не обязывающую светскую беседу.

– Итак, – начала Дофина. – Ужин подается в восемь. Я отправлю одного из лакеев, чтобы вас проводили в зал. – Она бросила взгляд на полку над камином и прищурилась, чтобы разглядеть цифры на маленьких латунных часах. – Вам будет достаточно сорока минут, чтобы перевести дух?

Я даже немного расстроилась, что Дофина не согласилась с предложением Александра: я бы с удовольствием провела спокойную ночь в этой роскоши. Но я приехала сюда работать, поэтому поспешно кивнула.

– Я попрошу распаковать ваши вещи, пока мы ужинаем.

– Благодарю, это было бы очень любезно.

Дофина улыбнулась. Перед тем как выйти в коридор, она обернулась и сказала:

– Я правда очень рада, что вы приехали к нам, Верити.

Я выждала целую минуту, потом подошла к двери и плотно закрыла ее. Откинув крышку сундука, я перебрала все платья, которые взяла с собой. Мое лучшее платье – из изумрудного шелка, который всегда напоминал мне о летних волнах, омывающих Соленые острова, – должно было подойти для сегодняшнего ужина даже в мятом виде.

Соленые острова. Камилла. Ящик с посылкой. Я разложила платье на покрывале дымчато-серого цвета, чтобы оно немного отлежалось, и прошла в гостиную, где стоял деревянный ящик. Но вместо аккуратных печатных букв Камиллы на дощечках красовался размашистый почерк Аннали, и я немного опешила. Надо чем-нибудь вскрыть эту коробку. Возможно, где-то в ящиках стола найдется нож для писем, который можно было бы использовать в качестве рычага, но сейчас не было времени искать его.

Я провела кончиками пальцев по бархатной лежанке, гадая, что в этот момент делает Камилла. Нашла ли она записку, которую я наспех нацарапала для нее? Смогут ли мои пламенные слова изменить что-нибудь? Вряд ли. Это было очень по-детски, но я не теряла надежды, что записка хоть немного приглушит горечь от моего бегства и усмирит ее гнев.

Я прикрыла глаза и попыталась окунуться в мягкий уют нового интерьера. Кровать выглядела чрезвычайно заманчиво, и я только сейчас по-настоящему ощутила, как устала за прошедшую неделю. Очень хотелось поспать и отдохнуть. Я вовсе не хотела спускаться в мятом платье и быть официально представленной в таком виде Жерару Лорану, двадцать восьмому герцогу Блема.

Ровный ритм стрелки часов на камине, отсчитывающей секунды до ужина, начинал раздражать. Вздохнув, я вернулась к чемоданам и начала искать набор туалетных принадлежностей, который успела закинуть в последний момент.

Я справлюсь. Я смогу привести себя в надлежащий вид – нет, даже в идеальный – и спуститься вниз, чтобы ослеплять, очаровывать и быть именно такой, какой меня представляют Лораны, – талантливой и знающей толк в светской жизни портретисткой, которая приехала специально для того, чтобы запечатлеть на холсте их сына. Я стану гордостью своей семьи. Камилла еще пожалеет о своих словах и поймет, что могла и должна была с самого начала доверять мне.

Правда, чтобы сделать хоть что-нибудь, для начала нужно стереть с пальцев все следы угольного карандаша.

«Дорогая Верити!

Надеюсь, у тебя все хорошо и ты вовсю осваиваешься на новом месте, в Блеме. Признаюсь, меня очень удивила весть о твоем внезапном путешествии. Впрочем, не только меня… Камилла была настолько удивлена, что не поленилась добраться до Гесперуса, чтобы поделиться со мной этой новостью. На самом деле… она рассказала мне обо всем – о чем вы говорили в ночь накануне твоего отъезда…

Я не хочу писать на бумаге то, что могло бы… как-либо… скомпрометировать… но, послушай, мне правда ужасно жаль, что ты узнала обо всем именно таким образом. Я всегда хотела рассказать тебе – ты же знаешь, я ненавижу что-то скрывать. Но ты ведь знаешь Камиллу. Пожалуй, лучше, чем кто-либо из нас. Только представь себе ее состояние, когда она узнала о твоем отъезде! Обещаю, я постараюсь немного замять это дело. Уверена, это просто небольшая размолвка между сестрами, которые нежно любят друг друга, что бы они сейчас ни чувствовали…

В общем, неважно, как это все началось, но я очень рада, что ты наконец отправилась в свое первое настоящее путешествие по континенту. Надеюсь, тебе нравится в новой обстановке и ты уже начала заполнять альбомы набросками и идеями. Не сомневаюсь, портрет сына герцога Лорана выйдет замечательным. Ты всегда обладала способностью видеть истинную суть людей, которых изображаешь, и запечатлевать на холсте их внутренний свет.

Если вдруг заскучаешь по дому, отправляю тебе коробку свечей. Знаю, как ты их любишь. Не уверена, что сможешь найти что-то похожее в Блеме, поэтому на всякий случай отправляю побольше, чтобы хватило до конца поездки… Не забывай зажигать их и постарайся не скучать слишком сильно…

Я тебя очень люблю.

Аннали».

Лакея все не было. Я нервно вышагивала перед камином, то и дело поглядывая на маленькие часы. Было уже почти восемь, а, по словам Дофины, семья садилась ужинать именно в это время. Куда же он запропастился?

Тревога нарастала, сердце билось все сильнее. Я никогда никуда не опаздывала и, конечно же, не хотела произвести на лорда Лорана плохое впечатление. Дофина с самого начала сделала вид, будто мы давние подруги, но я не сомневалась, что лорд Лоран будет общаться со мной исключительно как заказчик с мастером.

Я уже примерно представляла его силуэт, пронзительный взгляд, постоянно оценивающий меня и мою работу, внушительный крючковатый нос. Одно его слово могло благословить или разрушить мою карьеру. Я знала – по крайней мере, надеялась, – что мой талант способен удовлетворить даже самый взыскательный вкус. Но если я не понравлюсь ему как человек…