А что на самом деле имеет значение? Что важно в жизни?

Ее губы снова задрожали. Прижав ко рту кулак в перчатке, она рывком открыла дверь и вышла. Не сориентировавшись, Эмма ошибочно повернула налево, а не направо. Хлопнула дверь, и в коридор выскочила растрепанная женщина.

– Мерзавец! – крикнула она кому-то оставшемуся в комнате. – Вы же не можете просто… взять меня, а потом выбросить, как мусор!

Эмма хотела уйти, но, услышав ответ, замерла.

– Конечно. Особенно потому, что я вас никогда не брал.

Узнав голос лорда Холденсмура, Эмма опешила. Изумляясь своим бесстыдным намерениям, она нырнула в нишу чтобы услышать дальнейший разговор. Похоже, подслушивать – это ее главное занятие в этот вечер.

Женщина подтянула сползший рукав.

– Вам придется за это ответить перед моим мужем.

Раздался взрыв смеха.

– За то, что я отклонил авансы его жены?

– За попытку изнасилования!

Последовала напряженная тишина. Потом тихо, так что Эмма едва могла разобрать слова, лорд Холденсмур сказал:

– Ложь всегда наказуема, миссис Лейк. Я советовал бы вам помнить об этом.

Эмма прижала руки к груди. В голосе маркиза была угроза, и женщина отступила на шаг.

– А как насчет правды? – с вызовом спросила она. – Я напишу лорду Мансону, что вы наставили ему рога спустя неполных три недели после его свадьбы!

В дверном проеме появился лорд Холденсмур.

– Полагаю, в этом восхитительном приступе правдолюбия вы захотите рассказать своему мужу и об О'Мейли?

Женщина застыла.

– Как вы можете! Я считала вас джентльменом!

– Лживый лицемер на честь не претендует, – сказал он спокойно. – А теперь прочь с глаз моих. И если вы снова зайдете в мой дом, я сам все расскажу вашему мужу.

Женщина прошла так близко, что Эмма почувствовала запах саше с вербеной в ее сумочке и ветерок, поднятый ее взметнувшимися юбками. Хлопнула дверь дамской комнаты.

Эмма медленно выдохнула. Ее глаза не отрывались от того места, где в дверном проеме стоял Джулиан Синклер.

Он, казалось, рассматривал цветочный узор на обоях, но, закончив застегивать запонки, повернулся к ней.

– Мисс Мартин, – его кошачьи глаза отлично видели в темноте, – как вам сегодняшний вечер?

– Я… – Жар ожег ее горло и лицо. – Я не собиралась…

– Ну-ну! До сих пор вы были удивительно честны.

– Я просто… – Сглотнув, Эмма шагнула на свет. – Извините, конечно, я знаю, что подслушивать неприлично.

Холденсмур с ленивой грацией повел плечом.

– Эта женщина устроила здесь сцену. Интересно, она хотела, чтобы ее застали? – Заложив руки за спину, он подошел к Эмме: – А вы? Возможно, вы нашли ответ на свой вопрос.

– Какой вопрос? – спросила она, затаив дыхание. Он остановился в дюйме от нее и, наклонившись, прошептал ей на ухо:

– Какова моя репутация.

Эмма отпрянула.

– О, теперь я узнала о ней все, – с дрожью в голосе сказала она.

Ее рука невольно поднялась и коснулась горячей щеки под ухом. Маркиз наблюдал за ее жестом, на его губах играла улыбка.

Потом улыбка исчезла.

– Вы плакали, не так ли? – Затянутой в перчатку рукой он провел по ее щеке. – Линдли снова вам нахамил?

Эмма напряглась. Она не должна обсуждать Маркуса с ним, она не доверяла себе. Она хотела было уйти, но маркиз поймал ее руку.

– Простите мне мое любопытство, – неловко сказал он, – но чем вы расстроены?

Ее пальцы нервно шевельнулись в его ладони. Эмма хотела сказать что-то легкое и остроумное. Но маркиз смотрел на нее так серьезно, что это подкосило ее. Эмма открыла рот, и у нее вырвалось:

– Я не могу этого вынести.

Она тут же пожалела о сказанном. Лицо ее загорелось, ей хотелось сквозь землю провалиться. Не годится она для светского общества!

Маркиза, казалось, не удивила странная фраза; он все так же держал Эмму за руку.

– Да, – сказал он. – Я это понимаю.

Эмма закусила губу. Она не знала, как продолжить разговор. Внутренний порыв подгонял ее спросить: «Вы действительно понимаете?» Но это безумие. Если бы только он не смотрел так заботливо и сочувственно своими яркими глазами ей в лицо. Что-то в его пристальном взгляде снова вызвало слезы. Маркус никогда не смотрел на нее так, никогда не спрашивал, о чем она думает или что чувствует. Он считал, будто и так о ней все знает. А возможно, полагал, что она вообще не умеет думать.

Эмма сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, потом, виновато улыбнувшись, подняла глаза.

– Простите меня. Я… наверное, устала. Я не очень люблю балы.

– Ужасная скука, правда? – кивнул Холденсмур. Его пальцы начали легонько играть с ее рукой. – Сам не знаю, зачем я на них прихожу, кажется, никто не желает меня слушать.

Эмма снова улыбнулась. Они оба были в перчатках, но жар его прикосновения проникал сквозь хлопок, и перед глазами Эммы вдруг возник живой образ его обнаженной руки в ее ладони. Их пальцы сплелись. Рука маркиза напряглась над ее запястьем.

«Это абсурдно. Уберите руку».

Но она оставила свою руку в его ладони.

– А чего вы ждали, милорд? Кассандра никогда не была желанным гостем.

Он улыбнулся:

– Ах да. Считается, что я пророчу гибель здешней Трои.

Вопреки собственной воле Эмма скользила взглядом по его сильным точеным чертам, мысленно перенося их на бумагу в ярких оттенках золотого, зеленого и черного. Если бы он стал позировать ей…

– Тогда зачем же вы сегодня пришли?

Маркиз притянул ее к себе, и по какой-то невообразимой причине Эмма это ему позволила. Другая его рука легла на ее талию, его пальцы казались странно легкими, когда он повел ее в вальсе.

– Может, я люблю танцевать? – подсказал он, подняв бровь, когда Эмма позволила себе сделать несколько па по коридору.

Она рассмеялась над нелепым ответом, над спектаклем, который он устроил, танцуя с ней в пустом коридоре. Глаза маркиза заискрились в ответ.

– А вы любите? – спросил он.

– Да, – ответила Эмма и задохнулась, когда он закружил ее быстрее, в такт с доносящейся снизу музыкой. Его движения были плавными, и Эмма закрыла глаза, ощущая крепкие руки партнера. Ни к чему считать такты, она порхала, а если и споткнется, его сильные руки поймают ее…

Эмма снова открыла глаза. Холденсмур медленно остановился в конце коридора. Его лицо было серьезным.

– Вам лучше?

У нее сдавило горло. Похоже, его участливость выбила ее из колеи. Он ей ничего не должен, хуже того, ее будущий муж выказывал ему только презрение.

– Да. Спасибо.

– Не стоит благодарности. – Маркиз странно улыбнулся. – Знаете, Кассандру и ей подобных можно только пожалеть. – Он большим пальцем поглаживал щеку Эммы. Ее сердце замерло. – Они от рождения отверженные.

– Да? – Ее мысли рассеивались от его прикосновения. – Да, конечно. Как это, должно быть, печально для вас.

– Просто конец света, миси Мартин. Совершенно не остается времени на более приятные вещи.

Мягкая насмешка в его тоне озадачила ее.

– Похоже, я не оценила шутку.

От его ласкового смеха у Эммы по рукам побежали мурашки. Маркиз покачал головой, будто упрекая ее за отказ посмеяться с ним.

– Вы сами шутка, милая.

Уязвленная, она отпрянула, и его рука сильнее сжала ее талию.

Эмма понимала, что назревает поцелуй. Она могла отстраниться. Но не сделала этого.

Ее глаза закрылись, когда губы маркиза коснулись ее рта. Теплые, мягкие. У них был вкус фенхеля, мяты и кардамона. Эмма порывисто прижалась к нему, шелестя юбками. Он был высок, и ее руки скользнули по его широкой спине к плечам. Как прекрасно быть таким сильным, не бояться того, что мир может бросить тебе вызов. Маркиз нежно играл ее нижней губой, потом слегка отстранился. Пальцы Эммы протестующе впились в него, призывая обратно. Поцелуй возобновился. Эмма открыла рот, чтобы вдохнуть, и его язык коснулся ее языка, исторгнув короткий возглас.

Долетевшие смех и разговоры заставили их отпрянуть друг от друга. Их глаза встретились. Дыхание маркиза было частым. Эмма не могла прочитать выражения его лица. Но он определенно не разделял ее ощущений. Скорее, лицо его выражало нечто мрачное, будто он вдруг узнал что-то неприятное.