А тогда, в середине 60-х, повторяю, ситуация была прямо противоположная. Родители разговаривали с воспитателями робким и заискивающим тоном:

– Вы извините, но мне мой сын (или дочка) сказал… Я не решаюсь даже повторить… Но, понимаете, я не могу не спросить…

– Да Вы что?! – делает круглые глаза воспитательница. – Как Вы могли даже подумать такое?! Ах, эти дети! Они – такие фантазёры!

Пристыженный родитель уходил, а в группе, когда все собирались, начиналось представление под кодовым названием «Волшебный телевизор».

Усевшись поудобней перед аудиторией, воспитательница обстоятельно, не торопясь, начинала своё выступление:

– Как я уже не раз вам говорила, у меня дома есть волшебный телевизор, с помощью которого я могу видеть всё, что происходит в любом месте. Это значит, что я слежу, как вы себя ведёте не только здесь, но и дома… И вот вчера вечером я, как обычно, переключала свой волшебный телевизор и случайно попала в квартиру такого (или такой-то). И представьте себе, дети, он (она) говорил (говорила) дома, что его (её) здесь обижают и даже бьют. Вы такое когда-нибудь слышали?! Я, например, впервые… Дети, скажите, вас здесь бьют?

– Нет! – дружно отвечали дети, потому что так «надо» было отвечать.

– Вот видите! – разводила руками воспитательница.- Никого не бьют, только его одного. И не стыдно так врать?! А ну-ка, подойди сюда!

Жалобщик понуро брёл на расправу.

– Ну, и что же с тобой теперь делать?! – впивалась в него взглядом воспитательница. – Придётся зашивать тебе рот. Не хотелось, но другого выхода нет… Что значит, не надо? Я просто вынуждена. Иначе ты никогда не перестанешь болтать всякую ерунду и наговаривать на честных людей… Где тут у меня была иголка с ниткой… Ага, вот она… А ну-ка сделай губы вот так… Да не так, а вот так!…

Дело заканчивалось тем, что насмерть перепуганный жалобщик, дрожа и всхлипывая, просил прощения у воспитательницы и клялся, что он больше никогда не будет… Чего не будет? Да вообще ничего!

Так учились мы не доверять собственным родителям.

Но особенно почему-то запомнилась мне такая деталь нашего быта, как «дежурство по тишине».

Нас активно приучали жить в коллективе, поэтому практиковались разные виды дежурств. Но дежурство «по тишине» – это было что-то особенное.

Самым идеальным для наших воспитателей был вариант, когда мы просто сидели на своих местах, ничего не делая, сложив руки на столе или на коленях. При этом, естественно, в комнате должно быть тихо. Только в этом случае воспитательница может позволить себе расслабиться, заняться собой, не опасаясь каких-либо происшествий и непредвиденных ситуаций. Можно спокойно почитать книжку или вообще выйти из комнаты, чтобы поболтать с коллегами на разные семейно-бытовые темы. Вопрос лишь в том, как удержать детей в состоянии полного покоя, не уделяя при этом им внимания. Вот тут-то и помогала такая разновидность детского самоуправления, как дежурство по тишине.

Всё очень просто. Назначенный дежурный ходит между столами и следит, чтобы никто не разговаривал. Понятно, что если подходить к каждому и говорить: «Тихо!», не на каждого это произведёт впечатление. Поэтому лучшим способом было просто бить по губам. Это разрешалось официально, и даже поощрялось.

Не каждый, конечно, годился в дежурные по тишине. Это должен быть достаточно сильный и уверенный в себе индивидуум, не боящийся, что ему отомстят после окончания дежурства.

Таким и был дежуривший в этот день некий Юра Гиров. Шустрый крепыш, заводила в самых шумных играх и свалках, Юра ревностно взялся исполнять обязанности дежурного по тишине. Ещё бы: сам-то он мог свободно разгуливать по комнате и даже, в случае необходимости, разговаривать!

Так что в комнате стояла гробовая тишина, лишь изредка прерывающаяся очередным шлепком по губам. Воспитательницы из других групп специально приходили посмотреть на образцовый порядок, а наша с гордостью всем говорила:

– Когда Гиров дежурит, даже муха не прожужжит!

Образцовый порядок, установленный Юрой, так пришёлся по душе воспитательнице, что она назначала его дежурным и на следующий день. Казалось, вопрос решён раз и навсегда: Юра нашёл себя на этом поприще, и руководство было не против закрепить за ним эту должность навсегда.

Но, увы! Юра не выдержал испытания властью!

На следующий день он не просто ходил между столами. Упиваясь властью, он чрезмерно выпячивал грудь, пританцовывал, корчил уморительные рожи. Он любовался собой и призывал всех, чтобы любовались им. Ему уже мало было того, что его боялись,- он жаждал популярности! Занятая своим делом воспитательница иногда всё же настороженно косилась на Юру, но одёргивать его не стала: тишина в комнате была по-прежнему образцовой.

Развязка наступила перед самым обедом. Из кухни вернулись две девочки, назначенные дежурными по посуде. Принеся с собой тарелки, глубокие и мелкие, чашки для компота, они принялись расставлять всё это по столам. В процессе расстановки они обменялись друг с дружкой парой фраз. В тот же миг к ним подлетел Юра и каждой заехал ладонью по губам.

– Нам можно разговаривать! Мы – тоже дежурные! – возмутились девочки.

Но Юра не слушал никаких аргументов. Он разошёлся не на шутку, и, чем громче девочки роптали, тем сильней и размашистей он бил их по лицу, перескакивая от одной к другой. Подоспевшая воспитательница схватила Юру за руку.

– Садись на место! Нам не нужны такие дежурные, которые бьют других дежурных!

Больше Юре дежурить по тишине не предлагали. Так впервые в жизни я увидел человека, наказанного за превышение полномочий. Наказанного, надо сказать, очень мягко.

Кто-то может сказать: какой-то редкий, уникальный детский сад! Не думаю.

В первом классе нас собралось около сорока человек, все из разных садиков. Дарья Семёновна, наша учительница, на первом уроке долго объясняла, как надо себя вести, что надо обязательно поднимать руку, если хочешь обратиться к учителю. И тут же над партами взметнулась рука.

– Можно, я буду дежурить по тишине? – спросил незнакомый мне мальчик из какого-то другого садика.

Дарья Семёновна, нахмурившись, объяснила, что здесь нам не детский сад, и такие вещи здесь не практикуются.