– Я спрашиваю, есть ли в квартире кто-нибудь, кроме покойника? – Серега быстро терял спокойствие.

– Во всей квартире – не знаю, я там не разгуливал, а в кухне был только Балда, – сказал Колян. И добавил тихонько, чтобы не нервировать Лазарчука сверх необходимости: – И то не весь целиком, а только от шеи и ниже!

– А кто же тебе в таком случае дверь открыл? – Сыщик без труда заметил несоответствие.

– А никто! Она была открыта!

– Та-ак, очень хорошо, просто замечательно! – протянул Лазарчук таким тоном, что в сказанное им как-то не очень верилось. – Никуда не уходите, мы скоро будем.

Употребленное Серегой местоимение множественного числа ясно указывало на то, что он прибудет не один, и я подумала, что надо срочно наполнить и вскипятить чайник. Я сказала об этом Коляну, но он покачал головой:

– Вряд ли оперативники будут у нас чаи гонять! Разве что после того, как соберут воедино куски головоломки.

– То есть соединят вместе тело и голову Балды? – Я вздрогнула, представив себе этот жуткий конструктор.

– Это тоже, – Колян тоже поежился. – Хотя под головоломкой я подразумевал не части тела Балды, а загадку его трагической гибели.

– Пожалуй, я все-таки поставлю чайник, что-то мне зябко стало!

Муж потопал за мной, многословно рассуждая:

– Конечно, не исключено, что Балда погиб в результате несчастного случая, но только как-то подозрительно все это выглядит! Мужик залез в ванну, пустил воду, пену взбил, как в пивной кружке, а потом почему-то выбрался из воды и голый, мокрый высунулся в окно!

– Может, он напустил в маленькое помещение ванной слишком много горячего пара и почувствовал удушье? – предположила я. – Поэтому срочно вылез из ванны, прошлепал в кухню и открыл окно, чтобы глотнуть свежего воздуха?

– Я бы скорее предположил, что он был дома не один, когда вздумал принять ванну, – сказал Колян. – А уже купаясь, услышал стук закрываемой двери и поторопился выглянуть в окно, чтобы окликнуть уходящего!

– Он не мог увидеть уходящего в окно кухни! Подъездная дверь на противоположной стороне дома! – напомнила я. – Под кухонным окном у Балды площадка для сушки белья, и она с трех сторон закрыта заборчиком!

– Может, он уже в ванной запоздало спохватился, что не взял с собой чистое полотенце? – Колян почесал в затылке. – И выглянул из кухонного окна на площадку, чтобы попытаться снять подходящее прямо с веревки?

Я уже собралась раскритиковать и эту версию, но тут из комнаты донесся зычный глас Масяни. Ребенок досмотрел мультики и требовал, чтобы папа поиграл с ним в компьютерную игру. Папа послушно пошел развлекать потомка, а я спохватилась, что пора кормить семейство завтраком.

Полуфабрикатные блинчики с мясом разморозились, подрумянились и уже были почти съедены, когда в нашу дверь громко и решительно постучали. Опрокинув табуретку, я ринулась в прихожую и открыла дверь. На лестничной площадке стоял капитан Лазарчук. Физиономия у него была недовольная, и никакой радости от нашей с ним неурочной встречи на ней не читалось.

– Мы уже здесь, – сурово сказал Серега. – Не вздумайте никуда уходить, мы еще будем с вами беседовать!

С этими словами он затопал вверх по лестнице, а я вернулась в кухню, забыв запереть дверь. Стала энергично мыть посуду и едва не расколотила чашку – очень уж рассердилась на Лазарчука! Разговаривает с нами, как с подозреваемыми! Как будто не знает нас с Коляном! Разве мы могли бы кого-то убить? Мы добрые, мирные и культурные люди, мухи не обидим!

Тут я вспомнила, как злобно науськивала своего мирного и культурного мужа поколотить соседа, имевшего несчастье нас затопить, и мне стало стыдно. Однако обида на нечуткого Лазарчука осталась, и я не поспешила в прихожую, когда в дверь снова коротко и решительно постучали.

– Кыся, открой! – крикнула я мужу.

Колян прошлепал в прихожую, распахнул дверь, но сурового капитанского голоса я не услышала. То ли Серега общался с Коляном на языке жестов, то ли они обменивались мыслями. Или устроили минуту молчания, чтобы почтить память усопшего Балды?

Заинтригованная, я вышла в прихожую и ахнула. Никакого Лазарчука там не было и в помине, зато имелась незнакомая девица развратного вида и явно легкого поведения! Она висела у Коляна на шее, как оригинальный медальон.

Я грозно нахмурилась и уперла руки в бока. Колян поверх лохматой белобрысой головы девицы поймал мой взгляд и тряхнул шеей, как лошадь, которой не нравится, что ее захомутали. Девица сползла ниже и повисла на свитере моего мужа, цепляясь за вязаное полотно акриловыми когтями.

– Кх-гм! – громко кашлянула я.

Девица-липучка съехала вниз, встала на ноги, обернулась ко мне и… тоже уперла руки в бока!

Будь незваная гостья повыше ростом и постройней, я могла бы подумать, что смотрюсь в зеркало – так похожи были наши позы и мины!

– Милый, кто это?! – блондинка прищурилась, словно я была насекомым, разглядеть которое без мощной увеличительной оптики крайне трудно.

Нахалка перехватила мою реплику, и я не нашлась, что сказать. Только окинула ее высокомерным взглядом с белобрысой макушки до подкованных каблуков. Это меня ничуть не затруднило: с головы до ног в блондинке было не больше полутора метров. Маленькая, крепенькая, местами чрезвычайно круто изогнутая и глазастая, как совенок, она напоминала персонаж японского мультфильма, картинку в стиле «анимэ».

Взглядом тяжелым и обжигающим, как раскаленный утюг, я прошлась по организму девицы и напоследок крепко прижгла ей мозоли. Странно, что паркет не задымился! Однако мой умный муж понял, что запахло паленым, и поспешил заявить:

– Кыся, я не знаю эту женщину!

– Я тоже ее не знаю, – сказала я, стараясь говорить спокойно. – Приятно, что у нас с тобой по-прежнему много общего!

– Например, ребенок! – поддакнул Колян. – Масянька, ты где?

Я холодно усмехнулась, разгадав простую хитрость супруга. Он позвал сынишку, точно зная, что при ребенке я не буду поднимать крик, драться, царапаться и употреблять непарламентские выражения.

– Какой ребенок? – Белобрысая нахалка удивленно приоткрыла рот.

– Вот этот! – ответил Колян, приветливо улыбнувшись сынишке, резво прибежавшему на родительский зов.

– Одну секундочку! – деловито сказала блондинка, с трудом засовывая руку в кармашек тесных штанишек.

Она вытянула оттуда бумажку и прочитала:

– Это улица Озерная, десять, квартира восемь?

– Девушка, вы ошиблись адресом! – обрадовался Колян.

Он подхватил на руки Масяню и громко, отчетливо и очень, очень ласково сказал мне, словно я была глухой, тупой и припадочной:

– Кыся, девушка ошиблась адресом!

Я облегченно вздохнула. Меня уже отпустило, и я поняла, что именно ввело в заблуждение безмозглую девицу-анимэ:

– Дорогуша, вы приняли цокольный этаж за первый и промахнулись! Восьмая квартира наверху, над нами!

– Серьезно? Ну, тогда я дико извиняюсь! – без тени раскаяния в голосе сказала блондинка, протискиваясь в открытую дверь мимо коленок моего высокорослого супруга.

Мы с Коляном переглянулись. Рукой, свободной от малыша, муж размашисто перекрестился и захлопнул дверь.

– Фу-у-у! – сказал он. – Я почти испугался! Когда ты посмотрела на меня, как Ленин на буржуазию, я уж думал – никогда не смогу убедить тебя, что не знаю эту особу и знать не хочу!

– Хочу конфету! – сообщил Масяня, вычленивший из эмоциональной папиной речи один-единственный глагол.

– Кыся, ты же у меня лучше всех! – с преувеличенным чувством говорил Колян. – Я никогда не променяю тебя на такую финтифлюшку! Даже на сто таких финтифлюшек!

– Хочу сто конфет! – заявил Масяня, подхватив в пару глаголу подходящее числительное.

– Кыся, что же ты молчишь? – забеспокоился заботливый супруг. – Ты расстроилась?

– Что? – я наконец услышала, что со мной разговаривают. – Нет, я не расстроилась. Я задумалась.

– О чем?

– О том, что прямо над нами, в восьмой квартире, живет Набалдашкин! То есть жил! И, стало быть, это именно он – ее милый! – Я ланью прыгнула вперед. – Живо открой дверь!