…Тихонов и его жена Мария Константиновна – очень симпатичные люди, сочувственно отнеслись ко мне и попросили писать, как пойдут дела.

Паустовский и его жена также сердечно нас приняли и просили на обратном пути заехать и отчитаться во всем.

…При немцах дом был превращен в конюшню, а в настоящее время тоже коровник. В Вашем доме живет секретарь РК Старого Крыма Аралев. Я заявил в жилотдел, чтобы они не смели держать корову и сохраняли бы его. Говорили только с женой, весьма хамская тетка».[587]

В 1955-м секретарь райкома сменился, но в домике попрежнему был сарай, хотя жила уже не корова, а куры.

Эти куры первого секретаря Иванова и стали камнем преткновения в долгой тяжбе между Ниной Грин и Старокрымским райкомом партии. Александр Исаевич Солженицын в свое время написал книгу «Бодался теленок с дубом» о своей борьбе с советской системой. Нечто подобное, хотя и в гораздо меньших масштабах, могла бы написать она.

Местные власти уперлись. Им не нравился Грин, относительно которого все было еще недавно, в 1952 году, разъяснено в Большой советской энциклопедии: буржуазный космополит и ницшеанец. Им не нравилась хлопотливая, независимая и состоятельная вдова, не реабилитированная, а только амнистированная, но ведущая себя так, точно за ней стоит какая-то могучая сила. Она ничего не просила, но требовала. После первой растерянности оторопелость от ее настойчивых действий прошла и они перешли в наступление: а вы, собственно, кто такая? Вы на немцев работали!

Проницательный генерал КГБ Ильин, который в то время уже пошел на повышение и из завхоза в Союзе писателей поднялся до должности ответственного секретаря Московского отделения СП, сразу все понял и дал однозначный совет: боритесь за реабилитацию. Обещал помочь сам, но у нее от первых успехов, что ли, от денег, от просто какой-то расслабленности и эйфории закружилась голова. В ней, лагернице с десятилетним стажем, снова заговорила беспечная, доверчивая Тави Тум. Зачем ей какая-то реабилитация, хлопоты, из-за которых надо бросать Старый Крым и ехать в Саратов, искать свидетелей, собирать по крупицам доказательства того, что во время войны она не только не сотрудничала с карательными органами и никого не выдавала, но спасла от расстрела 13 человек, подозреваемых немцами в связях с партизанами, – зачем ей все это, если совесть у нее чиста и если хороших людей больше, чем плохих, и все так любят Александра Степановича. Неужели кто-то может быть всерьез против нее? Да плюс еще за спиной – могущественный орден, государство в государстве – Союз советских писателей и лично Паустовский, Сурков, Федин, Воронков, Прокофьев, питерский профессор Мануйлов да тот же Ильин обещают ей свою поддержку.

«Persona gratissima в нашей стране был у меня и сказал: „Если будут тянуть, сообщите мне, – мы так вздернем, что небо с овчинку покажется“. Но я не хочу этим пользоваться», – писала она одному из своих друзей.[588]

Она махнула на совет генерала рукой, а Ильин настаивать не стал. Ильин замотался, у надзирателя за советскими писателями и без вдовы Грина хватало проблем. Потом он в этом раскаивался, жалел, что не довел дело до конца, потом, когда неснятая судимость Нины Николаевны стала препоной в ее борьбе за музей – все спохватились, но было уже поздно.

Пора массовых реабилитаций заканчивалась, и когда два года спустя, в 1958-м она написала заявление в Генеральную прокуратуру, несмотря на хлопоты Ильина, в деле Нины Грин что-то не сработало и в реабилитации ей отказали.

А война за домик Грина продолжалась. Паустовский вместе с молодым журналистом Станюковичем подготовил фельетон для «Комсомольской правды». В газете сначала ухватились, а потом дали попятную: неудобно было комсомолу на партию наезжать.

Меж тем противная сторона уже брала инициативу в свои руки. Покуда Нина Николаевна добивалась в Москве реабилитации, по Старому Крыму поползли слухи: Грин был брошен женой за два года до смерти и умирал на соломе, во время войны его вдова переливала кровь умервщленных младенцев раненым немцам, а теперь добивается восстановления домика, чтобы организовать в нем шпионскую явку для германского резидента. Все это было набрано типографским способом в виде статьи в райкоме партии и показывалось всем желающим.

И в городе поверили. Не зря когда-то придумал Грин Каперну. Ею стал городок, где он умер в нищете и забвении и где в его жену, бывшую с ним до последнего вздоха, двадцать пять лет спустя бросали камни и палки мальчишки с криками: «Фашистка! Шпионка!»

«Она шла, не ускоряя шаг, глядя прямо перед собой, – рассказывала молодая местная учительница. – Лицо было строгое, скорбное. Я выбегала из дому, разгоняла ребят, стыдила их, даже плакала. Один раз, когда я горько расплакалась, Нина Николаевна сказала: „Ну что ты, девочка, они ведь не виноваты. Их научили“».[589]

В Союзе писателей растерялись, Крымский обком действовал, заваливая Москву разоблачительными письмами. Воронков и Ильин молчали и ничего не отвечали. Ей казалось, что ее снова все бросили, но то было затишье перед спасительной для нее бурей.

В марте 1959 года главным редактором «Литературной газеты» вместо Кочетова стал писатель-фронтовик С. С. Смирнов, и в первом же, подписанном им номере вышел фельетон Ленча «Курица и бессмертие». Это был тот самый случай, когда «Литературка» советских времен полностью оправдала статус независимого издания и куснула партию.

«Больше трех лет вдова Грина, Союз писателей и Литфонд ведут борьбу с Л. Ивановым за домик Грина. Домик этот находится на краю территории, принадлежащей тов. Иванову. Его просят: отдайте под домик Грина всего шесть соток, вам останется достаточно. Но тов. Иванов непреклонен. И старокрымские власти покорно охраняют это категорическое „нет“».[590]

«Это самая вкусная курица, которую я когда-либо ела», – сказала она Ленчу при встрече в Москве, но до победы надо было еще идти и идти.

В Крыму зароптали. Открыто возмущаться статьей в «Литгазете» не посмели, но обком партии закусил удила, Старый Крым оскорбился, и слухи о том, что Нина Николаевна бросила Грина, да и вообще была не жена его, но любовница, снова поползли по Каперне.

Мудрый Ильин знал, что делать. По его совету Нина Николаевна взяла в ЦГАЛИ справку. Текст ее приводит в своей книге Ю. А. Первова и совершенно справедливо пишет о том, что такая справка заслуживает быть процитированной полностью.

«Литературная газета» еще несколько раз давала материал под шапкой «По следам выступлений», в Крыму ими всякий раз пренебрегали, и только после того, как Старый Крым неожиданно перестал быть райцентром и райком партии съехал (если только эта реорганизация не дело рук всемогущего ведомства Ильина), домик Грина Нине Николаевне вернули.