Некоторое время все молчали, потом Томилин спросил:
– Где едем-то?
– Плесецк миновали.
– Плесецк?
– Его… полчаса как.
– Понятно. А куда едем?
Мастер ответил вопросом:
– А вам куда надо?
Томилин подумал о чем-то и сказал:
– Теперь уже сам не знаю.
– Бывает, – кивнул Мастер.
– А вы, собственно, кто? – спросил Томилин.
– Вообще-то, я ничего не обязан вам объяснять, но скажу: монахи. В бегах. Бежим из Карелии, из монастыря.
Томилин усмехнулся и сказал:
– А мне показалось: уголовники. Глеб весьма убедительно исполнил шлягер из блатного репертуара.
– Мерси, – отозвался Глеб, шутовски раскланялся. А Мастер сказал:
– Уголовников нынче амнистируют. А за нами – напротив – пришли «гестаповцы». С ордером на арест.
Томилин вытащил из кармана сигареты, сказал:
– Ну что ж? Откровенность за откровенность: я тоже в бегах.
– Мы догадались.
– Я бывший сотрудник ФСБ… ну, это вы уже знаете.
– Пистолет ваш видели. Кстати, как вам удалось его сохранить?
Чекист щелкнул зажигалкой, закурил и только после этого ответил:
– Тут такое дело… у меня брат в «гестапо» служит. Он и помог.
– Вот оно что, – протянул Глеб.
Томилин посмотрел исподлобья:
– Что – уже враг народа?
– Я этого не говорил.
– Верно, не говорили, но… Кстати, именно брат-«гестаповец» предупредил меня об аресте. Если бы не он, я бы тут с вами не сидел. Я бы уже на баржах в Финском заливе отдыхал.
Мастер спросил:
– Тогда уж позвольте спросить: чем вы так провинились перед режимом, что вас собрались арестовать? Разумеется, вы можете не отвечать.
Томилин потер небритый подбородок, сказал:
– Почему же? Отвечу. Я перед режимом чист, аки младенец… Теперь могу сказать: к сожалению чист. А арестовать собрались не только меня – многих. Брат сказал: пришел секретный приказ об изоляции бывших сотрудников госбезопасности. Считается, что могут быть причастны к террористической деятельности. И сейчас, насколько я понимаю, режим приступил к большой зачистке. Под видом борьбы с терроризмом. Формальный повод – уничтожение Башни. Под эту лавочку арестуют многих и многих… Потому и амнистия – тюрьмы разгружают под новых постояльцев.
Мастер сказал:
– Значит, от «гестапо» вы ускользнули… а что дальше?
– Допрос?
– Нет. Но уж коли судьба свела нас вместе, то хотелось бы знать что-то про попутчика… Впрочем, я уже говорил, что вы можете не отвечать.
В несколько сильных затяжек чекист выкурил сигарету, затушил окурок о доски пола.
– Отвечу. Раз уж попал в попутчики. Значит, так: как только брат меня предупредил, а сами понимаете – он сильно рисковал… Так вот, как только брат меня предупредил, я сразу собрал манатки – и на вокзал. Я ведь один живу. Жена ушла, как только я уволился из конторы. Поэтому в Петербурге меня ничего не держит. Я мигом подскочил на Ладожский вокзал – живу рядом, и взял билет на ближайший поезд. Оказалось, на Мурманск. На вокзале уже было полно полиции, дважды документы проверяли, но проскочил. И до Мурманска доехал исправно, хотя уже ходили по составу патрули… Вот там-то я и влетел в облаву. Пришлось отстреливаться. Ушел. Но поймал пулю. Рана не шибко серьезная, но все равно надо в больницу. А в больницу с огнестрелом не сунешься. В общем, забрался в первый попавшийся вагон и ехал, не ведая куда… И вдруг – вы. Вот, собственно, и все. Томилин замолчал. Мастер сказал:
– Понятно… Вот что я вам скажу, Тимофей Трофимыч: мы идем на Урал, в Уральскую республику…
Чекист перебил:
– А есть она, Уральская республика?
– Есть… Должна быть.
– Между «есть» и «должна быть» дистанция огромного размера. Не так ли?
Как будто не заметив вопроса, Мастер сказал:
– Мы идем на Урал. Дойдем или нет – не знаю, но… В общем, если хотите – присоединяйтесь.
Томилин протянул Мастеру руку.
* * *
Помощник сказал:
– Госпожа президент, с вами хочет поговорить мистер S.D.
– Соединяйте.
Через несколько секунд в трубке прозвучал голос Старика. Голос был бодрый и веселый. Президент США знала причину этой бодрости. В ее столе лежал секретный доклад о том, что в 2013 году мистер S.D. дважды прошел курс лечения стволовыми клетками. Для этого дважды тайно вылетал в Торонто. Результаты лечения дали ошеломительный результат (в деле были подшиты копии медицинских заключений), и на «Голиафе» появился этот щенок Стенли… Получается, что у Старика сейчас медовый месяц. Ну-ну, пусть порезвится, лишь бы совсем головы не потерял.
После того как были произнесены все дежурные фразы, Старик перешел к делу:
– Я полагаю, Хиллари, что теперь, когда весь мир узнал, что у Америки появилось новое, почти фантастическое оружие, вам, дорогая Хиллари, следует сделать нестандартный ход.
– Нестандартный ход? – спросила госпожа президент.
– Именно! Вам следует показать человечеству, что ваше «Созвездие» не просто оружие, что оно умеет творить добро.
– Но мы уже не раз заявляли, что наше «Созвездие» предназначено в первую очередь для борьбы с мировым терроризмом.
– Хиллари! – сказал Старик. – Я не знаю как вам, но мне становится очень скучно, когда я слышу эти слова – мировой терроризм…
– Но…
– Я имел в виду Добро с большой буквы, Хиллари.
– Простите, мистер S.D.?
– Нужно вынести ребенка из огня, – произнес Старик. У госпожи президента мелькнула мысль, что Старик действительно спятил: какого ребенка? Из какого огня?.. Мистер S.D. продолжил: – Когда в кино нам показывают, как взвод наших солдат под вражеским огнем атакует неприятельские позиции, всем понятно: наши парни – герои… Но вдруг видим, что один в атаку не идет. Почему? А потому, что он вдруг заметил в развалинах дома маленького мальчика… или девочку – не важно. Малышу угрожает опасность! Вот-вот он будет убит – застрелен, раздавлен гусеницами танка. И тогда наш парень… наш простой славный парень с открытой белозубой улыбкой бросается под пули, под разрывы снарядов, под танковые гусеницы и спасает ребенка… Вы уловили мою мысль, Хиллари?
– Кажется, да, – ответила госпожа президент. – Но я не совсем представляю себе, каким образом спутник может…
– Может, Хиллари, может… приведу пример: совсем недавно в Новой Зеландии некий психопат пострелял своих одноклассников. Представьте себе, что все эти дети были бы спасены с помощью вашей флотилии.
– Классно! – сказала госпожа президент. – Это же просто классно.
Старик засмеялся. Госпожа президент подумала: какой у него все-таки неприятный смех… Но через секунду у нее мелькнула другая мысль: но ведь тот случай, в Новой Зеландии, уже произошел.
Она сказала:
– Но ведь тот случай… эта ужасная, я хотела сказать, трагедия… она уже произошла.
– Действительно, – сказал Старик. – Я об этом как-то не подумал, Хиллари.
Госпожа президент уловила сарказм в его голосе.
* * *
Директор ФБР вызвал к себе начальника отдела по расследованию особо опасных преступлений. Начальник вошел в кабинет шефа через две минуты после звонка. Сразу понял: произошло что-то из ряда вон… Конечно, специфика работы ФБР такова, что постоянно приходится заниматься только тем, что из ряда вон.
И тем не менее Маккензи понял: произошло что-то действительно скверное.
– Садись, – шеф ФБР ткнул толстым пальцем в кресло. Маккензи и шеф знакомы были очень давно – вместе начинали службу. Поэтому между собой общались на ты. Маккензи сел. Шеф несколько секунд рассматривал его, потом спросил: – Кто у тебя занимается профилактикой психопатов в университетах – Фридман?
– Фридман.
– Ну и как он?
– Что конкретно тебя интересует?
– Ну, справляется?
– Джек, ты же понимаешь.
– Да, – сказал директор, – да, конечно. Профессионалы отлично понимали, что справиться со стрельбой в школах и университетах невозможно. Работа в этом направлении – оперативная и агентурная – проводилась, и ФБР ежегодно удавалось предотвратить несколько трагедий. Но примерно столько же предотвратить не удавалось. И с каждым годом количество таких случаев увеличивалось… Специалисты знали, что полицейскими методами бороться с насилием в кампусах бессмысленно – это болезнь общества, которое само ежедневно и ежечасно генерирует насилие.