Понаехавшие в Застенье в апреле на ярмарку посетители Дунстана раздражали. Трактир мистера Бромиоса, «Седьмая сорока», обычно пустовал целыми днями – а тут весь оказался забит чужеземцами. Все до одной тамошние комнаты были заняты за неделю до ярмарки, и новые гости начали снимать жилье на фермах и в частных домах, расплачиваясь за проживание странными монетами, травами, пряностями и даже драгоценными камнями.

По мере приближения ярмарочного дня гости делались все шумней и нетерпеливее. Они просыпались на рассвете, считали дни, часы и минуты. Стражи у бреши тоже нервничали – на дальнем краю луга среди деревьев мелькали тени и странные фигуры.

В «Седьмой сороке» девица Бриджет Комфри, которую в округе считали самой красивой служанкой на памяти застенцев, сделалась причиной разногласий между Томми Форестером, с которым Бриджет гуляла уже целый год, и высоким темноглазым человеком с лопочущей обезьянкой на плече. Этот верзила почти не говорил по-английски, однако всякий раз при виде Бриджет многозначительно улыбался.

В питейном зале трактира постоянные клиенты не без опаски подсаживались к гостям и вели примерно такие беседы:

– Да-да, каждые девять лет…

– Говорят, что в прежние времена это случалось раз в год, на летнее солнцестояние…

– Вы мистера Бромиоса спросите. Уж он-то знает.

Мистер Бромиос был высоким зеленоглазым брюнетом с вьющимися волосами и оливковой кожей. Все местные девочки, делаясь девушками, неизменно обращали внимание на мистера Бромиоса – но он не отвечал им взаимностью. Говорили, что некогда он сам явился в деревню в числе ярмарочных гостей. А потом решил остаться в Застенье навсегда, и его вино так понравилось тутошним жителям, что они не имели ничего против.

Неожиданно в питейном зале вспыхнула громкая ссора. Ругались Томми Форестер и темноглазый человек, которого, как выяснилось, звали Алум-Бей.

– Ах, остановите их! Ах, Бога ради! – вскричала Бриджет. – Они собрались драться из-за меня!

И она в отчаянии встряхивала кудрями, так что отсветы масляных ламп вспыхивали на ее прелестных золотых локонах.

Никто и рукой не шевельнул, чтобы остановить соперников; зато целая толпа народа – как местных, так и приезжих – высыпала наружу посмотреть на поединок.

Томми Форестер сбросил рубашку и выставил перед собой кулаки. Чужеземец засмеялся, сплюнул на траву, а потом перехватил правую руку Томми и швырнул его на землю, так что бедняга ударился подбородком. Он вскочил и яростно бросился на противника, даже успел вскользь смазать его по щеке, прежде чем снова полететь лицом в грязь. Через мгновение Алум-Бей уже сидел на нем верхом и смеялся, приговаривая что-то по-арабски.

Так быстро и бесславно окончился бой.

Алум-Бей слез наконец с Томми, важно подошел к Бриджет и отвесил ей глубокий поклон, сверкнув белыми зубами. Но Бриджет, не обращая на него никакого внимания, подбежала к Томми.

– Ах, миленький мой, что он с тобой сделал? – приговаривала она, стирая краем фартука грязь с лица кавалера и называя его разными ласковыми именами.

Алум-Бей в сопровождении большинства зрителей вернулся в трактир и купил у мистера Бромиоса бутылку шабли, которую благородно презентовал Томми по его возвращении. Так что еще вопрос, кто из поединщиков на самом деле остался в выигрыше.

Дунстан Тёрн не принимал участия в посиделках в «Седьмой сороке»: он был парень практичный и вот уже полгода ухаживал за Дейзи Хемпсток, столь же практичной молодой девицей. Поэтому каждый ясный вечер они проводили вместе, чинно прогуливаясь по деревне рука об руку. Гуляя, они обычно обсуждали погоду, перспективы на урожай в этом году и прочие не менее важные материи. Во время этих прогулок, неизменно сопровождаемые матерью Дейзи и ее младшей сестрой, которые следовали за ними на почтительном расстоянии шести шагов, молодые люди время от времени бросали друг на друга любящие взгляды.

У дверей дома Хемпстоков Дунстан приостанавливался, раскланивался с девицей и прощался с ней до следующего раза.

После чего Дейзи Хемпсток входила в прихожую, снимала шляпку и говорила что-нибудь вроде: «Я в самом деле буду не против, если мистер Тёрн сделает мне предложение. Думаю, папа одобрит такое решение».

– Я уверена, что уж он-то одобрит, – ответила Дейзи ее матушка тем самым вечером – как, впрочем, она отвечала каждый вечер после прогулки. С этими словами миссис Хемпсток тоже сняла шляпку и перчатки и вместе с дочерьми поспешила в гостиную, где очень высокий джентльмен с длиннющей бородой распаковывал свой багаж. Дейзи, ее матушка и сестренка вежливо поздоровались с джентльменом, который плохо говорил по-английски; он прибыл в деревню несколько дней назад. Постоялец, в свою очередь, привстал и ответил им учтивым поклоном, после чего продолжил разбирать чемодан, протирая и раскладывая по кучкам какие-то деревянные штуковины.

Апрель в том году выдался прохладный, с обычной переменчивостью английской весны.

Гости деревни прибывали с юга, по узкой дороге через лес; они заняли все свободные комнаты, останавливались на ночлег даже в коровниках и пустых сараях. Некоторые ставили для себя разноцветные палатки, кое-кто прибывал в собственных фургонах, в которые были впряжены крупные серые лошади или маленькие лохматые пони.

В лесу под деревьями раскинулся ковер синих колокольчиков.

Утром 29 апреля Дунстан Тёрн в паре с Томми Форестером нес стражу у стены.

Дунстану множество раз приходилось исполнять обязанности стража, но до сих пор они сводились к тому, чтобы просто стоять и ничего не делать. Ну, может быть, пару раз случалось шугать детей.

Сегодня же он чувствовал себя важной персоной: они с Томми не выпускали из рук толстых дубинок, и, если к стене подходил кто-то из чужестранцев, караульные сурово сообщали: «Завтра, завтра, добрые сэры. Сегодня никого пропускать не положено».

Тогда пришлецы отходили, но продолжали заглядывать в брешь в камне, рассматривая ничем не примечательный луг за стеной, окаймлявшие луг совершенно обычные деревья, довольно скучный лес вдалеке. Кое-кто пытался завязать беседу с Томми и Дунстаном, однако молодые люди, гордые своими обязанностями постовых, в разговоры не вступали: демонстративно вскидывали головы, поджимали губы – в общем, всячески старались выглядеть поважнее.

Когда подошло время обеда, Дейзи Хемпсток принесла в маленьком горшочке картофельную запеканку с мясом, а Бриджет Комфри – по кружке эля с пряностями.

В сумерки на пост заступили двое других молодых людей с фонариками, а Дунстан с Томми отправились в трактир, где мистер Бромиос выдал им в награду за успешную стражу еще по кружке эля – своего лучшего эля, который в самом деле оказался весьма хорош. Трактир гудел возбужденными голосами, набитый посетителями так, что яблоку негде было упасть. Здесь собрались гости со всех концов света – по крайней мере так казалось Дунстану, который не имел ни малейшего представления о мире за лесами, окружающими Застенье. Так что он созерцал высокого джентльмена в черном цилиндре, приехавшего из Лондона, с не меньшим благоговением, нежели его соседа по столику – еще более высокого темнокожего джентльмена, носившего цельнокроеную белую мантию.

Дунстан знал, что разглядывать людей в упор невежливо, а также – что он как коренной житель Застенья имеет право чувствовать свое превосходство над любым пришлым. Однако в воздухе носились удивительные ароматы далеких земель, мужчины и женщины разговаривали друг с другом на сотне самых разных наречий – и Дунстан беззастенчиво глазел вокруг, да что там – откровенно таращился на гостей.

Господин в черном шелковом цилиндре наконец заметил, что Дунстан на него пялится, и поманил молодого человека рукой.

– Вы любите пудинг с патокой? – спросил он совершенно неожиданно, вместо того чтобы представиться. – Мутанабби срочно ушел по делам, а пудинга осталось больше, чем мне под силу одолеть в одиночку.

Дунстан кивнул. От пудинга с патокой поднимался ароматный пар.