Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Прекрасная пленница с зелеными глазами, пусть бог ветров унесет ваш корабль далеко от вашего нынешнего печального положения! Как бы ни были скрыты ваши прелести, очаровавшие когда-то всю Кандию, нельзя сомневаться, что они не должны угаснуть в безвестности. Знаете, что я хочу пожелать вам? Чтобы Рескатор стал на якорь в Ла-Рошели и снова захватил вас.

Она могла бы поцеловать его за эти слова. Но возразила негромко:

— О, боги великие, нет! Как бы мне не пришлось слишком дорого заплатить за все неприятности, которые я ему причинила. Он до сих пор, наверно, проклинает меня…

Чтобы выиграть время, она пошла мимо укреплений. Дома уже недоумевали, конечно, куда она ушла так надолго. Она не успеет сварить суп к ужину. Солнце уже зашло, дул холодный ветер, мерзли руки: она вышла без пальто солнечным осенним днем. Под светло-желтым небом серела ровная морская гладь, неторопливые волны тихо подкатывали к песчаному берегу, почти не колебля водоросли. Изредка более мощный вал разбивался о подножие стен и брызги разлетались по ветру.

Анжелика вглядывалась в горизонт, ей казалось, что среди многих судов там вдалеке появляется еще один корабль. «Он перебрался в Атлантический океан…»

Не безумие ли это, увлекаться мечтами, словно молоденькая девушка, ждущая из-за моря таинственного принца, готового всем пожертвовать ради нее!

Ведь она разочарованная женщина, она столько пережила. Грубость и жестокость мужчин нанесли ей незаживающие раны. Все это так.

Но когда женское воображение отказывалось снова броситься в бой? Пока женщины живы, они будут мечтать о невозможном и стремиться к чудесному. «Меня увлекает волшебство этой истории», — думала она. Как забыть теплоту черной бархатной мантии, укрывавшей его, а также его глухой, чуть разбитый голос.

Она так задумалась, что натолкнулась на солдата Ансельма Камизо, преградившего ей путь своей алебардой.

— Прекрасная дама, раз вы оказались на моей территории, откупитесь поцелуем.

— Прошу вас, господин Камизо, — учтиво, но с твердостью в тоне проговорила Анжелика.

— Если королева просит, как же мне, бедному часовому, не склониться перед ней.

Он отступил, пропуская ее, а потом, опершись на свою алебарду, долго следил грустным, собачьим взглядом за ее фигурой в бедном платье, восхищаясь гордой поступью, широкими плечами, прямо поставленной головой и светлым профилем, обращенным к морю.

Глава 6

Однажды утром оказалось, что дядюшка Лазарь спокойно скончался у себя в постели. Госпожа Анна и Абигель омыли тело, уложили его в белоснежные простыни. Прибыл пастор Бокер со своим племянником. Вскоре пришел торговец бумагой, стали собираться соседи. Их было ухе много, когда у ворот раздался звонок. Анжелика вышла во двор и впустила человека с суровым лицом, в черном сюртуке и белом галстуке, отнюдь не внушавшего доверия и представившегося как господин Бомье, президент королевской комиссии по религиозным делам и помощник господина Никола де Барданя.

Анжелика уже слыхала кое-что о нем. Она закусила губы и не выразила удивления, когда из-за спины вошедшего появилась четверка вооруженных людей; шагая с развальцей, они бесцеремонно направились к дому, а за ними возник еще один, с неприятным лицом, одетый в плащ, украшенный гербом Ла-Рошели: двухпарусным кораблем и тремя цветками лилии.

Бомье вошел в дом с официальным, то есть мрачнейшим выражением лица и поднялся по внутренней лестнице в спальню в сопровождении своего помощника и подозрительных приспешников.

При виде их все собравшиеся встали с колен, наступило напряженное молчание.

Господин Бомье развернул казенную бумагу и стал читать брюзгливым тоном: «Принимая во внимание, что господин Лазарь Берн, 16 мая обратившийся в католичество, снова предался преступным ошибкам и пренебрегая вечным спасением, подал опасный пример.., и так далее.., и так далее.., объявляем его изобличенным в преступлении вторичного впадения в ересь, во искупление чего труп его следует, положив на решетины, проволочь по всем кварталам и перекресткам города, а затем выбросить на свалку; кроме того, надлежит взыскать штраф в сумме трех тысяч ливров в пользу короля и еще сто ливров на милостыню нуждающимся узникам тюрьмы Консьержери…»

Его прервал мэтр Габриэль. Очень бледный, он встал между Бомье и постелью, на которой покойник, единственный из всех находившихся в комнате, сохранял спокойное и даже чуть насмешливое выражение.

— Господин де Бардань не мог вынести такого решения на наш счет. Он сам был свидетелем того, как мой дядя отказался обратиться в католичество. Я сейчас же пойду за ним.

Бомье ухмыльнулся и стал сворачивать свою бумагу.

— Пожалуйста, — сказал он спокойно, — отправляйтесь за ним, но я отсюда не уйду. Мне спешить некуда. Я служу святому делу: надо очистить город от опасных заговорщиков. Ибо злые ангелы сговариваются против добрых, а дурные подданные против верных подданных короля, а в Ла-Рошели те и другие сходятся.

— Вы что же, хотите объявить нас предателями, изменниками Франции? — возмутился Легу, городской голова, нахмурившись и шагнув вперед. Мэтр Габриэль вмешался:

— Кто пойдет за господином де Барданем?

— Я остаюсь здесь, и люди мои будут со мной, — издевательски улыбаясь, заявил Бомье.

— Ну, так я пойду, — сказала Анжелика. Она уже набросила пальто и быстро спускалась по лестнице.

— Бегите поскорей, — хихикнул вдогонку ей Бомье.

Анжелика быстро пересекла город. Она так спешила, что ноги ее взлетали над булыжниками мостовой, почти не касаясь их. Но в доме де Барданя ей сказали: «Он во Дворце правосудия». Во Дворце правосудия после многих отсылок и задержек наконец один чиновник сообщил, что господин де Бардань пошел в гости к главному судовладельцу Жану Маниго.

Анжелика помчалась туда. Что могло произойти за это время в доме, где заряд страстей был больше, чем в дуле пушки? Насмешки Бомье и грубость его солдат уже высекали искры, сталкиваясь с возмущением и гневом протестантов… А ведь она бросила там Онорину! Какое безрассудство! Ей уже мерещились опустошенный дом, печати на дверях, все в тюрьме или бог весть где…

Умирая от тревоги, она добралась наконец до великолепного особняка Маниго.

Господин де Бардань изволил кушать вместе с семейством Маниго под наблюдением нескольких поколений судовладельцев, гордо взиравших с портретов. В комнате приятно пахло горячим шоколадом, который раб Сирики разливал в серебряные чашки, а в середине стола в большой фарфоровой вазе лежала целая груда заморских плодов: ананасы, померанцы, а рядом кисти местного винограда. Анжелика и глазом не повела на всю эту роскошь. Задыхаясь, она бросилась к наместнику:

— Умоляю вас, идите скорее. Господин Берн зовет вас на помощь. Он надеется только на вас.

Господин де Бардань галантно поднялся на ноги, приятно удивленный видом бросившейся к нему женщины. Анжелика разрумянилась от бега, глаза ее сверкали, грудь высоко поднималась под черным корсажем. Ее волнение, умоляющее выражение лица и чудесные глаза не могли оставить хладнокровным человека, преданного слабому полу. Это был случай как раз во вкусе Никола де Барданя.

— Сударыня, успокойтесь и объясните мне все без боязни, — произнес он, смягчив голос и ласково взглянув на просительницу. — Я вас не знаю, но обещаю выслушать вполне благожелательно.

Анжелика успела спохватиться, что проявила невежливость к господину Маниго и его толстой супруге, и торопливо приветствовала их. Затем рассказала, волнуясь, о том, что произошло в доме мэтра Габриэля… Там может возникнуть бог весть что, самое страшное.., а может быть, уже и случилось… Она всхлипнула.

— Ну, что вы, успокойтесь же, успокойтесь, — повторял господин де Бардань. — Почему эта женщина так волнуется? — обратился он к господину Маниго. — Что там за беда? Это все пустяки.

— Господин Берн вечно попадает в какие-нибудь истории, — кислым тоном произнесла госпожа Маниго.

61
{"b":"10323","o":1}