Ракетчик как будто даже обрадовался, сказал:

– Вот! Именно – вот. Так я к чему? Если вдруг… если вдруг – «гестапо», так я под пытками… в общем, слаб человек. Понимаете?

– Понимаю.

– Так я вот о чем хотел попросить… Дайте ребятам команду: если вдруг… то чтобы они… Я знаю: у них оружие есть… А я ведь сам-то, боюсь, не смогу… Вы скажите им…

Мимо прошел Зоран с коробкой на плече. Иван обнял Бориса Витальевича за плечи, сказал:

– Дорогой вы мой… Дорогой вы мой Борис Витальевич. Не думайте о плохом. Делайте свое дело и ни о чем не думайте. Мы принимаем все меры… Но коли случится беда, то каждый сделает то, что должен сделать.

– Вы думаете? – спросил Ракетчик.

– Я знаю.

Жара… жара стояла на Северо-Западе. Кое-где уже горели леса, торфяники, брошенные деревни. В Петербурге ощущался запах гари. В этом чудилась скрытая угроза.

Иван свернул всю деятельность, которая не была завязана на операцию «Демонтаж». Собственно, он и не мог ничем другим заниматься – «сакральный» ноутбук Полковника только ввел его в курс дела. Но для того, чтобы реально руководить организацией, этого было мало. Кроме того, активная нелегальная деятельность увеличивает риск провала. А Иван уже заболел операцией. И отдавал себе отчет, что не имеет права на ошибку.

Работа на «Стапеле» шла ударными темпами. Иван с Зораном едва успевали выполнять заказы Бориса Витальевича. А ему все время что-то требовалось. То какой-то особенный припой, то развертка, то резьбовой переходник. Бегали, добывали шланги, платы и сальники… Зоран обзавелся знакомыми токарями и фрезеровщиками на механическом заводе. Спасибо Борису Витальевичу – он действительно умел работать «на колене». Умел обойтись рулевой тягой от «жигуленка» там, где требовался сложный привод. Из раскуроченного телефона сделал элемент системы наведения. А из медицинского катетера соорудил какой-то клапан-регулятор. Серб сильно зауважал Бориса Витальевича и теперь именовал не иначе, как Главный Конструктор. Или просто Главный.

А сам Борис Витальевич посмеивался, говорил:

– Голь на выдумки хитра.

Однажды Главный попросил купить… рогатку. Зоран поднял вверх палец, торжественно произнес:

– Вот! Инженерная мысль не дремлет… даже рогатке нашел применение Главный Конструктор.

Борис Витальевич почесал в затылке и ответил, что, вообще-то, рогатка нужна не ему, а ребятам. Они из рогатки крыс стреляют… Зоран сконфузился, а Иван долго смеялся.

Работа двигалась. Изделие обрастало элементами снаружи и внутри. Но по-прежнему напоминало обрезок трубы. Иван спрашивал:

– Успеете?

Главный говорил:

– Непременно успеем. А вы сумеете поставить маячок?

– Будет маячок, – отвечал Иван. Про маячок у него спрашивал и Заборовский. При каждой встрече. А встречался Иван с Заборовским довольно часто. Не потому, что в этом была какая-то острая необходимость, а с целью поддержания боевого духа. «Подсадить» Заборовскому маячок Доктор мог хоть завтра, но не спешил это делать. Говорил: успеем. Извлечем сейчас стимулятор, а его прихватит. Что тогда? Сделаем это накануне «часа Х».

События заплетались в тугой узел, в центре которого находился Иван. Он испытывал страшное внутреннее напряжение, и если бы не Лиза… Что бы он делал без Лизы?

Слушая рассказы Зорана про Полковника, Иван задавался вопросом: неужели Полковник жил такой жизнью два года? Это же невозможно.

Серб говорил:

– Это так кажется. Втянешься – и ты будешь.

Братишка доложил: барыгу-подполковника «на зубок попробовали». «Гестапо» он боится, как черт ладана.

Иван сказал:

– «Гестапо» боится, но пулеметы все-таки продает?

– Жаба душит.

– Понятно, – сказал Иван. – Хорошо, возьмем пулеметы. Сколько стоят-то?

– Пулеметы отдает по тыще евро, плюс полтыщи «маслят» по еврику за штуку – даром!

Иван согласился:

– Да, недорого.

Братишка сказал:

– Можно вообще ни копья не заплатить.

– Нет, этого делать не надо. Заплатим.

– Зря, командир. Он все равно не свое продает.

– Заплатим. Где эти пулеметы?

– Где-то под Сортавалой прячет.

– Тогда лучше привезти на «Комсомольце». Так будет безопасней.

На следующий день, на рассвете, «Комсомолец» направился на север, в Сортавалу. Тремя часами позже туда же выехал Братишка с парой бойцов. Один из них – Пластилин – имел немалый опыт «общения» с КПВ. Еще с Афгана.

Деньги барыга получил вперед еще в Сортавале – боялся, что его кинут. Поехали за товаром. Братишка ехал вместе с барыгой на барыговой «Ниве-Шевроле», за ними бойцы на УАЗе. Пулеметы подполковник хранил в брошенной деревне – таких деревень полно по всему Северо-Западу, да и по всей России. Приехали. Деревня выглядела как все брошенные деревни – заколоченные дома, покосившиеся заборы, заросшие сорняками огороды.

– Здесь, – показал барыга на крайний дом. Когда-то это был добротный дом – рубленый, крепкий, просторный. Теперь дом умирал. Видно, что в нем уже побывали мародеры и унесли все, что можно продать.

Барыга посмотрел на грубо взломанную дверь, сказал:

– Разве это люди? Это, блядь, нелюди… тьфу!

Братишка посмотрел на подполковника, сказал:

– Да, очень некрасиво поступают… Иронии тот не заметил.

Пулеметы хранились в подвале, под слоем опилок. Они были в заводской упаковке – в добротных ящиках, в консервации, патроны – в цинках. Вчетвером едва смогли вытащить тяжеленные ящики. Братишка спросил:

– Как же это вы, господин подполковник, вниз-то их занесли?

– Зять помогал, – ответил барыга, утирая лоб. – Потом попал, сука, пьяный под электричку – ногу ему оттяпало… Помощник, блядь!

– Это он нарочно, – сказал Братишка. – Тебе назло. Подполковник покосился на Братишку, ничего не ответил. Ящики вскрыли, проверили комплектность. Братишка сказал:

– Надо бы отстрелять их, что ли.

– Чиво? Чиво? Они ж со склада – «консервы». Чего их проверять? Да чтобы их только расконсервировать, полдня уйдет. А потом собрать.

Братишка вопросительно посмотрел на Пластилина. Пластилин сказал:

– Собрать – плевое дело. А чтоб консервацию снять, время, конечно, надо… Полдня не полдня, но часа два понадобится.

Барыгу отпустили с миром, а Братишка связался с «Комсомольцем», согласовал с Гриневым место встречи. Спустя три часа они встретились в шхерах восточнее Сортавалы. В сумерках ящики подняли на борт буксира, и «Комсомолец» осторожно двинулся прочь от берега. Здесь, на борту буксира, «консервы» распечатали. Возились долго – пулеметы были законсервированы качественно. Один собрали, поставили на станок.

– Пушка, – сказал Гринев. С длинным стволом, на колесном станке артиллеристского типа, пулемет действительно напоминал небольшое орудие.

А Пластилин сказал: маленький штришок, – и закрепил на правой стороне пулемета оптический прицел. Вынес вердикт: вот теперь все… лепота!

КПВ – крупнокалиберный пулемет Владимирова. Самый мощный пулемет в мире. Пулемет-монстр. Пулемет-легенда. Тот, кто побывал под огнем КПВ и остался в живых, на всю жизнь запомнит «голос» этого зверя… Пуля КПВ весит шестьдесят четыре грамма, вырывается из ствола со скоростью километр в секунду и улетает на девять километров. Эта чудовищная пуля запросто прошивает кирпичные и бетонные стены. На расстоянии в полкилометра бронебойная пуля насквозь бьет броню толщиной в пять сантиметров. При попадании в руку, ногу или голову пуля гарантированно отрывает эту самую руку-ногу-голову… В зенитном варианте счетверенная установка имеет скорострельность две тысячи четыреста выстрелов в минуту. Под таким напором вертолеты просто разваливаются в воздухе на куски… В Советском Союзе пулеметом Владимирова оборудовали бронетранспортеры, катера и танки. Вот какая «пушка» стояла сейчас на палубе «Комсомольца».

Пластилин снарядил ленту, уложил ее в коробку. Братишка поднял коробку, сказал: ого! Коробка с лентой на сорок патронов весила почти десять килограммов.