— Да, они в самом деле были вместе, — сообщил дядя Миша. — Очень жалко, что ты их не застал. Что же теперь делать?
— Вы знаете, куда они поехали?
— Я? — спросил дядя Миша.
После этого вопроса Славику снова захотелось выбросить дядю Мишу в окно. Он никак не мог понять, почему тот упрямится и не хочет прямо и ясно ответить, куда уехали папа с мамой. Ведь время идет. Поезд ждать не будет.
— Куда они поехали? — повторил Славик.
— Куда поехали... — раздумывая, повторил дядя Миша. — Так... Значит, они просили тебе передать, что поехали к Майе Владимировне... Значит... Они поехали к Майе Владимировне! — радостно сообщил дядя Миша. — Мне, конечно, нужно было бы тебе сказать об этом сразу, но я не люблю торопиться. Так мне больше нравится. А я привык жить так, как мне нравится.
— А теперь они из-за вас опоздают!
— Ну, это уже не важно. Важно то, что я поступаю, как мне нравится.
Выйдя от дяди Миши, Славик остановился возле парадной, раздумывая, как ему теперь добираться до Майи Владимировны. Вся эта история с билетами начинала казаться ему подозрительной. Зачем родителям ехать к Майе Владимировне, если она только сегодня была у них? Почему маме и папе понадобилось срочно уехать? Нет, все это неспроста. Меньше всего Славику хотелось видеть сейчас Майю Владимировну. Может быть, он и не поехал бы к ней, если бы не билеты. Но к билетам Славик, как и все остальные люди, относился с большим почтением. Эти маленькие кусочки картона имеют над людьми непонятную и великую власть. Люди уважают их и боятся. «А мы не забыли билеты?» — это дома. «А ты не оставил билеты?» — это на вокзале. «Граждане провожающие, проверьте, не остались ли у вас билеты отъезжающих!» — это голос из репродуктора на перроне. Билеты... Билеты! БИЛЕТЫ!!! Можно потерять чемодан, шляпу или даже пальто... Билеты терять нельзя! Это же БИЛЕТЫ! И глубоко ошибаются те, кто думает, что билеты служат людям. Нет, все как раз наоборот. Билет и без пассажира — билет, но пассажир без билета уже не пассажир. Он неведомо что. Потому-то и относятся к билетам так бережно и почтительно. Потому и хранят их, как Кощееву смерть, за семью замками: кладут билеты в паспорт, а паспорт — во внутренний карман, а карман застегивают на пуговицу и зашпиливают булавкой. Ведь это же БИЛЕТ!
А билеты были у Славика.
И Славик направился к Майе Владимировне.
— А-а, Барышев, — сказала Майя Владимировна, открывая дверь, — я догадываюсь, зачем ты пришел. Ты ищешь родителей?
Славик вздохнул с облегчением. Наконец-то встретился человек, который понял все сразу и не стал задавать ненужных вопросов. Майя Владимировна оказалась лучше, чем думал о ней Славик
— Ага, — ответил Славик, — они забыли билеты. Они у вас?
— Нет. Они только что были и ушли.
— Опять ушли! — возмутился Славик. — Что они — нарочно? Не буду я их больше искать.
— Это твое дело, — сказала Майя Владимировна. — Ты ведь теперь поступаешь только так, как тебе хочется.
Только сейчас почувствовал Славик, как он устал. Устал не от того, что много ходил и ездил, а от бесполезности всех его стараний. Ему хотелось бросить все и уйти. Но билеты... Билеты шевелились в его кармане, они требовали, они просто кричали о том, что их ждут сейчас на каком-то вокзале. Славик не боялся ни отца, ни матери, не боялся даже Майи Владимировны, но билеты оказались сильнее его.
— А вы не знаете, куда они поехали? — спросил Славик.
— Знаю.
— Скажите, пожалуйста.
— Не скажу.
Славик даже попятился от удивления. Что это еще за фокусы? Если бы так ответила какая-нибудь девчонка, тогда понятно: девчонки любят иногда покапризничать. Особенно если от них зависишь. Но какие капризы могут быть у учителей? Учителя должны быть выдержанными. Они как раз и созданы для того, чтобы спокойно переносить чужие капризы. Они не имеют права злиться, обижаться, кричать на детей. Их дело — железная выдержка и справедливость. За это им дано право ставить двойки и выгонять из класса. Хватит с них и этого. А слова «не скажу», «не могу», «не хочу» — слова совсем не учительские. Майя Владимировна не имеет права на такие слова.
— Да, да, не скажу, — повторила Майя Владимировна, заметив удивление Славика. — Ты уж меня лучше не спрашивай.
И снова — в четвертый раз за сегодняшний день — Славик почувствовал, что не может простить такого к себе отношения. Он вынул из кармана небольшую мину и положил ее на столик, стоявший в передней. Майя Владимировна побледнела. Ноги ее подкосились, и она села на пол. Дрожащим голосом она стала лепетать какие-то извинения, но Славик ее не слушал. Мина должна была взорваться через десять секунд. У Славика только-только хватило времени, чтобы выйти из квартиры.
И он вышел. И Майя Владимировна закрыла за ним дверь, сказав ему вслед «до свиданья». Тем самым она давала понять, что люди сначала прощаются, а потом уже уходят. Несмотря на мину, Славик не хотел ссориться до конца, потому что с Майей Владимировной ему придется встретиться еще не один раз. Он тоже сказал «до свидания».
Снова Славик стоял у парадной, снова думал, что же он еще может сделать, но на этот раз ничто не могло помочь, потому что след родителей оборвался в квартире Майи Владимировны.
Славик перешел на другую сторону улицы и побрел к дому.
Прежде чем зайти в парадную, он посмотрел на окна своей квартиры.
Там горел свет.
— Вот он! — зарычал папа, открывая дверь. — Из-за него мы не смогли уехать. Ты где пропадал?
Папины слова были по крайней мере несправедливы. Не для того Славик носился по городу как угорелый и выслушивал всякие глупости, чтобы его еще за это ругали. Славик старался честно. Он не виноват, что ему все время мешали.
— Они все с ума, наверное, сошли, а я виноват? Всегда я виноват, да? Не знаешь ничего, а кричишь, — сказал Славик.
— Кто с ума сошел?
— Вахтер, которому ты записку оставил.
— По-моему, он вполне нормальный, я давно его знаю.
— Ничего ты не знаешь, — сказал Славик. — Он мне даже не сказал сразу, что вы уехали. И записку отдал, может, через полчаса.
— Чепуха какая-то! — папа пожал плечами. — Почему же он сразу не сказал?
— Он говорит: не хотел — и все.
— А-а-а... — протянул папа. — Тогда понятно. Раз не хотел, тогда ничего не поделаешь. Он у нас такой: хочет — сделает, не хочет — нет. По-моему, это нормально, как ты считаешь? — папа повернулся к маме.
— Совершенно справедливо, — подтвердила мама. — Как раз тебе, Вячеслав, это должно быть понятно.
— Но ты все же прочитал записку? — спросил папа.
— Прочитал.
— Почему же ты не приехал к дядя Мише?
— Я приехал, а вы уже уехали.
— Мы уехали потому, что не могли тебя дождаться. А нам еще надо было повидать Майю Владимировну. Почему ты сразу же не поехал за нами?
— Он меня все время спрашивал: чей папа? чья мама? А сам не говорил, куда вы уехали.
— Да, дядя Миша тоже любит поступать по-своему. Это вполне могло случиться.
То, о чем Славик начал догадываться после разговора с дядей Мишей, стало теперь для него совершенно ясно: никуда родители уезжать не собирались. Все это было придумано для воспитания. Все отвечали Славику так, как отвечал он папе и маме.
— Ты думаешь, я не понимаю? — сказал Славик. — Я понимаю — вы все нарочно придумали. Вы просто договорились. Я знаю, раньше Майя Владимировна мне бы никогда так отвечать не стала.
— Когда «раньше», Слава? — спросила мама.
— Ну, раньше...
— Раньше чего?
— Ты сама знаешь.
— Гм, — сказал папа. — У нашего сына есть, по крайней мере, одно положительное качество: он не дурак. Это обнадеживает.
— И где билеты, ты специально не говорил! — торжествуя, сказал Славик.
— Гм, — опять сказал папа, — тебе, кажется, понравилась эта игра? Не беспокойся, теперь мы каждый день будем играть в такие игры. Посмотрим, кому раньше надоест. Если уж хочешь знать до конца, то знай, что билеты эти никуда не годятся. Они старые. Но это еще цветочки. Ягодки будут дальше. Мы с мамой еще не такие штуки начнем выкидывать.
