Конечно, охранник, неусыпно бдевший у дверей школы, на улицу Олега не выпустил бы, но старшеклассники на то и были старшеклассниками, что знали родную школу, как свои пять пальцев. Дунаевский быстрым шагом отмерил несколько коридоров и вышел на школьный двор из каморки, в которой уборщицы хранили швабры и ведра. Олег нисколько не удивился, когда довольно скоро его догнал Ткачев.

– Ну ты, Дунай, выдал! – уважительно произнес Руслан. – Игорек до сих пор в состоянии ступора. Прикинь, стоит над обломками, как над останками возлюбленной... даже жалко беднягу...

– Да пошел он... – прошипел Олег и резким движением затянул Ткачева за мусорные баки, поскольку увидел, как вдоль школьного двора чинно вышагивала директриса. Попадаться ей на глаза не стоило.

Убедившись, что Валентина Михайловна скрылась в дверях школы, Руслан начал было разговор о Демократизаторе, поскольку отдуваться за поломку дорогой его сердцу указки все равно придется и надо выработать тактику, но Дунаевский его перебил:

– Это потом. Рассказывай про Юлю!

– Дык... я тебе написал...

– Лучше расскажи все в подробностях!

– Чего рассказывать-то! Будто ты не знаешь, что у нас с 11-м «В» развернутые военные действия! Из-за тебя, между прочим! Дергачиха... то есть... Юлия Дергач, думаю, тоже от смеха корчилась, когда ты на линейке, как придурок, об асфальт шандарахнулся!

– Совсем сбрендили, да? Я, конечно, помню, как вы первого сентября о войне говорили, но даже не мог предположить, что эти разговоры всерьез. Да про мое падение уже все забыли. А если и не забыли, то мне ровным счетом на это наплевать! И потом... я же помню, вы и в волейбол у «вэшек» выиграли. Чего вам еще-то от них надо? Кому они мешают?

– Ты просто, Дунай, долго болел... ну с рукой... а потому не в курсе всего, – значительно произнес Ткачев и сплюнул прямо в помойный бачок.

– Ну так введи в курс! – гаркнул Олег, потому что у него уже все дрожало внутри от самых дурных предчувствий. Неужели Юля... Неужели с Юлей... – А ну говори, что тут без меня происходило!

– Да пожалуйста! – легко согласился Ткачев. – Во-первых, эти козлы выиграли у нас кросс!

– И что? Это все?

– Не все! После кросса они выиграли в баскет и в футбол!

– А что ж вы им дали выиграть?!

– А у нас двух лучших игроков не было: тебя и Петьки Быкова, который в другую школу ушел!

– И что ж, вы теперь будете воевать со всеми, кто у вас в спортивных состязаниях выиграет? – изумился Олег.

– Дело не только в этом, – отмахнулся Ткачев. – Одиннадцатый «В» ведет себя нагло и вызывающе, будто они хозяева школы! А кто они такие, чтобы чувствовать себя у нас как дома? Чужаки! Кретины из дебильной 722-й! Ты думаешь, почему их школу закрыли?

– На ремонт...

– Наивный! Выяснилось, что обучение там не соответствует требованиям общероссийских стандартов. А протекающую крышу можно было и летом залатать! Чего-то никто не латал! До сих пор школа стоит мертвяком.

– Ну... даже если и так! Одиннадцатый «В» остается только пожалеть! Им же в институты поступать. Чего вы к ним привязались? Пусть нормально учатся хоть последний год!

– Жалостливый, да? А ты знаешь, что у нас забрали Абрамыча?

Лев Абрамович был математиком. Уникальным. В классах, где он преподавал, отстающих по математике не было. Он непостижимым образом умудрялся из полностью неспособных к точным наукам детей воспитывать твердых троечников, а иногда и хорошистов.

– Как забрали? – удивился Олег.

– А так! Он теперь будет этих дебилов из 11-го «В» в институты готовить! Прикинь? – и Руслан снова послал плевок в помойный бак.

– А почему он не мог взять и нас, и 11-й «В»?

– Ну ты же сам знаешь, какое у Левы здоровье!

Олег знал. Лев Абрамович Фридман был уже очень немолодым человеком и периодически укладывался в больницу, как он сам говорил, для профилактики.

– Сказать, кто у нас ведет математику, или сам догадаешься? – с усмешкой спросил Руслан.

Математику у старшеклассников могла вести еще только Валерия Петровна Полякова, громовая женщина, прозванная за дурной нрав и скандальность Валерьянкой. Истеричная Валерьянка свой предмет вообще-то тоже знала неплохо, а потому Дунаев решил перейти к вопросу, который волновал его гораздо больше.

– А что Юля? В чем она-то провинилась?

– А она, Дунай... – Руслан смерил Олега слегка презрительным взглядом, – девчонка из стана врага, а ты, похоже, на нее запал. Тебе что, наших мало? Аська Бондаренко аж вся усохла от безответной любви к тебе! Утешил бы девочку!

– Не твоего ума дело, кого я стану утешать, а кого нет! – прогремел Олег.

– Не скажи, Олежек! – Ткачев скривился. – Представь, что вдруг в разгар Великой Отечественной войны какой-нибудь... например, командующий фронтом вдруг втрескался бы в Еву Браун?

– В Еву Бра-а-аун... – непонимающе протянул Дунаевский.

– Ну да! В жену Гитлера?

– А в морду хочешь? – прошипел Олег, обеими руками притянув Ткачева к себе за полы джинсовки.

– А я с тобой драться не стану, даже если ты мне и впрямь дашь сейчас в морду. У тебя рука еще плохо действует, – объяснил Руслан. – Знаю, сам ломал в седьмом классе.

Олег с силой оттолкнул от себя Ткачева. Тот ударился спиной о мусорный бак, отлепился от него, проверил, не испачкалась ли сзади джинсовка, поправил съехавшую лямку рюкзака и сказал:

– В общем, так, Дунай! У тебя еще есть возможность выбрать: или мы... класс наш, в общем... или Джульетта твоя из «В»! Но имей в виду: кто не с нами, тот против нас! – И Руслан вразвалочку пошел со школьного двора в сторону своего дома.

Совершенно потерянный Дунаевский остался стоять возле помойки.

Вечера Олег еле дождался. У Юли сегодня не было занятий на курсах, а потому они должны были встретиться у дороги на плотину. Вообще-то в облаке холодных брызг было уже довольно неуютно, но Юля с завидным постоянством тянула его именно туда.

– Почему ты мне ничего не сказала? – набросился Олег на девушку, как только увидел.

– О чем именно? – удивилась она.

– Об этой идиотской войне между нашими классами!

– А разве ты не знал? Вся школа знает. Учителя с нами постоянно воспитательные беседы проводят. Сегодня директриса вместо физики все сорок пять минут нудила о дружбе членов одного коллектива или, как модно сейчас говорить, – одной команды.

– Нет, я, конечно, слышал... но не воспринимал это всерьез! – выкрикнул Олег.

– Вот и врешь! – резко сказала Юля. – Почему же тогда мы с тобой встречаемся только здесь, в этом холодном тумане? Ты ведь не хочешь, чтобы нас видели вместе!

– Ерунда какая... Я думал, тебе тут нравится... – растерялся Олег. – Мы ведь именно здесь познакомились... Да и вообще, если бы все было так, как ты говоришь, я не подошел бы к тебе сегодня в школе!

– Да что такое одна перемена! На других я тебя почему-то не видела! И после уроков сразу исчез...

– Я ушел со второго урока, с истории... – И Олег рассказал Юле, что сегодня с ним приключилось, опуская те детали, которые могли ее обидеть.

– А что было написано в записке Ткачева? – осторожно спросила девушка, когда Дунаевский закончил рассказывать.

– Шут ее знает! Я и не читал ее! Ткач ведь мне все сам рассказал. Впрочем, она у меня, наверно, до сих пор в кармане лежит.

Олег полез в задний карман джинсов и вытащил уже изрядно помятую записку. Прочесть ее можно было, только приблизившись к фонарю, что молодой человек и сделал. Как только прочитал, тут же порвал ее на мелкие кусочки и резким движением подбросил их вверх. Холодный осенний ветер смешал их с брызгами и бросил вниз в пучину воды. К Юле Олег не оборачивался.

– Ты ему веришь? – спросила его в спину девушка, подойдя ближе.

Дунаевский обернулся. На лицо его страшно было смотреть. Мокрое от воды, оно некрасиво кривилось и дергалось.

– Я не знаю, что Ткачев тебе написал, только он это сделал мне назло! – выкрикнула Юля, чтобы заглушить шум воды.