Из дровней выскочил мужичок. Неизвестно для чего ударив кулаком бедную лошаденку, он побежал с нею рядом, вслед за нашими санями. Трепетный свет луны иногда скользил по нем фантастическими пятнами, иногда озарял его явственно и резко. Мужичок поражал убогим своим видом. Одежда его, начиная с шапки и кончая онучами, была одно сплошное лохмотье. Утлые руки болтались вяло и беспомощно. Тонкие, как спички, ноги копотливо переступали по снегу, спотыкаясь и заплетаясь друг за друга. От всего существа его веяло какой-то слабостью и уничижением.

Он на бегу поклонился мне, и по его лицу, в этот миг освещенному луною, расплылась неопределенная улыбка. {315} Он, видимо, очень озяб. Сжатые губы его дрожали, сморщенное в кулачок лицо было бледно. Отсутствие всякой растительности на этом лице придавало ему какой-то бабий вид.

- Чей ты? - спросил я.

- Ась?.. - торопливо отозвался мужичок и побежал рядом с моими санями, от времени до времени хватаясь за задок.

Я повторил вопрос.

- О-ох, чей-то я?.. Вот уж и не умею тебе, матушка, сказать... Чей, чей... - в каком-то раздумье повторил он, - допрежь барские были... Козельского барина, с Козельцев... - и добавил поспешно: - Козельский я мужичок, матушка, козельский... Поплешкой меня звать. Отца - Викторкой, меня - Поплешкой...

- Что же это за имя? - удивился я, - может, дразнят тебя так?

- Нет, зачем дразнить, - настоящее званье: Поплешка. 1

- Чуднoе имя.

- Ох, правда твоя, матушка, - чудён у нас поп... Самовластительный, гордый поп. Это что - Поплешка,- у нас Бутылка есть... Ей-же-ей, матушка, Бутылка!.. Мужик как есть во всех статьях, - и видом, и все, а - Бутылка... О, самовластительный поп. Допрежь того, вот что я тебе скажу, матушка: барин у нас мудёр был. Такой мудрый барин, такой мудрый... Тот, бывало, не станет тебя Иваном аль Петром звать, а как пришли кстины, так и велит попу либо Аполошкой, либо Валеркой кстить... А то вот еще Егешкой кстили. Мудрый был барин!.. Ну, барин перед волей помер - поп замудрил: Поплешка да Бутылка, Солошка да Соломошка, так и заладил...

- Ну, а кроме-то имен ничего себе поп? - поинтересовался я.

- Он ничего себе... В кабале мы у него, матушка! Как лето придет, он нас и забирает: того на покос, того на возку, того на молотьбу... Поп гордый, поп богатый. Поп не то чтоб спуску давать, а всячески в оглобли норовит нашего брата. Свадьба ежели - три десятины ему {316} уберешь; кстины - полнивы; молебен - свезешь ему десятину; похороны ежели - молоти десять дён... Человек тяжелый, немилосердый человек.

- И давно он у вас?

- А давно уж, матушка... Меня кстил, а мне вот двадцать пятый год идет...

В это время луна осветила Поплешку, и лицо его показалось мне очень старым.

- Да ты старик! - невольно воскликнул я.

- А ты как думал, - с некоторой гордостью произнес он, - я женат седьмой год, у меня вон трое детей, матушка, да два дитенка померли летось...

- Ну, вы и не жаловались на своего попа? - спросил я после маленькой паузы.

- На отца Агея?.. Нет, не жаловались, - и, внезапно придя в веселое расположенно духа, добавил: - Хе-хе-хе... А поди-ка пожалуйся на него... Попытайся-ка... Он тебе, брат, таких... Он тебе таких засыпет!.. Нет, нет, матушка, жалоб чтоб не было. Поп он гордый, не любит жалоб.

- Мы довольны, - заметил он после некоторого молчания, - поп он жестокий, а мы им довольны. Он вызволяет нас. Работаешь ему - он рад. Он работу помнит - придешь к нему, сейчас он тебе водки... Добрейший поп!.. Кабак-то у него свой, - таинственным полушепотом добавил он, - попадьин племянник в нем. Племянник - попадьин, а кабак - попов! - И мужичок с лукавством прищурил правый глаз.

Мы помолчали несколько минут, в продолжение которых мужичок, проворно переплетая своими ножками, раза два подлетал к лошадке и бил ее кулаком по морде, причем сердито и отрывисто крякал.

- За что ты ее?

- Э... одер!.. - неопределенно произнес мужик и неизвестно почему рассмеялся жидким, тщедушным смехом. Впрочем, несколько годя, как бы в оправдание, прибавил:

- Замучила, ляда...

- Откуда ты едешь?

- Хутор тут есть, матушка, - оттуда. Чумаковский хутор-то.

- Зачем же?

- Хомуточка, признаться, на шейку добывал... {317}

Поплешка снова рассмеялся.

- Какого хомуточка? - не понял я.

- А работки бы мне. Работки ищу.

- Ну что же, взял?

- Э, нет! Не дали, матушка. Скуп стал Чумаков-купец, не дал работки.

Он несколько помолчал.

- Да, признаться тебе, матушка, бедовое их дело, этих купцов... Знамо, я так рассуждаю - скуп купец. Но только и наш брат мудрен стал... Ты теперь возьми меня вот: лошаденка у меня одна, и тут... - мужичок с какой-то детской злобой замахнулся на лошаденку, отчего она так вся и шарахнулась в сторону, так вся и затрепетала, - работник я один, бабу ежели считать хворая она, ребятишки малы... Вот я летось взял у Чумакова косьбу, а пришло дело, меня и с собаками не отыскали... Ох, мудрен ноне народ стал!

- Отчего же ты не косил?

- Косить как не косить... Косить-то я косил, да только у другого... Другой позверовитей... Другой взял меня прямо из клети да и поставил на полосу: коси, хошь издыхай...

- Да как же ты это?..

- Эка, матушка!.. У двух-то по зиме взята работа, а то еще наемка была - прямо на деньги. Тут взят задаток. Да попу еще... А там сама собой своя нивка осыпается... Бедность-то наша, сокол мой, непокрытая!

- Что ж, и все такие бедняки в вашем селе?

- Ну, нет... Есть дюже поскуднее... Вот у Бутылки, у этого, опричь двух овец, и скотины нету - должно ноне на подушное пойдут. Есть и еще мужички... Есть и такие - окромя рубахи и портков ничего нету... Ну, те уж в батраках. Ох, плохие, матушка, есть жители...

- Что же у вас - земли мало?

- Маловато, маловато. Да мы ее, признаться, и не видим... Раздаем мы землицу-то. Есть у нас такие мужички, - нечего сказать, богатые мужички, они нас выручают: землицу-то за себя берут, а нам деньгами... Много раздают денег.

- Но чем же вы кормитесь?

- Кормимся-то чем? Ох, трудно, матушка, по нонешним временам кормиться... Страсть как трудно!.. Работкой {318} мы больше кормимся... Заберем, бывало, по зиме работку и кормимся. А то опять землю сымаем, у купцов сымаем, у господ... Как хлебушко поспеет - платим за нее. Хорошие деньги платим!.. - И мужичок добавил с легким вздохом: - Ох, трудно кормиться, матушка!

А спустя немного продолжал, впадая в таинственный тон:

- Ты вот что скажи, матушка, купцы-то что затевают... О, великое дело затевают купцы!.. Я вот поехал, признаться... Прошу работки, а Чумаков мне в окно кажет: "Смотри, говорит, Поплешка... Вы у меня, говорит, Поплешка, душу вынули своей работой, - шабаш теперь!" И смотрю я, матушка, в окно и вижу: сметы нет сох наворочено... Сохи, бороны, плуги, телеги... "Это что же, говорю, означает, Праксел Аксеныч?" - "А то, говорит, означает - будет вас бaловать-то... Наберу теперь батраков и шабаш... Мы вас, говорит, скрутим... И я, говорит, завожу батраков, и иные купцы заводят, и господа сох понакупили..." О-ох, хитрый народ купцы!.. "Как же нам-то, говорю, Праксел Аксеныч? Ну, мы в батраки, а детки-то?" Смеется... "Обойдетесь... говорит. Мы, может, говорит, и фабрики заведем - всем работа найдется, не робейте..." - Вот оно что, матушка!.. Робость, какая робость... Робеть нам нечего, но только и хитрый же народ эти купцы! - добавил Поплешка.

- Как же вы теперь жить-то будете без земли и без работы?

- А уж не знаю, как жить... По миру ежели... Да плохая тоже статья стала. Обнудел народ, немилостивый стал, строг... Ходят у нас по миру половина села ходит... Только плохо... А вот я тебе, матушка, скажу: хорошо это купцы удумали - батраков заводить. Заведут себе батраков - как важно работа у них пойдет! Народ - купцы - строгий, хозяйственный народ!..

- Вы-то чем жить будете, вы-то?