– Женщины сопровождают всех драконов, поступающих на военную службу. Такой выбор, конечно, способен сделать лишь дракон низшей породы. Например, изумрудник – вон тот, зеленый. Они слишком медлительны и ленивы, чтобы сдавать экзамены. Алые же цветки слишком драчливы и потому годятся только для военного поприща.

– Значит, в военной авиации у вас служат одни лишь женщины? – Лоуренс был уверен, что неправильно понял китайца, но тот согласно кивнул. – Отчего же это? Ведь не призываете же вы женщин в пехоту или во флот?

Сяо Вэй, видя его изумление, счел, видимо, нужным отстоять эту национальную особенность и рассказал Лоуренсу легенду. Одна девушка будто бы переоделась мужчиной, назвалась именем своего отца, села на боевого дракона и спасла империю, выиграв решающее сражение. После этого тогдашний император разрешил брать девушек в авиацию.

За этими красивыми метафорами проглядывали реальные факты. Во времена всеобщей военной повинности каждый глава семейства обязан был либо сам отслужить в армии, либо послать на службу одного из детей. Девочек, ценимых гораздо менее мальчиков, старались сбагрить в первую очередь. А поскольку служить те могли только в авиации, то постепенно сделались там преобладающей силой и в конце концов совсем вытеснили мужчин.

Под традиционную поэтическую версию этой легенды (Лоуренс подозревал, что в переводе она много теряет) они пришли к большой площади, мощенной серыми плитами. Там было полным-полно детей и драконьих детенышей. Мальчики, подвернув ноги, сидели в первых рядах, драконята расположились сзади. Все они пронзительными голосами наперебой повторяли за учительницей, стоящей на возвышении и читающей что-то вслух из большой книги.

– Вы хотели видеть нашу школу, – сказал Сяо Вэй. – Это, конечно, начальный класс – они только что начали проходить Изборники.

Лоуренса особенно поразило то, что драконы здесь учатся в школе и сдают письменные экзамены.

– Мне кажется, они не разбиты на пары, – заметил он и добавил, видя непонимающий взгляд китайца: – Дети сидят не рядом со своими драконами – притом мальчики, по-моему, слишком малы.

– Эти драконята вылупились недавно, и спутников им выбирать еще рано. Они сделают это, когда им будет пятнадцать месяцев, а мальчики тем временем подрастут.

Изумление Лоуренса перешло все пределы. Он всегда слышал, что дракона следует приручать сразу же по выходе из яйца, иначе тот станет диким и улетит, но пример китайцев служил прямым доказательством обратного.

– Им очень одиноко, должно быть, – вмешался Отчаянный. – Я очень рад, что Лоуренс встретил меня, как только я вылупился. – Он нагнул голову и ткнул капитана носом. – Кроме того, маленьким я всегда хотел есть, а охотиться самому было бы утомительно.

– Новорожденным детенышам не нужно охотиться, – возразил Сяо Вэй. – Их дело – посещать школу. Есть взрослые драконы, которые высиживают яйца и кормят маленьких. Это намного лучше человеческой заботы: к человеку детеныш неизбежно бы привязался, не умея еще судить о характере и достоинствах предполагаемого компаньона.

Лоуренс, чувствуя, что это камешек в его огород, сухо ответил:

– Все дело в отборе людей. У нас человек, как правило, должен прослужить в воздушном корпусе много лет, прежде чем его сочтут достойным присутствовать при появлении на свет дракона. В таких обстоятельствах упомянутая вами ранняя привязанность, как мне кажется, лишь способствует укреплению взаимной дружбы дракона с опекуном.

Их прогулка тем временем продолжалась. Лоуренса заново удивляла ширина улиц – можно было подумать, что их прокладывали в расчете на драконов. Это придавало городу ощущение простора, для Лондона совершенно не свойственное, хотя число жителей здесь и там было, похоже, равным. Отчаянный больше любопытствовал сам, чем служил предметом для любопытства: пекинцы, вероятно, привыкли к редким породам, а вот он прежде в городах не бывал и едва не завязывал шею узлом, глазея по сторонам.

Мандаринов несли в зеленых креслах-паланкинах, и охрана грубо расталкивала прохожих, освобождая им путь. Тут же змеилась, крича и хлопая в ладоши, алая с золотом свадебная процессия. Гремела музыка, трещали петарды. Невеста пряталась от взоров в крытых носилках – судя по всему, это была богатая свадьба. Немногочисленные мулы везли свои тележки, не обращая внимания на драконов. Ни лошадей, ни карет Лоуренс по дороге не видел – лошади, по всей вероятности, не смирились бы с драконами так легко. Пахло здесь не лошадиным навозом, как в Лондоне, а драконьим, слегка сернистым. Особенно сильный запах доносился с северо-востока, где, должно быть, находились отстойники.

Драконы попадались буквально на каждом шагу. Большинство составляли голубовато-серые, занятые самым разнообразным трудом. Одни уже знакомым Лоуренсу способом перевозили людей, другие тащили грузы. Многие разгуливали одни, без наездников – ошейники на них отличались по цвету, как драгоценности на мандаринах. Сяо Вэй подтвердил, что каждый цвет соответствует определенному чину и что эти драконы состоят на государственной службе.

– Шен-лун как люди: одни умны, другие ленивы. – Следующие слова Сяо Вэя очень заинтересовали Лоуренса: – Лучшие из них дали начало высшим породам. Самые умные вознаграждаются браком с империалами. – Другие породы тоже встречались на улицах, как с людьми, так и без. Двое империалов, шедших навстречу, вежливо поклонились Отчаянному. Их красные шелковые шарфы были перевиты золотыми цепями и расшиты мелким жемчугом – Отчаянный явно позавидовал такой элегантности.

Вскоре они достигли рыночного квартала с изобилием разных товаров. Здесь были шелка всевозможных цветов, порой гораздо лучшего качества, чем в Лондоне. Синяя хлопчатая ткань, продававшая большими рулонами, тоже различалась по выделке и густоте цвета. Лоуренс в отличие от своего отца не слишком хорошо разбирался в фарфоре, но изящество рисунка, голубого на белом, также превосходило образчики, виденные им в Англии, а ярко расписанные блюда были просто великолепны.

– Отчаянный, спроси, пожалуйста – примет ли он мое золото? – Купец озабоченно смотрел на заглядывающего в его лавку селестиала: похоже, в Китае наконец нашлось место, где драконов встречали не слишком радушно. Посовещавшись с Сяо Вэем, лавочник с подозрением взял в руки английскую полугинею. Он постучал ею о стол и кликнул сына, чтобы тот попробовал монету на зуб: у него самого зубов почти не осталось. Из задней комнаты высунулась женщина и стала, несмотря на громкие увещевания мужчин, разглядывать Лоуренса. Потом она все-таки скрылась обратно, но в обсуждении участвовать не перестала.

Видя, что купец как будто удовлетворен, Лоуренс выбрал на полке вазу, но хозяин, излив целый поток слов, отобрал ее у него и тоже ушел на зады.

– Он говорит, что эта стоит гораздо дешевле, – перевел Отчаянный.

– Но я дал ему всего-то полфунта, – возразил Лоуренс. Купец между тем вернулся с вазой куда больше прежней. Ее окраска менялась от густо-красной до белизны у самого горла, поверхность блестела почти как зеркальная. Он водрузил это произведение искусства на стол, и даже Сяо Вэй произнес нечто одобрительное.

– Какая красивая! – восхитился Отчаянный.

Лоуренс, не без труда всучивший хозяину еще пару гиней, все-таки чувствовал себя виноватым. Вазу завернули в многочисленные слои полотна, и он уже думал о том, как она выдержит обратное путешествие. Ободренный первым успехом, он принялся вовсю скупать шелк и фарфор. В конце концов Сяо Вэй, заразившись его азартом, порекомендовал ему нефритовую подвеску, где были вырезаны начальные строки поэмы о легендарной деве, выигравшей битву верхом на драконе. Такой амулет часто дарили девушкам, выбиравшим авиаторскую карьеру. Лоуренс решил, что Джейн Роланд подарок понравится, и прибавил его к груде других покупок. Свертки Сяо Вэй поручил солдатам. Теперь они, похоже, опасались уже не побега, а того, что Лоуренс навьючит их еще больше.

Цены здесь были значительно ниже тех, к которым Лоуренс привык дома. Он помнил, как комиссары из Макао жаловались на лихоимство тамошних мандаринов, берущих огромные взятки, помимо казенных сборов, но лишь теперь стал понимать размеры чиновничьих аппетитов.