Всюду, насколько хватает глаз, сплошное месиво ледяных глыб. Большие и мелкие, самых различных форм и очертаний, они выглядят очень впечатляюще в сумеречной игре света и тени. Это нечто фантастическое. Я не знал, что делать, размышляя о том, как среди этого ледяного хаоса мне удастся провести собачью упряжку.

Оглядываю простирающуюся передо мной ледяную бесконечность метр за метром в надежде отыскать хоть какой-нибудь проход, через который можно было бы провести собак. Все тщетно. Забыв про холод, я простоял так несколько часов.

Прохода нет. Прихожу к выводу, что единственное возможное решение — это попытаться самому прорубать путь в торосах. Подавленный, я возвращаюсь к тому месту, куда меня доставил самолет.

Необходимо осмотреть снаряжение. Придется заночевать здесь. Другого выхода нет.

Поставил палатку и забрался в нее. Зажег портативную печку, вскипятил чай и стал грызть мороженое мясо карибу. Пока оно не казалось мне уж очень вкусным. Это организм еще не привык к жизни в Арктике. Есть не хотелось. Но есть надо. Для путешествия, которое начнется завтра, потребуется много сил. И я ел, машинально набивая желудок оттаивающим во рту мясом.

Потом влез в спальный мешок. Он у меня двойной. А палатка даже четырехслойная. И все же мороз подступает ко всему телу. Холодно. Шумит печка, иногда слышны завывания несущегося по ледяной пустыне ветра… От холода и возбуждения перед предстоящей дорогой я никак не могу уснуть.

Я уехал из Японии 30 января. Многие из тех, кто помогал в организации моей экспедиции, провожали меня до Ханэды. На Хоккайдо была зарегистрирована самая низкая для этой зимы температура — минус 20 градусов. Даже в Токио все покрылось снегом. Такое морозное утро как нельзя лучше подходило для моего отъезда на Север.

Наконец, я распрощался с провожающими и устроился в самолете, который вылетел в Ванкувер рейсом № 012 в 20 часов 40 минут. Расслабился и разом вдруг ощутил, насколько устал. В самолете полумрак. Я прикрыл веки и впервые за долгое время почувствовал, что вновь принадлежу самому себе.

Весь этот месяц я был занят по горло подготовкой к отъезду. Спал очень мало — не более пяти часов в сутки. Когда чувствовал, что от усталости начинаю плохо соображать, подставлял голову под воду. К вечеру буквально валился с ног, но крепился и все время уговаривал себя, что все идет хорошо, что я в состоянии самостоятельно разрешить все свои проблемы. А это было трудно.

Я задумал дойти до Северного полюса довольно давно — еще два года назад, когда возвратился из длительного путешествия по Заполярью. Тогда за полтора года на собачьей упряжке мною было пройдено 12 тысяч километров. Сразу же по возвращении я приступил к разработке планов новых арктических путешествий. Мне хотелось дойти одному до Северного полюса, а потом пройти по Гренландии от самой северной оконечности до самой южной.

Одному провести собачью упряжку к полюсу! Я знаю, многие назовут это безрассудством, но у меня уже был некоторый опыт, приобретенный в прошлом путешествии по Заполярью. Уже тогда я смог изучить все возможности подобного предприятия и обрести уверенность в себе. А еще меня притягивала идея пересечь вдоль покрытый льдом самый большой в мире остров, где местами еще никогда не ступала нога человека. Ведь кто-то это должен был сделать!

Я начал готовиться к путешествию. Каждый день оборачивался для меня сущим кошмаром. Я встречался с людьми, что-то им объяснял, доказывал, просил их помочь. С самого начала на меня неумолимо давил график бесконечных встреч и бесед по поводу самых различных вопросов.

Со временем я заметил, что стал говорить вполне гладко и убедительно. Раньше для меня беседы с людьми и переписка с ними были настоящим испытанием. А тут незаметно для себя я овладел искусством писать и говорить так, что сам себе порой удивлялся.

…Сейчас все изменилось. Сейчас мне не нужны больше ни бойкие слова, ни красивые выражения. В единоборстве с суровой природой полагаться приходится лишь на собственные силы. Здесь нет людей, и никого ни в чем не придется убеждать.

Конечно, я не хочу сказать, что люди мне были нужны только для осуществления моей мечты, что я не искал в них дружеского участия и поддержки. Ведь столь грандиозный план можно было осуществить только совместными усилиями многих людей, имея с их стороны не только материальную и техническую помощь, но и — что очень важно — моральную.

По-видимому, я выглядел в их глазах столь уверенным в себе, что они мне верили. Только из-за одного этого я должен был осуществить свой план. Я не мог обмануть их надежд. Дойти до Северного полюса и благополучно вернуться назад — вот моя задача.

Но дело не только в этом. На мне лежала большая ответственность перед самим собой. Мне представлялось, что, не достигнув поставленной цели, я не состоюсь как человек.

Так я размышлял, лежа в тесной и холодной палатке, и вновь чувствовал себя воскресшим.

Да, страшно, но я не могу отступить перед этой подавляющей ледяной стихией. Решив завтра же во что бы то ни стало попытаться выбраться отсюда, я наконец засыпаю. Это первая ночь моего путешествия.

6 марта

Утром встал в семь часов, зажег печку и вскипятил чай. Съел оставшееся от ужина мясо и кусок икусы, намазанный джемом. Больше ничего есть не стал. Не мог. Выставил наружу деревянный ящик с радиоаппаратурой, печкой и котелком. Свернул и вынес два толстых спальника. Выбросил из палатки застилавшие все внутри шкуры карибу. Моя палатка, шириной 2 метра и длиной 2,2 метра, сконструирована по типу зонтика с четырьмя спицами. Это очень удобно. Чтобы поставить или сложить ее, мне нужно меньше минуты. Правда, в ней тесновато, зато тепло. Сделанная из четырех слоев ткани, она быстро согревается, когда горит печка.

По привычке тщательно завертываю в брезент уложенное на нарты снаряжение и крепко обвязываю его веревкой. Место сверху, устланное шкурами, превращается в удобное сиденье. Когда собаки идут хорошо и держатся верного направления, управлять ими с помощью хлыста, сидя здесь, легко. Но сейчас, прокладывая путь через торосы, на это надеяться не приходится.

Мои нарты — гренландский каннак — построил эскимос Иккянгва, настоящий мастер своего дела. Вместе с древесиной они обошлись мне в две тысячи крон (около восьмидесяти тысяч иен). Я сам их сконструировал — все до мельчайших деталей. Это массивные, прочные нарты метровой ширины при длине 4,5 метра. Несколько тяжелые — их вес около 100 килограммов, они, однако, как нельзя лучше подходят для езды по торосам. Чтобы полозья и задняя, выступающая вверх часть были прочнее, для их изготовления использовалась твердая древесина дуба. Лишь настил нарт был покрыт досками из американской сосны. Нижняя часть полозьев, соприкасающаяся со льдом, оклеена пластиком.

Уже перед самым отправлением невдалеке, в зоне торосов, я вдруг обнаружил полосу открытой воды, которая стремительно увеличивалась в размерах. А ведь еще вчера ее не было! Совершенно черная, она была уже не меньше 15 метров шириной.

Оставив собак с нагруженными нартами, я отправился искать место, где бы можно было перейти эту полынью. Проблуждал среди ледяных глыб полдня, но безрезультатно. Наконец, пройдя 4 километра к западу, обнаружил, что полынья тянется в сторону открытого моря. Вероятно, мне пришлось бы направиться вдоль нее, но, к счастью, километрах в двух удалось найти еще сохранившийся твердый лед. С огромным трудом прорубая дорогу, преодолел я нагромождения торосов и только к вечеру перебрался на другую сторону. Решаю завтра по этому пути провести собачью упряжку и возвращаюсь к нартам.

Вот и сегодня я не смог хоть немного продвинуться вперед.

7 марта

41 градус ниже нуля, ветер южный. Отправляюсь в путь в восемь утра. О том, чтобы сесть на нарты, не приходится и думать. Такое впечатление, будто находишься в ледяных джунглях. Приходится идти впереди упряжки и ломом долбить лед, чтобы проложить дорогу. Этот лом, или, как его называет местное население, тоу, я достал у одного эскимоса в гренландском поселке Каннак. Без него такое путешествие, как мое, было бы просто немыслимым. Эскимос никогда не отправится на охоту без тоу. Он представляет собой железную палку длиной 3 метра, заостренную с обоих концов, а посредине обернутую суровьем, образующим рукоятку наподобие той, которая делается у самодельных ножей.