Будь бы я начальником, я бы позвонил. Все так просто и ясно.

Разве имеет значение вопрос звания, размеров кабинета, разных иных детален? И столпится вокруг Ивана Бодунова университетская молодежь, и скажет им Иван Васильевич своим совсем молодым голосом:

– Вот что, «орлы-сыщики»! Попробуем мы сделать так…

С величайшим трудом мне удалось несколько лет тому назад привезти Ивана Васильевича в Ленинград на телевидение. Волновался он ужасно, даже валерьянку ему капали. Металлическим голосом сказал несколько слов и был таков. Но после его выступления телефон у меня звонил буквально круглосуточно.

– Кто его спрашивает?

– Так, один знакомый.

Иван Васильевич ездил по старым друзьям, и застать его у Чиркова, где он остановился, было трудно. Тогда стали спрашивать, каким поездом он уезжает…

И вот наступил день отъезда.

Провожали Бодунова человек двадцать старых и верных друзей. Когда же мы подходили по перрону к вагону, возле него оказалась толпа – человек сто.

– Наверное, балерина или Рапкин уезжают, – сказал Иван Васильевич.

Нет, уезжал Бодунов, Иван Васильевич, наш друг – Иван Бодунов. В густой толпе провожающих были и простые, замасленные рабочие ватники, и бобровый воротник, и полковничьи погоны.

– Иван Васильевич, – сказал Бодунову человек лет за сорок, во флотской шинели, с погонами военного врача. – Не узнаете?

– Нет, – сказал Бодунов.

– Я Свисток, к которому вы… помните, к Сергею Мироновичу…

Эти все сто человек были обязаны Бодунову жизнями. Слесари и токари. Врачи и инженеры. Парикмахер и директор чего-то. Это были люди Бодунова. Они все пожимали ему руку, все трясли его, щупали, хватали за полы пальто, желали долгих лет жизни, здоровья, сил…

– Я ж вас сажал, ребята, – произнес Иван Васильевич сквозь слезы.

– За дело!

– А как же!

– Не сидели бы за вами, давно бы нам конец…

Сентиментальных людей здесь не было, но плакали все. Плакал, стоя в дверях тамбура, и сам Иван Васильевич, все еще красивый, несмотря на седьмой десяток, подтянутый, легкий, быстрый…

Поезд двинулся, мы пошли рядом с вагоном.

До свидания, Иван Васильевич, наш друг! Здоровья вам и сил!

А провожающие, с которыми я возвращался, вспоминали:

– Ты – Щука?

– Неужели узнал?

– Так мы же в тридцать четвертом сели в один день. За сахар.

– Точно. У меня это конец был. Все. Завязал.

– Евстигнеев? Здорово выглядишь.

– Метро строю.

– В качестве?

– Архитектор. А ты, Кум?

– Кум в Крестах остался, а здесь Родион Никифорович.

– И верно, седой. По рукам – рабочий класс?

– Дома строим. Автово – мои дома.

– Плохо строите. У меня дует!

Один вдруг сказал:

– Знаете что, товарищи. Как бы нашу сотню назвали в дни войны? Хозяйство Бодунова. Точно?

У меня сжалось сердце: точнее нельзя было сказать. А сколько таких хозяйств у нашего Ивана Васильевича по всему Советскому Союзу?

1963 г.

Сосново.