За милыми разговорами упомянули, что в соседнем номере живет интересная молодая особа, доктор, с которой они познакомились и вместе ходят на пляж.

– Если ты не возражаешь, давай пригласим ее, – предложила мама школьного товарища.

О, господи, подумал Кирилл, и они туда же! Но делать нечего, у него не было ни повода, ни каких-либо оснований отказаться или встать и уйти.

Когда «интересная молодая особа» вошла в комнату, Кирилл с облегчением рассмеялся: это была Галка, загорелая, похудевшая, чуть изменившаяся из-за отсутствия макияжа и прически, но, как всегда, своя в доску.

– Так вы знакомы? – растерянно и как будто чуть разочарованно воскликнули супруги.

– Сто лет, – констатировала Галина. – Но это не помешает мне выпить вместе с вами за его здоровье.

Они сидели долго, рассказывая друг другу разные истории из пляжной жизни, свидетелями которых оказались.

– Интересно, – заметил Кирилл. – я тут уже неделю, а ничего подобного не видел и не слышал.

– Это потому, что ты ходишь на пляж в Новых Гаграх, а весь свет курорта пляжуется здесь, прямо перед гостиницей, – объяснила Галина. – Перебирайся сюда, к нам, – предложила она.

– Галка, ну зачем мне это, что я здесь потерял? – пожал плечами Кирилл.

– Ну хотя бы будет повод чаще видеться, потрепаться всласть, а то в Москве суета, времени нет, – ответила Галя.

– Пожалуй. Только каждый день не обещаю – все-таки мне удобно купаться поближе к дому, да и на пляж я хожу рано утром, а ты, небось, в это время еще сны видишь.

– И правильно делаю. Между прочим, в Москве я встаю в полседьмого каждый божий день. Имею право хотя бы в отпуске выспаться?

– Ладно, спи на здоровье, – улыбнулся Кирилл, – я попробую поискать тебя на вашем пляже ближе к одиннадцати часам. Идет?

– Ну конечно. Приходи, буду ждать, – согласилась Галя.

Каникулы закончились. Ксения вернулась в Москву мрачная, при встрече с Иваном язвительно спросила:

– Ну как твой физкультурный парад? Доволен?

– Да, Ксюш, доволен. Такое зрелище потрясающее! Жаль, что ты не видела, – спокойно ответил Иван. – Ну как там в деревне? Что нового?

– Поехал бы, коль так интересуешься, – буркнула она.

– Давай не начинать все по новой. Не огрызайся, ладно?

– А как прикажешь с тобой, предателем, разговаривать?

Иван рассердился, взял ее за руку, отвел в сторону и строго спросил, глядя прямо в глаза:

– В чем я тебя предал? Давай-ка в последний раз поговорим и – хватит, не вечно же выяснять отношения.

Ксения молчала.

– Нет, ты уж ответь мне, я жду, – настаивал Иван.

– Это называется поматросил и бросил, – опустив голову произнесла она.

Иван ладонью приподнял ей подбородок.

– Нечего глаза долу опускать, смотри на меня.

– Да уж нагляделась, хватит с меня, – тон был решительный, даже воинственный.

– Что я сделал не так? Ты сама первая начала, я вовсе не хотел спешить с этим. Помнишь, предупреждал тебя, что можешь пожалеть.

– А я и не жалею.

– Я предлагал тебе выйти за меня замуж, предлагал? Скажи!

– Ну, предлагал, – нехотя согласилась она.

– Ты всю дорогу шпыняла меня, что я не такой, не сякой… Я терпел, думал, все наладится, а на деле ладилось у нас с тобой только в постели…

– Как ты можешь говорить об этом! – возмутилась Ксения.

– По-твоему, это делать можно, а говорить про это нельзя? Нет уж, давай договорим сейчас и больше не станем к этому возвращаться. В одном ты была абсолютно права, когда говорила, что нам надо притереться друг к другу. Не получилось. Обижаться не на кого.

– А если б мы записались в ЗАГСе?

– Пустое дело говорить о том, чего не было, да и бумажка мало что изменить может.

– Допустим, я ребеночка жду… – таинственным шепотком проговорила Ксюша.

Помедлив минуту, Иван ответил:

– Ну что ж, рожай, я от собственного ребенка не отказываюсь.

Он повернулся и быстрыми шагами ушел в свою комнату, где уже собрались все его обитатели и весело вываливали на стол родительские дары.

Начался учебный год. Почти каждый день Иван с Ксюшей так или иначе пересекались – то в вестибюле корпуса на Моховой, когда каждый из них перемещался с кафедры на кафедру, из кабинета в кабинет, то в столовке, то в раздевалке. Она старалась как можно чаще попадаться ему на глаза. Для этого переписала расписание лекций и даже занятий его группы и при каждой возможности неожиданно возникала или у выхода из аудитории, где заканчивалась или начиналась лекция, или как бы случайно оказывалась рядом с кабинетом, где шли практические занятия.

Иван все понимал, старался сохранять спокойное, ровное отношение, а сам с удивлением отмечал, что уже не так тоскует по ней. Одновременно с этим его не покидало чувство вины перед Ксенией. Но как рассудить по справедливости непростые взаимоотношения между молодыми людьми? Есть ли та планка объективности, по которой можно выверить человеческие чувства, и разве в любви возможна объективность? Иван бесконечно задавал себе эти вопросы и не находил ответа. Он думал, что если смог отказаться от Ксении, значит сам убил свою любовь, терзался, мучался, но потом приходила мысль, оправдывающая его действия, и он понимал, что настоящую любовь невозможно убить. Значит, это было простым увлечением? Или привычкой всегда быть рядом, вместе? И вновь в голове крутились вопросы, вопросы, ответы на которые он тщетно искал, придумывал, формулировал и тут же отбрасывал, сознавая их несостоятельность.

Так прошло почти два месяца, и ясность наступила неожиданно, когда Иван перестал или стал меньше терзаться. Случилось все восьмого ноября, когда на курсе организовали вечер в честь празднования годовщины Октябрьской революции. Он вновь отметил про себя эту дату – опять восьмерка! – но не придал этому особого значения, вновь решив, что это чистое совпадение. Вечер получился веселым – с самодеятельностью, танцами, розыгрышами и шутками. Танцуя с девушкой из своей группы, Иван заметил Ксению, примостившуюся за пианино, на котором лихо играл разудалый, развеселый парень, с виду незаметный, но вечный заводила и организатор всяческих вечеринок и в институте, и в общаге. Вообще-то приходить на вечера не своего курса в институте не было принято, хотя и не возбранялось. Видимо, Ксюшу пригласил кто-то из его однокурсников, решил Иван. Он собрался подойти к ней после танца, пригласить на следующий, но заметил, что она прячется за инструмент каждый раз, как он приближается со своей партнершей к этому месту. Сидит, как в засаде, подумал он, улыбнулся, но все-таки, когда закончилась музыка, пошел к ней через толпу. За пианино ее уже не было. Иван растерянно стал оглядываться.

– Ты кого ищешь? – спросил пианист.

– Да тут девушка сидела… знакомая с первого курса, – нерешительно проговорил Иван.

– Ну да, сидела, сидела и вдруг как рванет! Психованная, наверное, – предположил парень.

– Не думаю…

Иван вышел из зала.

Ксюша стояла за дверью одна и нервно теребила носовой платок.

– Ты чего здесь стоишь? – спросил он.

– Хочу и стою, – набычившись выпалила она.

– Ну что ты все грубишь? Пойдем лучше потанцуем, – он протянул к ней руку.

Она больно шлепнула его по ладони, повернулась и быстро пошла к выходу. Иван хотел было пойти за ней, но внезапно ощутил острое нежелание продолжать неприятный диалог, который наверняка завязался бы, останови он ее. Он постоял немного, глядя вслед удаляющейся девушке и снова подумал о своей вине перед ней, но чисто умозрительно, без прежнего самобичевания. Иван вернулся в шумный зал, где началась веселая игра, придуманная все тем же заводилой-пианистом.

– Ну что? – спросил тот, подскочив к Ивану.

– Ты о чем? – не понял он.

– Да о той, что пряталась за пианино.

– Не знаю. Ушла и ушла, мало ли какие у нее дела, – ответил Иван. Ему стало легко оттого, что не возникло в душе ни беспокойства о Ксюше, ни сожаления о прошедшей любви…