Как Олег решил, так и сделал. Сказал матери, что пойдет прогуляться: может, Юлю с курсов удастся встретить. После этого он вышел на улицу, натянул капюшон, засунул руки поглубже в карманы куртки и сразу на выходе из подъезда наступил прямо в лужу. Нормально. Кроссовки держали, не текли. Фирменные. Дунаевский еще ниже надвинул капюшон и побрел куда ноги несли. А понесли они его туда, где их хозяин впервые испытал неземное счастье Юлиного поцелуя, а именно – на старую плотину.

Юра Максимов хотел куда-нибудь сбежать от Светки. Конечно, лучше всего – на необитаемый остров, потому что последнее время его раздражают абсолютно все, не только Светка. Но Кузовкова особенно. Сегодня она уже три раза звонила. Последний раз объявила, что забежит к нему через часик, потому что ей непонятна задача по физике. Юра догадывался, что дело не в задаче. Но даже если бы и в задаче, сегодня он был просто не в силах встречаться с Кузовковой. Он не мог больше обнимать ее, целовать, говорить какие-то ненужные лживые слова. Светка была неплохой девчонкой, но как Юра ни старался, полюбить ее так и не смог. Он любил только Юлю! Как же он ее любил! Если бы она знала, как велика оказалась сила его любви, ни за что не променяла бы его, Юру, на Дуная из «А». И почему раньше он не говорил Юле о том, какую важную роль она играет в его жизни? Почему молчал? Да потому что сам не догадывался об этом!

Сколько раз уже Юра вел этот диалог с самим собой. Обычно диалог заканчивался входом в довольно отвратительное депрессивное состояние, из которого, тем не менее, имелся неплохой выход: Юра ложился на диван лицом к стене, укрывался с головой одеялом и уплывал в сон, где Юля всегда была рядом. Сейчас ложиться на диван было абсолютно бессмысленно: того и жди – заявится Кузовкова. А потому лучше куда-нибудь слинять. Светка придет, а его и след простыл! Конечно, она станет названивать на мобильный, но его ведь можно и отключить. А что потом? Потом придется давать Светке объяснения... А кто сказал, что придется? Захочет – даст, не захочет, скажет ей, наконец: «Прости-прощай, Кузовкова!»

Юра встал с дивана, на который не стоило и пристраиваться, накинул куртку, вышел на улицу в самый дождь и сразу пожалел об этом. Чертовы кроссовки протекали. В спешке надел самые дрянные, которые давно пора выбросить. Куртенка тонкая, на местах швов промокает, а капюшон вообще отсутствует. А он, Юра, даже кепарика не натянул, идиот. Жидкие треники, мгновенно пропитавшиеся влагой, облепили ноги. Вернуться, что ли, домой? Нет! Лучше вымокнуть до костей, заработать двустороннее воспаление легких и сдохнуть в расцвете лет, только бы не встречаться с Кузовковой!

Юра переступил с ноги на ногу. Кроссовки зычно зачавкали, будто с аппетитом ужинали содержимым лужи у подъезда. Молодой человек в полной безнадежности махнул рукой и почавкал вдоль дома прямо по воде, струящейся по асфальту. Очень скоро он, как и собирался, вымок до нижнего белья, но холода почему-то не чувствовал. Это ему не понравилось. Нет, так дело не пойдет! Помирать, так с музыкой! Если его даже осенний студеный дождь не берет, это же надо как-то исправить! Пожалуй, есть смысл сходить к плотине! Там должна быть такая водная свистопляска, что мало никому не покажется!

Юра специально наступил одной ногой в глубокую канаву у газона, запустив в кроссовку как можно больше коричневой мутной жижи. Когда он поставил ногу обратно на асфальт, изо всех отверстий старой обувки со свистом прыснула вода. Юра довольно улыбнулся этому забавному действу, лично им произведенному, и прибавил шагу.

По дороге к плотине молодой человек все же немного продрог. Вот не надо носить синтетические вещи! Скользкая футболка не облегала тело, а противно отлеплялась от него и снова приклеивалась обратно в такт шагам. С интервалом в несколько секунд Юра получал новый холодный компресс сразу на весь торс.

Как он того и ожидал, мост плотины еле виднелся в тумане. Капли, льющиеся с неба, смешивались с брызгами, рождаемыми плотиной, и образовывали сплошное белесое облако. Юра поспешил внутрь него, будто именно там ждало его спасение и от Светки Кузовковой, и от той невыносимой боли, что поселилась в груди.

Возле перил темнел какой-то бесформенный куль. Поскольку, с точки зрения Юры, в такую мерзостную погоду на плотине не могло быть людей, кроме него самого, он решил ознакомиться с кулем поближе. А что еще делать, раз уж его сюда занесло?

По мере приближения к нему куль принимал все более четкие очертания человеческой фигуры. Юра уже хотел развернуться и пойти обратно, поскольку встречи с любого рода фигурами в его планы не входили, но что-то заставило его остановиться. Фигура, видимо, заслышав залихватское чавканье Юриных кроссовок, обернулась, и их хозяин наткнулся на пристальный взгляд Олега Дунаевского.

– Ты? – удивился Юра и чуть не задохнулся водяной взвесью, которая носилась по плотине.

– Максимов, кажется? – довольно свободно проговорил Дунаевский. Глубоко надвинутый капюшон отсекал от его лица пляску взбесившейся воды.

– Он самый... – Юра пытался найти положение, при котором можно было бы говорить, не захлебываясь. Получалось плохо. Вода была всюду. Максимов выставил вперед чуть подрагивающий палец и добавил: – Тот, которому ты, гад, всю жизнь переломал...

– Я? Тебе? – удивился Дунаевский, машинально пряча голову поглубже в капюшон. – Совсем крыша съехала? Мы с тобой и словом-то не перебросились!

– Не перебросились! Но она-то наверняка тебе рассказывала!

– Она? Ты о ком, Максимов?

Юра вдруг почувствовал, как холод наконец пробрал его до костей. Он подскочил к Дунаевскому. Хотел схватить за куртку и притянуть к себе поближе, чтобы посмотреть в глаза. Ведь прикидывается же, сволочь, что Юля ничего не рассказывала о своей прошлой любви! Ведь была же любовь! Была, черт возьми! И если бы не этот...

Но окоченевшие уже пальцы лишь смешно скользнули по куртке Дунаевского. Как же все глупо выглядит... Намертво, будто в доспехи упакованный враг, и он, Юра, мокрый насквозь, жалкий и чуть ли не голый. Если бы их сейчас видела Юля, она еще раз обрадовалась бы, что выбрала именно того, кого надо: красавца и баловня судьбы. Но нет! Сейчас он, Юрий Максимов, соберет все силы, и от этого красавца останется мокрое место! Да, то, что останется от Дунаевского на этой мокрой плотине, будет еще более мокро, чем все вокруг! Он размахнулся и, скользя вконец расквасившимися кроссовками, ударил противника туда, куда получилось. Куда именно, он не понял, потому что капюшон врага мешал правильно рассчитать удар.

– Ты чё, ошизел?! – крикнул Дунаевский и попытался перехватить руку Максимова. Но и нейлоновая Юрина ветровка тоже была скользкой от воды, а правая рука Олега все еще не слишком ловкой после недавнего перелома. Юра вырвался и ударил снова. И в этот раз, видимо, туда, куда надо, потому что Дунаевский охнул, выругался и отвесил ему ответный удар, от которого у Максимова зазвенело в ушах.

Дальше Юра уже плохо соображал, что делал. Он молотил кулаками как придется, ожесточаясь все больше и больше. Ему казалось, что каждый новый удар только прибавляет ему сил. Еще бы! Он ведь знает, за что сражается! За Юлю, которую этот гад у него отобрал! Все было нечестно, неправильно, позорно! А теперь все идет, как надо! У этого Олежека капюшон куда-то съехал... Ха! Отвалилось-таки «забрало»! Теперь его можно схватить за длинные волосы. Удачно отрастил, как знал, что пригодятся...

Молодые люди катались по неровному бетонному покрытию плотины, нанося друг другу самые жестокие удары, на которые только были способны и которые позволяла им делать разбушевавшаяся стихия. Прожекторы, которые городские власти еще не распорядились убрать на зиму, бросали на лица противников разноцветные всполохи, и оттого схватка молодых людей приобретала нечто фантасмагорическое, а потому неуправляемое и страшное. В лужи поочередно капали алые капли крови Максимова и Дунаевского. Они бились в рукопашной схватке, как смертельные враги на поле брани.