Анджей еще больше поседел, но лицо его, покрытое морщинами, сохранило молодое выражение. Он медленно шел среди могил, ведя под руку женщину лет тридцати, миловидную, со вздернутым носиком. Я сразу узнал в ней Басю, нашу пятнадцатилетнюю связную из отряда с Повисля.

— Вон идет Анджей, — шепнул я Зосе. Она с любопытством взглянула на него. Я замедлил шаг, чтобы не догнать Анджея. Со времени встречи в трамвае в моей жизни произошли большие перемены. Я начал преуспевать по службе — получил назначение на ответственный пост, должен был поехать за границу, да и в личной жизни начало что-то меняться. Брак мой уже тяготил меня, и я стал оглядываться на женщин, а те благосклонно посматривали на меня. Словом, я выбрался на гладкую дорогу. К тому же военное прошлое, достаточно мумифицированное временем, перестало быть поводом для дискриминации или препятствием в карьере. Но хотя мне уже ничто не угрожало, хотя жизненные успехи породили во мне наглую самоуверенность, при виде Анджея я все же непроизвольно замедлил шаг. Никакие изменения не могли зачеркнуть фактов, которые встали между нами. Я знал об этом, и это меня раздражало. В нынешнем душевном состоянии я готов был полностью оправдать себя, свалив всю вину на тогдашнее исключительное и бесчеловечное время. Наконец-то дождавшись настоящей жизни, я хотел все начать с чистого листа. Анджей, живой свидетель тех времен, мешал мне в этом. Чувство виновности перед ним сменилось антипатией к нему и даже ненавистью.

Мы шли медленно, разглядывая поблекшие надписи. Некоторые из них вызывали смутное воспоминание о похороненном, припоминалось его лицо, фигура или обстоятельства его смерти, но я все время следил искоса за удалявшейся фигурой Анджея, стараясь идти не быстрее, чем он. Вдруг, дойдя до конца тропинки, Анджей и Бася повернули обратно. Встреча стала неизбежной. Я знал, что Анджей меня заметил, Бася, которую я не видел много лет, шепнула ему что-то, наверно мое имя он ответил ей кивком головы. Зося пристально рассматривала Анджея, привлекая этим и его взгляд. После секундного колебания я все же приподнял шляпу. Анджей ответил поклоном, хотя не сводил глаз с Зоей, и мы прошли бы так, молча, мимо друг друга, если бы не Бася, всегда отличавшаяся непосредственностью, к тому же не имевшая представления о наших счетах с Анджеем.

— Здорово, Кшиштоф! — вскричала она, остановившись. — Что с тобой, как ты?

Мы были вынуждены остановиться. Я пожал ей руку и представил Зосю.

— Моя жена, — сказал я.

Теперь следовало протянуть руку Анджею, но я колебался, боясь, что он не подаст мне руки. Однако ничего такого не произошло. Его пожатие было легким и совершенно ничего не выражавшим, а улыбка такой вежливой, как будто он видел меня впервые.

— Так как у тебя, Кшиштоф? — еще раз спросила Бася.

— Да ничего, потихоньку, — ответил я с ноткой скрытого превосходства. — А у тебя, Бася?

— Я замужем, у меня сынок, я не работаю, но помогаю мужу, беру на дом переводы.

Было очевидно, что Бася довольна жизнью. Анджей продолжал вежливо улыбаться, и это спровоцировало меня:

— А ты, Анджей? Как твои дела? — спросил я.

Тон мой был нарочито пренебрежительным и покровительственным, Анджей представлялся мне этаким мелким чинушей, составляющим какие-нибудь списки на зарплату. Его потертое пальто, измятая шляпа и широченные, давно уже немодные брюки красноречиво свидетельствовали о том, как он жил. Мне захотелось унизить его публично, заставить признаться в крушении всех надежд, неизбежном после стольких лет концлагерей и тюрем.

— Существую, — неопределенно ответил он.

— Женился?

— Нет.

— А где работаешь? — не унимался я.

— По строительному делу, — кратко ответил он и приподнял шляпу. — Извините, мне пора.

И попрощался. Его пожатие снова было вежливым и соответствующим моменту.

— Позвони мне, Кшись! — крикнула Бася. — Поболтаем, вспомним старые времена!

— Я уезжаю за границу! — прокричал и я в ответ. — Но как только вернусь, позвоню!

Зося смотрела вслед Анджею, а он шел, ссутулившись, не оглядываясь.

— Почему ты не рассказал ему? — вдруг спросила она. — Ты же видела, что он не хотел никаких объяснений! — негодующе воскликнул я. — Он просто напыщенный шут, вот и все!

— За что ты его не любишь? — спросила Зося.

— Я? Не люблю? Ты что, с ума сошла? Да он просто смешон!

— Чего-то я здесь никак не пойму, — сказала она, покачав головой.

— А тебе и понимать нечего! Не твое дело!

Зося замолчала. Мне пришлось обидеть ее, чтобы она перестала копаться в моей ране. В последнее время я часто вызывал стычки, после которых мы подолгу хранили тяжелое, полное неприязни молчание. Со свойственным ей безошибочным инстинктом Зося иногда разоблачала меня, и я не мог простить ей этого. С тех пор я снова не видел Анджея много лет и ничего не слышал о нем. Не позвонил я и Басе, поскольку ускоренный темп жизни был достаточной причиной, чтобы забыть о ней. Я снова вычеркнул из памяти все связанное с Анджеем, и ничто уже не нарушало. моего доброго расположения духа, как вдруг спустя семь лет (снова семь лет!), в эту роковую пятницу И ноября 1966 года, Анджей вылез из темного угла на пиру у профессора, точно живое воплощение «mane thecel fhares» (слова, которые, согласно библейской легенде, появились на огне во время пира у последнего вавилонского царя Валтасара, предвещая гибель Валтасара и его царства).

Он изменился до неузнаваемости. Движения его стали энергичными, свидетельствуя о воле к жизни, его новый костюм сидел безукоризненно, а галстук был самой последней моды. Потрясенный, я застыл неподвижно с рюмкой в руке, глядя, как он накладывает на тарелку разные колбасы и салаты. Уголком глаза я заметил, что Зося внимательно смотрит на нас. Глупо было стоять так, с рюмкой в руке, одному, но я не хотел уйти первым — теперь у меня не было повода трусить. Поэтому я допил водку и повернулся к Анджею. Надо было сказать что-то немедленно и как можно более непринужденно.

— Я не знал, что ты знаком с профессором, — изрек я тоном завсегдатая, который неожиданно встречает в изысканном салоне знакомого дворника.

— Я спас ему жизнь, и он из благодарности пригласил меня, — ответил Анджей, не отрывая глаз от стола.

Он издевался. К счастью, в этот момент подошел профессор и, взяв Анджея под руку, тепло улыбнулся ему. Нужно было предпринимать что-то.

— На этом конгрессе в Мексике нам придется нелегко, — заметил я, как бы продолжая разговор прерванный каким-то пустяковым эпизодом. — Конкуренция огромная. Но и у нас приготовлен сюрприз… Вы слышали, профессор, о проекте некоего Радневского?

— Да ведь это же мой ученик, — улыбнулся профессор. — Он далеко пойдет, если… никто ему не помешает.

— Я как раз повсюду выдвигаю его сейчас.

— Смотрите только, чтобы его не переманили капиталисты! — рассмеялся профессор и вдруг, взглянув на Анджея, спросил: — А вы знакомы?

Мы оба молчали, и профессор, решив, что мы не знакомы, представил пас друг другу:

— Инженер Анджей Белецкий. Спас мне жизнь на стройке. Меня чуть не раздавило балкой, но он, рискуя жизнью, в последнюю минуту оттащил меня. А это — директор Максимович.

— Очень приятно, — улыбнулся Анджей.

Герой! Когда это он успел окончить институт? В тюрьме? Наверно, выдает себя за инженера, поскольку работает на стройке. Подобное бахвальство рассмешило меня, но я не собирался разоблачать Анджея. Однако слушать о его подвигах тоже не хотелось. И вообще вся эта чепуха мне уже надоела. Я вел себя глупо и понимал это, но не мог остановиться. Из комнаты, где танцевали, вышла прелестная Эльжбетка.

— Эльжбетка! — крикнул я. — Иди сюда!

Она не заставила себя долго ждать. Окинув профессора равнодушным, а Анджея вызывающим взглядом, Эльжбетка подошла ко мне и протянула свою рюмку.

— Налей! — шепнула она. Говоря с мужчинами, она всегда шептала, создавая интимно-эротическую атмосферу, чем доводила всех жен до белого каления. Мы выпили.