- Знаешь, кто я? - спросил его господин Тетерькин, грозно насупливая брови.

- Ба-ари-ин, - пролепетал мальчуган, комкая в руках шапку.

- Барин! - иронически передразнил Аристарх Алексеич, и затем сурово добавил: - Как же ты, негодяй, осмелился по барскому двору в шапке идти, а? (он сделал ударение на словах "барский двор"),

Мальчуган молчал и почесывал одна об другую свои босые ножонки.

- Я тебя, каналью, спрашиваю? - повторил господин Тетерькин.

Мальчуган с озадаченной миной спустил рукав рубашонки, старательно высморкался в этот рукав и - молчал. Аристарх Алексеич долго и пристально глядел на него.

- Ты чей? - спросил он вдруг.

- Михей-ки-ин сы-ин, - дрожащим голоском произнес мальчуган и внимательно стал разглядывать свою громадину-шапку.

Аристарх Алексеич опять пристально и напряженно осмотрел его с ног до головы.

- Так ты Михейкин сын, а?

- Михейки-ин...

- Как же ты не видишь, барин сидит на балконе, а? Михейкин сын безмолвствовал.

- Как же ты, свинья, не замечаешь - сидит барин, и ты ломишься в шапке, а? - настоятельно повторил господин Тетерькин.

Опять безгласие, но прерванное тихим вздохом. {175}

- Балкон, барский дом, сам барин сидит на балконе - и ты, скотина, шапки не ломаешь, а?

Все мы с добрую минуту помолчали. Мальчуган порывисто вздернул штанишки и наклонил голову, отчего волосенки свесились ему на лоб и закрыли глаза.

- Так ты сын Михейкин? - снова спросил господин Тетерькин.

- Сы-и-ин...

- Хм...

Аристарх Алексеич подумал, сделал величественное мановение рукою и отрывисто произнес:

- Пшел вон!

Мальчуган радостно взмахнул волосами, сверкнул исподлобья темными глазенками, на этот раз уже не выражавшими смущения, и, с удивительной поспешностью перебирая пятками, скрылся за амбаром.

Спустя некоторое время по исчезновении Михейкина сына на дворе появился мужик, еще издалека снявший шляпу и подходивший к нам с подобострастной улыбочкой.

- К вашей милости, сударь, пришел! - сладко произнес он, низко и медленно кланяясь.

- Что такое? - важно спросил господин Тетерькин, глядя не на мужика, а куда-то в сторону.

- Да уж не оставьте, сударь, ваша милость... Вы наши отцы... - Мужик насмешливым и быстрым взглядом скользнул по моей фигуре.

- Что нужно?

- Мучицы бы мне, сударь. Мы и то так-то поговорили, поговорили со домашними: господи ты, боже мой, куда же мы опричь своего барина пойдем!.. Кем живем, кем дышим... - Мужик вздохнул благодарным вздохом и слабо кашлянул. - Ужель я к целовальнику пойду! - Нет, я не пойду к целовальнику, а пойду-ка я лучше к сударю-барину, говорю... Авось его барская милость не оставит, не откажет мне в мучице...

Аристарх Алексеич с чувством уверенного в себе достоинства слушал мужика, и слушал до тех пор, пока мужик в некотором изнеможении остановился. И, вероятно, льстивая мужикова речь была по душе господину Тетерькину, ибо вся фигура его как-то величественно напряглась, а лицо даже прояснилось сиянием. {176}

Когда мужичок остановился, господин Тетерькин покровительственно проронил (впрочем, все-таки не сводя своего взгляда с какой-то беспредметной дали):

- Муки тебе?

- Мучицы, сударь... Это точно, что мучицы! - с новой силою воскликнул мужик. - Уж сделайте милость - вы наши отцы...

Аристарх Алексеич затейливой спиралью выпустил дымок и, с подобающим глубокомыслием опять выслушав до конца подобострастную реплику мужика, крикнул:

- Арина!

Явилась Арина и, учинив своими косыми глазами некоторую перепалку с плутовским взглядом мужика, недвижимо подперла притолку и по своему обычаю спрятала руки под передник.

- Есть мука? - спросил ее барин.

- Как не быть муке, батюшка-барин... Муки - слава богу! - Арина говорила нараспев и слегка присюсюкивала.

- Дура-баба, - возразил Тетерькин, надменно передергивая плечами. Знаю - есть мука... Для барского стола, спрашиваю, хватит ли, а?

- Как, поди, не хватить... - Арина вскинула кверху голову и что-то пошептала. - Хватит, батюшка-барин...

- Хм... - Аристарх Алексеич забарабанил пальцами по столу. - Трубку!

Арина исчезла. Мужичок, поникнув головою, неподвижно стоял около балкона.

- Ну, как ты... Как тебя... - свысока проронил господин Тетерькин, что у вас там, как... Вольные вы... ну, как, а? мучицы?.. Жрать нечего, а?..

Мужичок встрепенулся и хотя не нашелся, что отвечать, но в почтительном тоне пустил: "Хе-хе-хе..."

- А? Вольные?.. А мучицы, а?.. Что? - Как тебя... сладко, а?

Мужичок, видимо, смекнул в чем дело; он опять насмешливо и быстро вскинул на меня глазами, и, погладив небольшую бородку свою, произнес:

- Уж это как есть!.. Это вы правильно, сударь, рассудить изволили.

- А? Правильно? - вдруг оживился Аристарх Алексеич и даже взор свой устремил в сторону мужика. {177}

- Чего справедливей! - подхватил мужик, - при господах, аль ноне... Тогда житье было, прямо надо сказать - рай.

- А? Рай? - все более и более оживлялся "барин Листарка". - А теперь мучицы, а?

- Знамо, уж времена пришли... Ноне ему в пору щелоком брюхо полоскать, мужику-то... Ноне он бесперечь без хлеба сидит...

- Без хлеба!.. - радостно воскликнул барин.

- Еще как без хлеба-то! - наставительно протянул мужичок. - По нонешним временам, прямо надо сказать - издыхать мужику: нет-те у мужика ни земли, ни покосу, ни скотины, чтоб...

- А? Ничего нет! - злорадствовал Аристарх Алексеич.

- Ноне у мужика одна нажива - вошь да недоимка...

- Недоимка? А?.. Ну, а прежде, прежде?

- Господи ты боже мой! Как равнять прежние времена... Тогда мне что, тогда я на барщину сходил, по домашности по своей управился что нужно, барину сделал угожденье какое да и завалился к бабе на полати. Только мне и делов!.

- На полати! Ну, а теперь как, а?

Мужичок безнадежно махнул рукой и засмеялся.

- Вчистyю ребятишки перевелись! - воскликнул он.

Арина принесла трубку и снова подперла своим телом притолку. Аристарх Алексеич некоторое время пыхтел молча.

- Так перевелись, говоришь? - наконец спросил он.

- В отделку застряли! - отвечал мужичок.

- Хм... Так мука есть, Арина?

- Как не быть муке, батюшка-барин.

- И для барского стола хватит?

- Хватит, батюшка-барин, за глаза хватит для барского стола.

- Но, а если я вздумал бы дать кому, то как, а?

- И дать ежели надумаетесь, то хватит.

- Хм... Сколько, Власий, тебе муки? - обратился он к мужику.

- Пять пудиков бы мне, сударь... Уж сделайте такую милость. {178}

- Да. Так пять пудиков тебе? Ну, а как прежде, при господах - как, а?

- Где же, сударь!.. Прогневили мы господа бога - это прямо надо сказать...

- А? Прогневили, говоришь?..

Листарка помолчал.

- Ну, дай ему, Арина, - наконец приказал он.

Арина моментально исчезла. Исчез и Власий.

- Вот! - поучительно заметил мне Листарка.

Я промолчал. В молчании прошло с добрых полчаса. Косматые облака стали мало-помалу расползаться, уступая место чистой и веселой синеве. Горячие солнечные лучи обильным потоком брызнули на поля и затрепетали на них сияющими волнами. Воздух был густ и мягок. Над горизонтом узкою лентой стояла какая-то беловатая, тусклая мгла. Дали были окутаны голубоватой дымкою. Парило.

В кустах сирени, точно ножницы в проворных руках артиста-парикмахера, стрекотала какая-то птичка. Соловей умолк; одна горлинка с иволгой наперерыв оглашали садик своими меланхолическими голосами. Лошадь моя, опустив уши, задумчиво поникла мордою и только изредка выходила из этой задумчивости, чтоб отмахнуться хвостом от назойливых, хотя и чрезвычайно маленьких мошек. Седая собака переменила свою наблюдательную позу и в сладком забытьи дремала, важно развалив брюхо. Шершавый щенчишка сидел около дрожек, глядел на колесо и смачно облизывался. Где-то гудели пчелы.