Автором «Киевского синопсиса» является Иннокентий Гизель (Кгизель), на пике своей карьеры – ректор Киево-Могилянской коллегии и архимандрит Киево-Печерской лавры.

Некоторые исследователи высказывают сомнения в его авторстве, точнее, в единоличном его авторстве. Основные пункты этой критической позиции таковы: 1) в главе 111 о нем говорится в третьем лице («всечестный господин Иннокентий Гизель»), 2) произведение содержит отрывки, различающиеся рядом текстовых особенностей.

По жанру «Синопсис» – компилятивное произведение, включающее выдержки из других, также частью компилятивных сочинений. Упоминание Иннокентия Гизеля как участника встречи московских и казацких войск в Киеве, с одной стороны, может быть объяснено принятым в литературных трудах переходного этапа этикетом. И, с другой стороны, участие другого автора в работе над составлением «Синопсиса» не лишает Иннокентия Гизеля роли основного организатора, руководителя и идеолога этого литературного проекта.

Иннокентий Гизель (1600–1683) родился в г. Кенигсберге, в польской Пруссии. Семья его принадлежала к реформатскому (или иначе – протестантскому) направлению в христианстве. Переселившись в юности в Киев, Иннокентий Гизель перешел в православие и принял монашеский постриг. По некоторым сведениям, он начал свое образование в Киевском братском училище, а затем по рекомендации своего наставника митрополита Петра Могилы был послан учиться за границу. Гизель закончил свое обучение курсами истории, богословия и юриспруденции в Львовской латинской коллегии. С 1645 года он последовательно был игуменом нескольких православных монастырей. А в 1647 году Петр Могила завещал Иннокентию Гизелю титул «благодетеля и попечителя киевских школ» и поручил надзор за Киево-Могилянской коллегией. В 1648 году он занял пост ректора этого учебно-просветительского учреждения. Архимандритом Киево-Печерской лавры он стал в 1656 году.

Иннокентий Гизель остался в истории как яркий богослов, проповедник, просветитель, церковный и общественный деятель. В течение своей долгой жизни он был свидетелем и участником судьбоносных для России и православной церкви событий. В 1654 году печерский архимандрит встречался в Смоленске с царем Алексеем Михайловичем, а впоследствии неоднократно писал к нему. Киево-Печерская лавра получала богатые дары от Федора Алексеевича и Софьи Алексеевны.

Иннокентий Гизель действовал в русле церковной и общественной политики Петра Могилы, то есть был сторонником самостоятельности Киевской митрополии и ее пребывания под формальной властью Константинопольского патриарха. Это помешало ему стать таким деятелем общероссийского масштаба, как, например, Симеон Полоцкий, Феофан Прокопович, Дмитрий Ростовский. В истории он остался представителем региональной элиты.

«Киевский синопсис» – свидетельство рождения, поддержания и отстаивания объединительной русской идеи церковными кругами Юго-Западной Руси, находившейся в составе Речи Посполитой. История не раз давала возможность убедиться в том, что объединительные тенденции наиболее ярко проявлялись на периферии стран, земель, ареалов расселения народов. Опасность соседства с чужеродной культурой, гнет чуждой государственности жители окраин ощущают острее, и именно они часто являются инициаторами центростремительных процессов.

Россия же в XVI–XVII веках строила свою государственность на иных идеях. Флорентийская уния 1439 года, падение Константинополя в 1453 году и свержение Ордынского ига в 1480 году – вот основные события, занимавшие великорусское сознание в XV–XVI веках и послужившие точкой отсчета для формирования в умах элиты и народа новой самоидентификационной модели.

Видение России как части единого православного мира, сохраняемого Константинополем – «православным Царством», стало невозможным. Турки, захватившие Царьград, разрушили в русских умах прежнее христианское видение всемирной истории. И здесь пригодилась популярная в средние века концепция «блуждающего Царства».

Старец Филофей, монах Елеазарова Псковского монастыря, в посланиях Василию III Ивановичу, Ивану IV Васильевичу и дьяку М. Мисюрю-Мунехину четко сформулировал идею, уже давно осознаваемую русским обществом, – идею цивилизационной самостоятельности и единоличной ответственности Русского государства за сохранение православного мира. Не гордыня, не спесь, не пресловутые «имперские амбиции» слышатся в текстах Филофея, а историческая обреченность из-за единственно возможного выбора и тяжелая ответственность: «Раскрой глаза, посмотри окрест – и ты увидишь очевидное: нет больше в мире православных стран, некогда прославленных, православной осталась одна Русь, именно она есть православное царство, сам же ты никакой не великий князь, а православный царь», «Так пусть знает твоя державность, благочестивый царь, что все православные царства христианской веры сошлись в едином твоем государстве: один ты во всей поднебесной христианам царь».

Концепция «Москва – третий Рим» послужила основой для возникновения других – инструментарных – идей. Легитимность власти Московских Великих князей и царей обосновывалась традиционно для средневекового сознания: 1) через доказательство сохранения прямой династической преемственности, 2) посредством историй о передаче символов царской власти. Путь, по которому лилась непрерывная река царственной крови и по которому передавались священные символы власти, был таков: Рим ветхий – Константинополь – (Киев) – (Владимир) – Москва.

«Повесть о белом клобуке» Дмитрия Герасимова (?)[1]объясняла, каким образом символ высшей церковной власти перешел из Рима в Константинополь, а затем появился на Руси.

В «Послании о Мономаховом венце» Спиридона-Саввы и близком к нему «Сказании о князьях Владимирских» (Пахомий Серб?, Дмитрий Герасимов?) была высказана идея о происхождении династии Рюриковичей от легендарного Пруса – родственника Римского императора Августа. Здесь же излагалась история передачи царских регалий от императора Константина Мономаха своему внуку Киевскому князю Владимиру Мономаху. Эти идеи получили всеобщее признание, и потому широко использовались во многих сочинениях.

Другая тема, которая занимала русских идеологов, – решение вопроса о соотношении светской и церковной власти, когда и царская, и высшая церковная власти оказываются в одном государстве. Тогда всем было ясно, что исторически сложившаяся иерархия патриархов – дань традиции. Постоянные слезные обращения восточных патриархов, стесненных другими религиями и неправославными государствами, за имущественным и денежным содержанием к русским царям, наводили на мысль об истинном положении дел в православном мире – о первенстве русской церкви.

В русской церкви оформились две «партии» – иосифлян и нестяжателей.

Иосифляне (так называли сторонников Иосифа Волоцкого, влиятельного игумена Успенского Волоколамского монастыря) считали сохранение единства страны главным условием укрепления церкви. Они боролись за строгое соблюдение православных норм, и потому для них борьба с сепаратизмом являлась формой жесткого противостояния ересям. Многочисленные нестяжатели или «заволжские старцы», чьим духовным лидером был Нил Сорский, боролись против церковной собственности (т. е. стяжательства). Они стремились возвысить церковь и монашество до уровня высокого духовного служения, подвижничества. Очевидно, что представители обоих непримиримых направлений отстаивали приоритет церкви над государством, и их идеологическое противостояние было лишь спором о методах воздействия церкви на светскую власть.

Сочинения Ивана IV Грозного, Ивана Пересветова отражали другую позицию: их авторы защищали тезис о верховенстве светской власти над властью церковной. В острой и длительной дискуссии, развернувшейся в XVI веке, победу одержала реалистическая политическая линия сторонников самодержавия, согласно которой руководствоваться нужно интересами здесь и сейчас существующего Русского государства.