— Доктора Люкаса, с вашего разрешения, сенатор, — поправил Гортон.
— Ладно, пусть доктора Люкаса. Что ему об этом известно?
— Давайте выясним, — сказал Гортон. — Доктор Люкас, что вам об этом известно?
Люкас сухо улыбнулся.
— Относительно случившегося в этой больнице — ровным счетом ничего. А что касается высказанного доктором Даниель-сом мнения о происшедшем, я должен с ним согласиться.
— Но это лишь предположение, — подчеркнул Стоун. — Доктор Даниельс все это придумал. Браво! У него богатое воображение, но это не значит, что все произошло так, как ему кажется.
— Я должен обратить ваше внимание на то, что Блейк был пациентом Даниельса, — сказал главврач.
— И, следовательно, вы верите предположениям доктора.
— Не обязательно. Я не знаю, что и думать. Но если кто-то имеет право на мнение, так это доктор Даниельс.
— Давайте-ка немного успокоимся, — предложил Гортон, — и посмотрим, что у нас есть. По-моему, на выдвинутое сенатором обвинение в инсценировке вряд ли стоит отвечать, однако думаю, что мы должны согласиться: сегодня вечером здесь произошло нечто в высшей степени необычное. Кроме того, я сомневаюсь, что решение созвать нас всех вместе далось доктору Уинстону легко. Он говорит, что не может составить обоснованное мнение, однако доктор, должно быть, чувствовал, что причина для беспокойства есть.
— Я по-прежнему так думаю, — сказал главврач.
— Как я понимаю, это волк или что-то еще…
Соломон Стоун громко фыркнул. Гортон бросил на него ледяной взгляд.
— …или что-то еще, — продолжал он, — перебежал через улицу в парк, и полиция погналась за ним.
— Совершенно верно, — сказал Даниельс. — Они там до сих пор стараются загнать его. Какой-то дурак водитель ослепил его фарами, когда он перебегал дорогу, и попытался задавить.
— Разве не ясно, что всему этому надо положить конец? — сказал Гортон. — Похоже, вся округа сорвалась с катушек…
— Поймите, — объяснил главврач, — все это выглядело сплошным безумием. Никто не мог сохранить хладнокровие.
— Если Блейк — то, чем считает его Даниельс. — сказал Гортон, — мы должны вернуть его. Мы потеряли двести лет развития человеческой биоинженерии только потому, что проект Космической Службы, как считали, провалился. И поэтому его замалчивали. И замалчивали, надо подчеркнуть, настолько успешно, что о нем забыли. Миф, легенда — вот и все, что от него осталось. Однако теперь видно, что проект не был неудачным. И где-то в лесах сейчас, должно быть, бродит доказательство его успеха.
— Провалиться-то он провалился, — сказал доктор Люкас. — Он не сработал так, как хотела Космическая Служба. Думается, догадка Даниельса верна: если характеристики инопланетянина введены в андроида, их не сотрешь. Они стали постоянным свойством самого андроида. И он превратился в два существа — человека и инопланетянина. Во всех отношениях — как в телесном, так и с точки зрения устройства своего разума.
— Кстати, о разуме, сэр. Будет ли мышление андроида искусственным? — спросил главврач. — Я имею в виду специально разработанный и введенный в него разум.
Люкас покачал головой,
— Сомневаюсь, доктор. Это еще довольно сырой метод. В отчетах — по крайней мере, в тех, что я видел, — об этом не упоминается, но я предполагаю, что в мозг андроида был введен разум реального человека. Даже в те времена такое оказалось технически осуществимым. Как давно были созданы банки разума?
— Триста с небольшим лет назад, — ответил Гортон.
— Значит, технически они могли осуществить такой перенос. Построение же искусственного разума и сегодня трудное дело, а двести лет назад — и подавно. Думаю, что даже сейчас нам неизвестны все составляющие, необходимые для изготовления уравновешенного разума — такого, который можно назвать человеческим. Слишком много для этого нужно. Мы могли бы синтезировать разум — наверное, могли бы, но это был бы странный разум, порождающий странные поступки, странные чувства. Он не был бы целиком человеческим, не дотягивал бы до человеческого, а может быть, превосходил бы его.
— Значит, вы думаете, что Блейк носит в своем мозгу дубликат разума какого-то человека, жившего в те времена, когда Блейка создавали? — спросил Гортон.
— Я почти уверен в этом, — ответил Люкас.
— И я тоже, — сказал главврач.
— В таком случае, он — человек, — проговорил Гортон — Или, по крайней мере, обладает разумом человека.
— Я не знаю, как иначе они могли снабдить его разумом, — произнес Люкас.
— И тем не менее это чепуха, — сказал сенатор Стоун. — Сроду не слыхал такой чепухи.
Никто не обратил на него внимания. Главврач посмотрел на Гортона.
— По-вашему, вернуть Блейка жизненно необходимо?
— Да. Пока полиция не убила его, или ее, или в каком он там теле… Пока они не загнали его в такую дыру, где мы его и за несколько месяцев не найдем, если вообще найдем.
— Согласен, — сказал Люкас. — Подумайте только, сколько он может нам рассказать. Подумайте, что мы можем узнать, изучив его Если Земля собирается заняться программой человеческой биоинженерии — ныне или в будущем, — тому, что мы сможем узнать от Блейка, цены не будет.
Главврач озадаченно покачал головой.
— Но Блейк — особый случай. Организм с незамкнутыми цепями. Насколько я понимаю, предложенная биоинженерная программа не предусматривает создания таких существ.
— Доктор, — сказал Люкас, — то, что вы говорите, верно, однако любой андроид, любой организованный синтетический…
— Вы тратите время попусту, господа, — сказал Стоун — Никакой программы человеческой биоинженерии не будет. Я и кое-кто из моих коллег намерены позаботиться об этом.
— Соломон, — устало сказал Гортон, — давайте отложим заботы о политической стороне дела. Сейчас в лесах бродит перепуганный человек, и мы должны найти способ дать ему знать, что не хотим причинить ему вреда.
— И как вы предполагаете это осуществить?
— Ну, это, я думаю, нетрудно. Отзовите загонщиков, потом опубликуйте эти сведения, подключите газеты, электронные средства информации и…
— Думаете, волк будет читать газеты или смотреть трехмерник?
— Скорее всего, он не останется волком, — сказал Даниельс. — Я убежден, что он опять превратится в человека, как только сможет. Наша планета может обескураживать или причинять неудобства инопланетному существу…
— Господа, — сказал главврач. — Прошу внимания, господа.
Все повернулись к нему.
— Мы не можем этого сделать. В такого рода истории больница будет выглядеть нелепо. И так все плохо, а тут еще оборотень! Разве не ясно, какие будут заголовки? Разве не ясно, как повеселится за наш счет пресса?
— А если мы правы? — возразил Даниельс.
— То-то и оно. Мы не можем быть уверенными в своей правоте. У нас может быть сколько угодно причин считать себя правыми, но этого все равно недостаточно. В таком деле нужна стопроцентная уверенность, а у нас ее нет.
— Значит, вы отказываетесь опубликовать такое объявление?
— От имени больницы не могу. Если Космическая Служба даст на то свое разрешение, я соглашусь. Но сам я не могу. Даже если правда на моей стороне, все равно Космослужба обрушится на меня, как тонна кирпича. Они поднимут жуткий скандал…
— Несмотря на то, что прошло двести лет?
— Несмотря на это. Разве не ясно, что если Блейк и вправду то, чем мы его считаем, он принадлежит Космослужбе? Пусть они и решают. Он — их детище, а не мое. Они заварили эту кашу и…
Комната наполнилась громовым хохотом Стоуна.
— Не смотрите на него, Чандлер. Идите и расскажите все газетчикам сами. Разнесите эту весть. Докажите нам, что вы не из робкого десятка. Боритесь за свои убеждения. Надеюсь, это вам под силу.
— Уверен, что так, — ответил Гортон.
— Только попробуйте, — вскричал Стоун — Одно слово на людях, и я подниму вас на воздух! Так высоко, что вы и за две недели не вернетесь на Землю!
Настырные гудки телефона наконец-то пробились в созданный трехмерником мир иллюзий. Элин Гортон встала, вышла из будки. Телефон попискивал, видеоэкран сверкал нетерпеливыми вспышками. Элин добралась до него, включила аппарат на прием и увидела обращенное к ней лицо, слабо освещенное плохенькой лампочкой в потолке телефона-автомата.
