Л. А. Стаханова НАПАДЕНИЕ НА КОРОЛЯ ФРАНЦИИ, или БОГАТЫЕ ТОЖЕ ПЛАЧУТ Дорога. Город. То — пешие. И шепот, и улыбка: «Как бы Луи…» А? Теракт? Карета — бах! Ухаб? Куст? Сук? Арапов во — пара! А шут — как туша. Сир — как рис, как бел хлеб, как мел: «Шлем!!! Кипу пик!» Он: «Рубите, дети, бурно! Йо! Валите, дети, лавой! Мрут? Штурм! Ан, сто лет опух, употел от сна, от дрем, смерд-то. Но, а чуть — туча он: топор, ропот! Раб туп, и хам он, но мах — и пут бар и щи! Да, гневен, гад! Я — деспот? Стоп, сед я! Да, корона! Но рок — ад! Но то — венец, в цене. Вот он! Я не дам оргии! Громаден я! Еще угомоню. Но могу еще! Вон!!! А, карать тараканов! У, быдло! Кол! Дыбу!» Гон, топот ног. Ража жар. Ему в ухо: «Риск, сир!» Ох! У, в уме — мрак карм. Но вот — худо: дух-то вон, о пол — хлоп! О! Кошмар драм! Шок! Гул слуг: «Лих, а хил. Ох, рано, монарх! О!» И у Луи не лоб болен — удар! Рад — у! — барин и раб, у, рад удару: «Во, того — готов! А, себе — небеса? Шиш! Ан — нам манна!» О, босота — жуть! — тужат особо: «Давитель, лети в ад!» Ликовал и лавок ил. А Руан — на ура! Но и Лион, Марселя лес рам. «Но, а был глыба он?» «Не, чуть тучен. Но не видал (а дивен он!) жира Париж?» То — хохот, то — гогот. Но (тс!) — стон. Или шепот? Опешили: «Уж и вот сел. Ест! О, вижу!» А вон — снова шкура, вопит (и повару — кш!): «У, живу! Еще увижу роз узор, лак, резь зеркал, роскоши шок, сор. (Я — мот?) Помаду дам оптом я… И шум уши и тенор тронет. А дукат — и вся свита куда? Тут как тут! Я нежен? Я? Я — велик! И лев я! А спущу пса — и цыц! Во: махом — и мимо хамов рву!»… Лувр! Но он и тут не дома (а моден он еще, но…): «Нет — снам, бо обман стен, кора арок, а покои — окоп». А зал глаза? А ниши тишина гулка, как луг? Ох, и тихо! И тати! А ножи Дижона? Или от стилета дур — груда тел. И — тс! — то и нет его рода… На дороге — тени. Возня. А? Что? И отчаян зов. А вон — снова, и лепет (но еще он тепел): «Сир, беда! Дебри-с (о!) тут — не Лувр (о!). Сорву ленту-то пут я. Как я туп! Лето хотел, сон, луну. Сунул нос и уже лежу тут! (У, кару дураку!) Миг — он многим беду судеб неся, ясен: то вот — хорош шёлка клёш, шорох; то вот — на! — крах, аркан. Я и ты — босы (события!). Но вон как: и вор к крови голоден (не долог улыбке век был, у…), а лила она!!! Но я мок (о!). Ранен ненароком от меча зачем-то… Мутит ум! Уж (ох!) ухожу»… И умер. «Ему, о, да не надо лав хвал. Он? (Тс!) Он верен не ревностно? У, чушь! Шучу! У, лгу!»… В углу — тип, и шипит: «Не роз (а разорен!) тут аромат, а мора! Пуст суп? А вар-то тот — отрава. Яд, яд, дядя! Яд! И, видя ужаса сажу, обмер Рембо? Тина ланит зелена? Не лез бы туда — аду ты б (о!) надобен? Небо дано тебе, щебет там (о!), рая аромат! А ты быта (у!) взял язву. Умен! Жил, ближнему даря? Шиш! Я рад, отче, что худо, дух вон. Снов и нет тени! Так-то вот, кат! Шанс наш!» И тут нож он (тень, нет луны), вынул, и у Луи — мороз узором тело колет, лишил («Я — и не жив?») движения. («Уже лежу? Вот — о! — готов убор гробу? То от ума сам — у! — в узел лезу?») Ад же дан! Чу — луч («Надежда?»). Топот. Гомон («Но мог и быть ты б менее нем!») Но, а он: писк, сип, пот… Стоп! О, мимо! Мимо! Или… А!!! Чаду — удача: плоть толп, стража… «Жар, тс! Он не жив день — недвижен, но не (вон и виновен!) умер. Ему еще народа надо ран, мора даром, беду судеб. А вон снова смена на нем-с: иго тоги». Ирод, ори! «Агония? Шиш! Я и нога — топ!» — И пот, и туже жути он жал влажно: «Я — велик, аки лев!» Он — сир присно! |
